Все это время команда хранит молчание. Но если разгулявшийся ветер все еще не утихомиривается, колдун может продолжать, применяя все более сильные заклинания. Одно из них кончается восклицанием «Тае, тае тае, тае!», повторяющим крик мифологической птицы Пирнир, который означает выражение восторга по поводу наступившего покоя [24, 91-92].
Большинство морских заклинаний представляет собой императивные выражения, которые обращены к дождю, тучам, ветру, волнам. Сила их заключена в том, что их исполнение сопровождается какими-нибудь магическими действиями. Лишь изредка в них всплывают мифологические мотивы, например, дождю говорят: «Пусть твоя мать уйдет под камень и остается там долго, не просыпаясь» [30, 98-99]. {122}
Заклинания против акул и морских свиней, когда те атакуют каноэ, стараясь зацепить аутриггер, отличаются изысканно вежливым набором обращений и обещаниями вознаградить за доброе отношение.
В фольклоре океанийцев можно найти заклинания, уберегающие от водяного смерча и помогающие моряку, потерявшему ориентир.
Особый раздел женской поэзии составляют поэтичные и трогательные плачи по морякам, не вернувшимся из плавания. Иногда это целые небольшие поэмы, в которых горькие чувства утраты сменяются выражением надежды и даже описывается возвращение пропавшего — то ли во сне, то ли наяву. Вот отрывок одного такого плача, по которому можно отчасти судить о стиле целого:
Во сне я вижу его,
Во сне я думаю о том, чтобы отправиться искать его;
Я замышляю переправиться через море;
Я вижу во сне, как пересекаю море Матау.
Я хочу преодолеть волны;
Я молю бога: «Найди моего мальчика. Смотри за ним».
Я думаю, он сбился со своего курса,
И его унесло на края земли [30, 112-114].
На маленьких атоллах никогда не затихает гул моря, люди слышат его всю жизнь. Море для них составляет непременную часть бытия, оно — один из главных источников их существования и предмет неослабевающего интереса.
Своим опытом и искусством мореплавания, глубоко традиционным, уходящим корнями в даль истории, островитяне щедро и, должно быть, не без оснований наделяли прославленных предков, героев многочисленных мифов. Понятно, почему сказания и песни о морских путешествиях дают такой неподражаемый сплав вымысла и правды.
В истории о плавании Купе, одного из великих предков, со всеми подробностями рассказывается, как задумывалось путешествие и с каким тщанием велась к нему подготовка. По традиции каждому новому каноэ давали имя (кстати, имена были и у тесел, которыми работали мастера), постройка их сопровождалась специальными заклинаниями и песнями и окружалась разного рода запретами. В конце рабочего дня главный строитель произносил {123} формулы, освобождавшие мастеров и их инструменты от накопившегося дневного груза. Путь и маршрут указывали предки. Сама подготовка к отплытию обставлялась обрядом, в котором участвовало божество, от его расположения зависел успех дела. Во время обряда происходило подтверждение магических способностей главного путешественника, Купе предупреждал своих спутников, чтобы те ни в коем случае не брали с собой еду — все необходимое обеспечат четыре «демона». Он же обращался к силам мана с просьбой охранять экспедицию.
В мифах лодки — гигантских размеров. Но и в действительности древние каноэ, изготовлявшиеся из целых бревен, были по тем временам крупными сооружениями, предназначенными для долгого плавания и многодневной жизни.
В мифе, о котором идет речь, в лодку входили сорок два человека — все высокие вожди, большую часть имен которых запомнило предание. Теперь пришло время песне. Руаа-нуи, внук Купе, «встал и рассек путь для Маамари» (название каноэ). Заклинательная песня, включающая примерно пятьдесят стихов, исполнялась, пока лодка отходила от берега, и последние стихи были пропеты, когда земля была еще видна. Ее структура, язык, мотивы и образы характерны для произведений подобного рода. Природа предстает потрясаемой фантастическими силами: над всем миром гремит гром и сверкают молнии, они бьют в темноту, вспыхивая на земле и в небесах, раскалывая небесный дом Таихоро и даже священное жилище мифологической рыбы...
Далее следует характеристика некоторых вождей, участников плавания.
В заклинание вплетаются просьбы об обеспечении скорости и спокойного плавания. Чувства людей, оставляющих родную землю ради неизвестного будущего, в такой песне обретают почти космическое выражение: слезы падают из глаз двумя потоками на небесные облака над родными местами.
В этом же мифе заклинатель просит для своего каноэ бурного моря. В ответ появляются необычайной высоты волны, и каноэ, поднятое на них, двигается на гребне, поддерживаемое «демонами».
Очевидно, древние мореплаватели мало рассчитывали на спокойный океан, но искали способов обуздать {124} повседневную стихию и сделать ее союзницей в плаваниях. Предание говорит, что дети в те давние времена пели:
Гигантская волна, длинная волна, волна, подобная горной цепи,
Волна, которая принесла сюда
Нгаа-токи-маатаа-вао-руа [95, 244-245].
Песня, чаще всего заклинательная или ритуальная, неизменно следует за путешественниками. Ее поют, если надо сиять лодку с рифа; она исполняется как просьба к Тангароа; ею завершается успешное плавание и открывается обряд встречи новоприбывших; она звучит на пиру гостеприимства. Вот пример уже не из мифологии, а недавнего вполне реального быта островитян: когда моряки с группы островов Танга (близ Новой Ирландии) приближались к месту высадки, в обычае команды каноэ было исполнение песни, из которой встречавшие на берегу узнавали, сколько свиней в лодке, кто их прислал и кому они предназначаются.
Мы идем из Малендока в Тенквиеи;
С нами три свиньи — два кабана и матка.
Это подарок Буктому от Сумсума! [24, 93].
Одна из самых знаменитых древних морских песен полинезийцев — «Дорога ветров». В сущности, мы вправе назвать ее поэмой, но только с обязательным учетом своеобразия ее структуры. Значительная часть ее богатого содержания не выражена непосредственно в тексте — она скрыта в системе традиционных поэтических и мифологических ассоциаций, порождаемых отдельными образами и мотивами, в широком мифологическом и бытовом контексте, а многое становится объяснимым лишь через тот наивно-исторический комментарий, который сохранило предание. Эта особенность присуща, впрочем, большинству полинезийских песен, которые предполагают со стороны слушателей определенную эстетическую и историческую подготовку и для которых наличие довольно сложного подтекста почти обязательно.
Песня «Дорога ветров» состоит из коротких строф, каждая из которых фиксирует какой-либо момент путешествия. Строфы связываются между собой не повествовательной {125} связью, но прерывистой последовательностью описываемых моментов. Первые строфы говорят о завершении постройки лодки: она лежит почти готовая на земле; широко открыты ворота домашнего эллинга; «волочите ее прямо к берегу». Погружение лодки в воду передано в словах: «О Тане, пей соленое море, отбрасывай свою тень на землю!» Следует затем несколько строф, описывающих процесс оснастки лодки в виде отдаваемых кем-то приказов: пусть встанет мачта, пусть повиснет парус (у него в песне есть имя— «Пена облаков»!) и натянутся подпорки.
За этими относительно скупыми, дискретными описаниями скрывается богатый красочными подробностями и пронизанный системой представлений мир, до каждой мелочи понятный полинезийцу. Начиная с выбора подходящего для лодки дерева, с отведения добавочной площади под посевы для обеспечения едой будущих мастеров, вплоть до спуска готовой лодки на воду все совершается по традиционному ритуалу, все пронизано мифологическими ассоциациями и окутано поэзией. Можно было бы подробно описывать тесла, которые часто имели свои имена, специально украшались, хранились в особых тайниках и о безопасности которых заботились боги. Искусные мастера обставляли свою нелегкую работу множеством ритуалов, заклинаний, жертвоприношений. Выбранное дерево надо было вымолить у бога леса. В одном сказании герой повалил дерево, не спросив богов. Наутро он обнаружил дерево стоящим в своем первозданном виде. Оказалось, что существа, служившие богу леса, спели заклинательную песню, и дерево было восстановлено. Герою пришлось смириться, и тогда за одну ночь он получил прекрасную лодку.
Песня «Дорога ветров» начинается сразу с эпизода спуска лодки на воду. Этот момент для полинезийцев значил очень многое. На берег приходили все, кто мог, устраивали настоящий праздник, работа по спуску сопровождалась обращениями к богам с просьбами о помощи. Обряд «крещения» состоял в том, что лодку заставляли хлебнуть морской воды. Именно к этому торжественному и очень значимому для всей дальнейшей судьбы лодки ритуалу относятся слова песни: «О Тане, пей соленое море...». Лодка, хлебнувшая морской волны, считалась посвященной богу Тане. Сделанное по всем правилам и {126} спущенное на воду по ритуалу каноэ рассматривалось как собственность Тане. Этому богу адресованы многие строфы в разных морских песнях: мастера просят его положить их тесло в священное место, чтобы оно стало легким в руках; скрепляя борта бечевой, они же просят Тане затянуть ее потуже и сделать как можно более прочной.
Ритуалу, связанному с началом плавания, в песне «Дорога ветров» посвящены всего две строфы: рулевому предлагается облачиться в полагающийся ему наряд и встать к рулевому веслу. Выбор этого момента не случаен. Рулевому веслу полинезийские мореплаватели придавали особое значение. В мифах о героических походах такие весла носили свои имена. Весло бога Рехуа называлось «Блеск молнии».
Знаменитое каноэ «Аотеа», воспетое в эпосе, имело два рулевых весла, которые назывались «Те Рокуофити» и «Кауту-ки-те-ранги». Первая строфа песни была обращена к «Те Рокуофити», и гордость моряков старых времен, умевших поиграть гигантским веслом, передавалась в ней: