Стремительный взмах и бросок вперед,
Быстрый удар и толчок назад,
Взмах со свистом, кружащиеся водовороты,
пенящаяся белизна кильватера
И брызги, падающие с моего весла [82, 47-48].
О том, что значило рулевое весло для успеха плавания, говорила следующая строфа:
Рукоять моего рулевого весла рвется к действию,
Имя моего весла — Кауту-ки-те-ранги.
Оно ведет меня к туманному, неясному горизонту,
К горизонту, который расстилается перед нами,
К горизонту, который вечно убегает,
К горизонту, который вечно надвигается,
К горизонту, который внушает сомнения,
К горизонту, который вселяет ужас.
Это горизонт с неведомой силой,
Горизонт, за который еще никто не проникал.
Над нами — нависающие небеса,
Под нами — бушующее море.
Впереди — неизведанный путь,
По нему должна плыть наша ладья [14, 36-44]. {127}
В качестве рулевого обычно выступал организатор и руководитель плавания, вождь или мифологический герой. Он вел судно вперед, ободрял команду, замечал все опасности.
Строфа о Пату-рулевом кончается словами рефрена «Будь опоясан!» Рулевые носили особые пояса, выделявшие их, служившие знаком их власти и силы. В одном мифе великий мореплаватель Ру восклицает: «Разве я не опоясан алым поясом, который подобает носить вождям!»
«Направляй весло!» — этими словами припева начинается, собственно, часть песни, посвященная плаванию.
Опять всего несколько строф, рисующих типовые картины морского плавания и с удивительной силой передающих безбрежность океана, заброшенность путешественников и их неудержимую решимость двигаться вперед, пренебрегая опасностью:
Лети под парусом, лети далеко, в древние моря...
Летающие рыбы едва касаются беспорядочных воли...
Корабль идет сквозь орошающие его водяные брызги...
Его правый борт светится белым в облаке пены...
Корабль... колотимый большими волнами далеко от земли.
Повествовательность здесь уступает место зрительным картинам, которые, однако, полны динамики; происходит словно смена движущихся в пространстве кадров, выхватывающих что-то самое существенное, эмоционально напряженное. Вместе с тем в этой смене кадров неощутимо движение во времени: плавание могло длиться многие недели, но песня этого никак не фиксирует.
Тот же принцип кадрированной избирательности обнаруживает себя и в заключительных строфах, относящихся к окончанию плавания. Сначала две строфы о том, что мореплаватели, кажется, видят в облаках горные пики родной Гавайки. И тут же — строфы, отмечающие важнейшие моменты конца путешествия:
Плавно двигаясь, мчись сквозь святой проход;
Выбрасывай якорь в бухте Аватеа.
В финале — кадры встречи: танцуют молодые и старые; лицо прижимается к дорогому лицу; промокшие {128} пояса (путешественников) сохнут на ветерке в священной земле Хенуа-Кура.
Представление о песне будет существенно неполным, если не сказать о том, что в ней есть пролог, частично повторяемый в виде припева после каждой строфы. Пролог этот — эмоциональный ключ ко всей песне. Он передает упоение, рождаемое от победной встречи с океаном, от непрерывной борьбы с волнами, ощущение единства лодки и волны.
...Вздымайся! Вперед под ветром — рассекай волну,
О! Качайся вверх — качайся вниз, Йо-хо!
Иди бурля — оседлай волну,
О! Качайся вверх — опускайся вниз, Йо-хо! Йо-хо-о-о! [77].
В океанийском фольклоре известно несколько основных типов песен мореплавателей. «Дорога ветров» представляет тип «чистой песни», «исторической» — в восприятии самих полинезийцев — песни, закрепляющей в специфической образной форме память поколений о былых плаваниях, о предках-путешественниках, о священной земле Хенуа-Кура, о героических страницах морской истории. В этом смысле данная песня приближается к эпическим, хотя по своему характеру она не может быть строго отнесена к эпосу. Мы уже могли убедиться, что и собственно эпические песни часто включают мотивы героического мореплавания. Другие же распространенные типы песен на темы морских путешествий ведут нас к магическо-ритуальной практике и мифам. Многие песни, как мы уже видели, представляют собой заклинания, относящиеся к разным моментам изготовления и оснащения лодок, к подготовке плавания, к борьбе со стихиями, к обеспечению безопасности от бурь, от акул и т. п.
Естественно, в песнях мореплавателей постоянно описываются либо просто упоминаются далекие чужие земли, и в этих рассказах неизменно сплетаются мифология и история. О Кахики говорится, что это земля, расположенная где-то в обширном океане. На ней некогда обитал знаменитый гавайский вождь Олопана. Здесь живут люди, говорящие на чужом языке, они взобрались на «небесный гребень», топчутся там и смотрят вниз. На Кахики живет белый человек, и он подобен богу [16, 69]. {129}
В некоторых гавайских песнях Кахики идентифицируется с Таити.
В песенную форму облечена легенда о плавающих островах.
Вот он — Плавучий остров, быстро бегущая земля.
Готовая отправиться в путешествие к далекому берегу Хива ну и,
Великой земли темноты. Стаи птиц, кружащиеся над облаками, следуют за плывущими по земле своими тенями.
Исчезающий остров подобен перелетной птице,
Неуклонно следующей своим путем
И неожиданно бросающейся в струю ветра [22, 75].
В океанийских мифах на самые различные темы песни постоянно присутствуют в виде вставок, задерживающих повествование: герои обращаются к мифологическим существам за поддержкой, заклинают различные силы природы, выражают свои душевные состояния.
В одном мифе предводитель мореплавателей Ру, чтобы прекратить многодневную бурю, обращается, стоя во весь рост в лодке, к богу Тангароа:
О Тангароа, в безбрежном пространстве
Разгони ты дневные тучи,
Разгони ты ночные тучи,
Пусть увидит Ру звезды па небе,
Чтобы привели они его в страну его желаний [14, 88].
Но песня в составе мифа не обязательно несет заклинательный смысл. Иногда она появляется в моменты наивысшего эмоционального напряжения, когда герою надо сообщить о чем-то необычайно важном. В мифе об открытии островов уже знакомый нам герой-мореплаватель Ру в форме песни сообщает своим спутникам о каждом новом острове, например:
Это Порапора; пусть он называется отныне
Порапора великий перворожденный.
Порапора с флотом, нападающим с двух сторон,
Порапора с тихими бесшумными веслами, {130}
Порапора с розовыми листьями,
Порапора — сокрушитель кораблей.
Характеристика острову дана в мифе «наперед»: позднее его жители отличались набегами на соседей; они обертывали весла своих лодок в древесную кору, чтобы заглушить плеск [14, 79].
В большей части морских песен независимо от типа, к которому они относятся, мы находим образы и поэтические фигуры, поражающие и восхищающие наше чувство особенной силой, грандиозным размахом и напряжением, передающие величавость, отсутствие покоя, динамику борьбы. Песни эти о мире, полном потрясений, перемен и открытий.
Глава VI. Героические племенные песни
1
Во всех рассмотренных эпических циклах прослеживается вполне отчетливо характерная структурная особенность: дискретность, неполнота и сюжетная нечеткость, ориентация на параллельно существующие либо предполагаемые полные и сюжетно более определенные повествования.
Между тем в океанийском фольклоре есть и другие, структурно более развитые и внутренне завершенные виды героического эпоса. В этом плане особенный интерес представляет цикл фиджийских песен, записанный американским этнологом Б. X. Квейном на острове Вануа-Леву в 30-х годах нашего столетия [72]. Фиджи — громадный архипелаг, на котором люди появились полтора-два тысячелетия назад. Население здесь в основном меланезийское, но со значительной долей полинезийцев. Фиджийскую культуру иногда рассматривают как промежуточную между меланезийской и полинезийской. Во всяком случае, определенно зафиксированы и давние и более поздние связи островов Фиджи с центрами Западной Полинезии — Самоа и Тонга. Европейцы застали фиджийцев на стадии разложения первобытнообщинного строя, когда шел процесс имущественного расслоения общества, происходили переселения племенных групп с острова на остров, возникали ранние политические образования и межплеменные кровопролитные столкновения были обычным делом. В этих исторических условиях развитие героического эпоса представляется закономерным. Столь же естественно, что в эпосе этом реальный исторический фон сливается с мифологическим и в значительной степени подчиняется ему.
Согласно преданию, поддерживающему уверенность самих фиджийцев в достоверности эпической истории, некогда группа вождей переселилась с острова Вити-Леву на Вануа-Леву. Племя это, равно как и место его {132} обитания, носило название Сьетура. Само это слово знатоки эпоса и легендарной истории переводили как «бегство вождей». Оно закрепилось как общее название эпического цикла. Песни повествуют о событиях героического прошлого племени. Их обозначают как сере дина — правдивые песни.
Характерно, что одни и те же персонажи действуют в эпических песнях и в рассказах: этиологических, мифологических быличках, преданиях. Есть даже тематически близкие произведения, например, песне о походе героев на остров Ротума соответствует предание «Взятие крепости Ватулака». Можно сказать, что эпические песни и значительная часть рассказов связаны тем, что повествуют об одном героическом времени, которое характеризуется определенной системой отношений и определенным составом «исторических» персонажей. Важнейшая особенность этого эпического времени — непосредственное общение вождей с первопредками, родоначальниками. Время действия в эпосе фиджи — это время первопредков, великих вождей и героев.