В этом отношении поэзия ранних земледельцев Океании сродни обрядовым песням-заклинаниям народов Европы, хотя их и разделяют немалые пространства и целые стадии исторического развития.{21}
К периоду снятия урожая приурочиваются не только единичные действия и магические акты на огородах и в деревне, но и большие, подчас грандиозные по масштабам и числу участников ритуальные празднества и церемонии, длящиеся по много дней. Поскольку содержание их сложнее, чем успешное завершение огородного сезона, и заключает массу сюжетов мифологического и легендарно-исторического плана и разносторонне связано со многими сторонами папуасского быта, рассказ об этих церемониях должен будет занять особое место в другой главе.
2
Рыбная ловля с лодок — в лагуне, возле рифов или в открытом океане, преимущественно сетями разных типов — требовала от островитян большого, хорошо отработанного мастерства и, как они сами считали, обязательного применения разного рода магических средств, в том числе специальных заклинаний и песен.
На многих островах Полинезии рыбаки устанавливали на носах лодок деревянные изображения бога рыболовства — большеголового, с огромными глазами, ртом и ушами, коротконогого и приземистого. Ему приносили жертвы и к нему обращались с заклинаниями. Для каждого вида ловли, часто для разных пород рыб песни были свои, особые. Впрочем, набор магических пожеланий и требований был в общем однотипным.
Апи (вид рыбы), черная апи и белая апи,
Собирайтесь вместе и делите поживу,
Глотайте быстро, глотайте быстро, глотайте быстро,
Поворачивайте свой хвост,
Кусайте головку крючка,
Набрасывайтесь на него [39, 202].
На ловлю летающих рыб выходили на ночь и, пока ждали луну, пели любовные песни. С приходом темноты выбирали место, и один из сидящих в лодке запевал «специальную» песню, в которой были и призыв к каждому испытать свое счастье, и вера в успех ночного дела. Песня, как всегда, опережала реальный ход событий: в рефрене, {22} исполняемом всеми рыбаками, пелось:
Каждый должен ловить.
Наполняйте все ваши каноэ,
Наполняйте их до верха
И делите добычу между всеми [87, 567].
В песне рыбак словно бы ведет разговор с летающей рыбой, приманивая, завлекая ее на крючки с приманкой.
Иди, летающая рыба. Иди хватай мои крючки.
Не мешкай, сейчас же. Иди прямо.
Поторопись, прежде чем солнце поднимется
И распустятся красные бутоны гериоу.
Вверх и вниз плавает зацепившая крючок рыба.
Они поднимаются к крючку,
Потом вылетают из воды.
Приблизься к поверхности,
Так чтобы я мог схватить тебя!
Плохо, когда всего две приманки,
Хорошо, когда их двадцать [30, 153].
Интересны песни с атолла Капингамаранги, относящиеся к ловле сетями типа бредней. Сами сети назывались птичьими, потому что над участком, окруженным такими сетями, всегда парили стаи птиц. Строчки этих коротких песен содержали обычно либо указания рыбакам (наблюдать за морским дном и рифом, приналечь на весла, осуществить какой-нибудь маневр), либо сжатые описания совершаемых действий. Песни исполнялись сериями и варьировались в зависимости от обстоятельств. Была, в частности, песня, предусматривавшая неудачу экспедиции:
В прежние (другие) времена был дележ,
На этот раз никакого дележа не будет,
Все стоят в ожидании на берегу,
Но нам нечего принести домой.
Одна из функций песен, связанных с ловлей сетями, — предохранить тех, кому приходится лезть в воду, от {23} морских ежей, моллюсков, угрей или акул.
Когда мы ступаем в воду из каноэ,
Наблюдайте за нашими шагами.
И когда мы влезаем назад в каноэ,
Смотрите, чтобы эти существа были мертвые.
Здесь не вполне ясно, кому адресуются просьбы — к товарищам, сидящим в лодках, либо к неким силам, покровительствующим ловцам.
В совокупности все эти песни дают выразительную картину напряженного труда рыбаков, полного поисков, совместных усилий, опасностей, подстерегающих на каждом шагу, радостей или разочарований... Это поэзия действительности, поэзия повседневных реальных дел и переживаний [37, 326-329].
Установка на реальность и точность описаний дает себя знать в образных характеристиках тех видов рыб или морских животных, ловлей которых заняты в данный момент люди: «красные, слегка окрашенные морские крабы», «длинноногие сухопутные крабы», «моллюски, укрывшиеся в своих створках»... Образная конкретность связана с функциональным назначением песен: ведь при неопределенности описаний от них будет мало пользы [81, 212].
На атолле Тикопиа ребятишки в часы отлива выходят на риф, кладут приманку возле щелей, в которых прячутся крабы, поигрывают ею и напевают:
Рукуруку, рукуруку (это название мелкого рифового краба)!
Да поразит тебя!
Выходи и ешь,
Откуда бы ты ни полз,
Выползай из рифа.
Считается, что крабы «слышат формулу», и если с началом песни покажется один, то к концу ее выползет множество [39, 202].
Специальные песни и заклинания посвящены ловле акул — занятию тяжелому и далеко не безопасному.
На острове Раротонга рыбаки обращаются в таких случаях со стихотворным заклинанием к самому богу Тангароа:
О Тангароа! Вот наша с тобой акула!
Подними ее, {24}
Подними ее к небесам.
А, а, вот она двигается,
О, о, она поднимается.
Фраза — тити такере таверети — имитирует звучание деревянного гонга, сопровождающего пение, и закрепляет успех дела [81, 241].
Если акула следует за каноэ, специальная формула наговаривается на копье, смазанное известью, и копье бросают:
Я бросаю копье в сторону берега,
Эта акула умрет в глубокой пучине.
Я бросаю копье в сторону моря,
Эта акула умрет в глубине моря.
Умри в глубокой пучине, умри в глубине моря.
Дайте мне копье, друзья!
Я проткну акулу, что преследует нас! [43, 258].
В некоторых случаях этнографам удалось зафиксировать целые ритуальные комплексы, связанные с ловлей рыбы. У полинезийцев Тикопиа был тщательно разработанный культ бонито — рыбы, особенно ценившейся, поймать которую было делом престижа для рыбаков. На ловлю бонито выходили специально, обставляя выход некоторыми обрядами, запретами. Рыбак снимал все украшения, надевал новую набедренную повязку, натирал плечи, грудь, руки, ноги ароматными листьями, бормоча при этом формулу привлечения бонито. Считалось, что в этом случае рыбаку покровительствует особый дух. В море место скопления бонито узнают по кружению птиц над ним. Подход к нему тоже сопровождается формулами. Но самое интересное в фольклорном плане происходит, когда рыбак наживляет крючок и ставит удочку. Специальный крючок для ловли бонито — из части раковины моллюска или перламутра с зубцом из панциря черепахи — называется па ату. У него есть также метафорическое название — малили, по имени маленькой белой рыбки, которой питается бонито. Крючок очень ценится и считается собственностью вождей. Утрату крючка рассматривают как настоящую беду. Особого умения требует прикрепление зубца к основной части. Считается, что этому в свое время научили людей боги. Если связь будет сделана неверно, {25} рыба уйдет вместо с зубцом. То же самое случится, если неверно будет исполнено заклинание. Поэтому центральной фигурой большого поэтического заклинания является «Божество закрепления».
Божество закрепления!
Твое тело упадет рядом с бонито.
Великолепный малый,
Он поменяется с рыболовной снастью твоего каноэ.
Е, е! Как долго его тащили.
Кто мешает, оттолкни его к корме
И обрати к твоему украшению на носу лодки,
К твоему украшению из цветов франгипани.
Он протащился к правому борту,
Куси бонито с этой стороны!
Божество закрепления!
Лодки вернутся назад,
Выбери для себя, что нужно из мяса бонито,
Из изогнувшегося бонито и распрямившегося бонито.
Крепко держи свою удочку,
Иначе бонито перевернет каноэ.
Лодки собираются вернуться,
Разбросай для себя мясо бонито.
Сделай так, чтобы мы кричали, исполненные благодарности.
Черное тело, куси бонито!..
Куси бонито с этой стороны лодки Тероитеата.
Замечательна в этом заклинании последовательная поэтическая персонификация и рыбы бонито, и рыболовных снастей, одновременно воплощающих божество, и всех отработанных операций ловли.
Бонито называется здесь «великолепным малым», а момент его поимки трактуется как обмен-жертва: божество «дарит» ему крючок, а рыба «дарит» себя.
Само божество одновременно в глазах рыболовов воплощает и фантастические силы, требующие от людей и просьб, и жертв, а вместе с тем и их собственное искусство [40, 542-551].
На южном побережье Новой Гвинеи папуасы охотились на дюгоней и гигантских черепах. Для такой охоты, которая происходила с помощью гарпунов, они сооружали на краю рифовой площадки специальные платформы. Здесь {26} совершали обряд, посвященный мифологическим героям Соидо и Пекаи (о них подробнее см. гл. 4). Охотник привязывал к столбу платформы женскую юбку, которая должна была символизировать Пекаи, и обращался с песней к дюгони, воплощавшей Соидо: «Соидо, приходи, Пекаи ждет тебя здесь» [58, 132].
Накануне начала охоты какой-нибудь старик идет к платформе на закате, насыпает массу фруктов и произносит заклинание: пусть побольше дюгоней придет есть фрукты; сколько людей он соберет сейчас в деревне (все упоминаются поименно), столько дюгоней и черепах соберется завтра. Потом старик поет, повторяя одну фразу «Вот по воде приходит дюгонь», и обращается за помощью к мифологическим существам [58, 130].