Кстати, вскоре после новосибирского фестиваля, буквально недели через две, проявил себя загадочный четвертый микрофон: началась полоса неприятностей. Задела она и нас, и других участников смотра самодеятельной песни — у меня, например, закрыли две уже принятые книги. Но, насколько помню, никто ни о чем не пожалел. В конце концов за все положено платить. Ведь целую неделю мы были свободными людьми. Нам выпало счастье участвовать в последнем, предельно нерасчетливом и, возможно, именно потому удачном арьергардном бою “оттепели” — впрочем, может быть, это была первая атака еще далекой перестройки? А главное, мы надышались поэзией Галича на многие годы вперед.
Я уже написал, что новосибирский праздник вольной песни сыграл особую роль в жизни Галича. Да, вот так вышло, что это было единственное — подумать только, единственное! — его публичное официальное выступление на Родине. Первое и последнее. Лишь один свободный глоток воздуха перепал великому барду в любимой стране…»[23]
Репрессии в отношении Александра Аркадьевича начались, как известно, в начале семидесятых. Большинство исследователей склоняются к мысли, что последней каплей в чаше терпения властей и стало то выступление Галича в Новосибирске. Однако некоторыми высказывается и другая точка зрения.
«Существует версия, что гонения начались после легендарного сибирского концерта в 1968 году. Тогда он исполнил песню памяти Пастернака. И весь зал — более тысячи человек! — встал. Однако за то выступление Галича лишь пожурили в Союзе писателей, — пишет в интервью с Аленой Галич корреспондентка О. Барциц[24]. — Серьезные проблемы у поэта возникли позднее, когда его стихи были изданы за границей — в те времена это считалось страшным преступлением. Но советским властям не было дела до того, что сам автор понятия не имел о той злополучной публикации. Даже его биографию западные составители банально переврали — и не потрудились проверить ошибочные сведения.
Как бы там ни было, этот снежный ком уже нельзя было остановить. Масла в огонь подлил и член политбюро Дмитрий Полянский. Его дочь вышла замуж за актера Ивана Дыховичного. На свадьбе молодежь включила записи Галича. Полянский быстренько накатал донос на “зарвавшегося” барда. В Союзе писателей тут же состоялось заседание. На повестке дня стоял вопрос о моральном облике писателя Александра Галича — голосовали за исключение. Опальному поэту платили крошечную пенсию — пятьдесят четыре рубля, неоднократно пытаясь лишить его и этих, в сущности, жалких грошей. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, Галич был вынужден распродавать свою библиотеку. Вскоре судьба приготовила ему новый удар — исключение из Союза кинематографистов…»
Если вы прочитали главу «Одесские песни» по просьбе ЦК КПСС», то наверняка помните имя высокопоставленного советского деятеля Д. С. Полянского.
В монографии Марка Цыбульского «Жизнь и путешествия Высоцкого» (которую я настоятельно рекомендую каждому) в главе «Высоцкий и Галич» о случае на свадьбе дочери члена политбюро говорится более подробно и приводится цитата из книги некоего Х. Смита «Русские»: «Падение Галича началось с вечеринки в декабре 1971 года, на которой он даже не пел. По словам Галича, Высоцкий пел его песни на свадьбе актера Ивана Дыховичного, женившегося на Ольге Полянской, дочери члена политбюро. Полянский, имеющий репутацию консерватора, усмехался, слушая песни Высоцкого, но пришел в ярость, услыхав острые сатиры Галича… По словам Галича, Полянский в тот же день позвонил Петру Демичеву, главному партийному надзирателю за культурой, и через десять дней, 29 декабря, Галич был исключен из Союза писателей за пропаганду сионизма, поощрение эмиграции в Израиль и отказ осудить издание своих песен на Западе».
Продолжает М. Цыбульский:
«За разъяснениями я обратился к И. Дыховичному. “Это такая глупость, такой бред. Ну, трудно себе представить просто! Володя пел на моей свадьбе, но пел он свои песни, а не Галича…” — сказал актер в телефонной беседе. Петь песни Галича в присутствии члена политбюро — это уже не глупость, а подлость. Представить, что Высоцкий был на такое способен, разумеется, невозможно».
Добавлю и я «пару копеек» в этот спор. Во-первых, прав Марк Цыбульский: представить Высоцкого, так откровенно «подставляющего» Галича, невероятно трудно. Хотя и не было особой дружбы между бардами, но и никакой жесткой конфронтации также не наблюдалось — существовали в одно время, но параллельно.
Во-вторых, «имеющий репутацию консерватора Полянский», как мы помним из интервью с А. Фарбером, что-то не очень этой репутации соответствовал, скорее, наоборот, на фоне тогдашних «серых партийных кардиналов» он выглядел чуть ли не либералом. Дополнительным аргументом непричастности Полянского к репрессиям против Галича служит известный сегодня факт: «В квартире члена политбюро Дмитрия Степановича Полянского проходили “квартирники” (!) Михаила Жванецкого», — пишет Н. Сведовая в «НГ» от 18 июня 2007 года.
И, в-третьих, при всей мощи советской карательной машины ни в жизнь не собрались бы бюрократы из писательского союза на заседание за неделю до Нового года. Очевидно, что решение «по Галичу» готовилось в верхах давно и основательно, а 29 декабря его лишь шустро, под шумок воплотили в жизнь. Причем не соблюдая даже видимости закона — выступившие «за» и «против» разделились ровно пополам.
Что же известно нам об отношениях Галича и Высоцкого? Если и не дружили два гения, то, может, хотя бы общались по-приятельски? К сожалению, достоверной информации мало.
Начнем с того, что Владимир Семенович был на двадцать лет моложе Александра Аркадьевича. В начале 60-х, когда записи «блатных» песен в исполнении малоизвестного актера Высоцкого расходились в копиях под псевдонимом «Сергей Кулешов», Галич уже был признанным советским драматургом с именем и положением в обществе.
Но судьба все же сводила их несколько раз, и тому есть свидетельства.
Первая встреча случилась в 1959 году, на репетиции пьесы Галича «Матросская тишина» будущими актерами театра «Современник».
Вторая — на квартире вдовы поэта Бориса Пастернака, О. Ивинской, где весь вечер они пели друг другу свои песни.
Осенью 1968-го года Высоцкий даже приходил домой к Галичу показать свою новую песню «Протопи ты мне баньку по-белому».
Тем не менее исследователи жизни и творчества Высоцкого утверждают, что Владимир не очень стремился к общению с диссидентствующим мэтром, так как сам таковым не являлся и позиции, занятой Галичем, чурался. Говорят, оба поэта не раз критически высказывались о творчестве друг друга. Из репертуара Галича Высоцкий, по воспоминаниям современников, исполнял всего лишь две песни — «Чувствуем с напарником: ну и ну…» и «Тонечку».
Первое и последнее легальное выступление Галича-барда на советской сцене состоялось, как мы помним, в марте 1968 года на новосибирском фестивале песенной поэзии, куда не приехали ни Высоцкий, ни Окуджава, ни Ким, ни Анчаров, ограничившиеся лишь «приветами».
В дальнейшем и у Высоцкого, и у Галича состоялось в Париже ровно по три концерта. Кстати, первый концерт Владимира Высоцкого в Париже состоялся 15 декабря 1977 года, в день смерти Александра Аркадьевича. Как вспоминает Михаил Шемякин, Высоцкому на сцену прислали записку с известием о трагедии и попросили сказать несколько слов о покойном. Высоцкий на записку не ответил.
В 1973 году Александра Галича вызвали в КГБ. Там ему предложили покинуть СССР и выдали израильскую визу. Но в Израиль он не поехал — вмешались норвежские власти. Дело в том, что Галич неоднократно читал в Норвегии лекции о Станиславском. Узнав, что Галич попал в опалу, норвежцы оформили ему и его жене «нансеновские паспорта» (удостоверение личности, заменявшее документы для беженцев и дававшее право на въезд практически в любую точку мира).
Незадолго до отъезда из России Галич принял православие. Его крестил отец Александр Мень.
В Осло поэт прожил около года, потом перебрался в Мюнхен, а затем — в Париж. В общей сложности он провел за границей три с половиной года. Здесь вышло несколько его книг и виниловых дисков, одна из пластинок под названием «Крик шепотом» была выпущена небезызвестным ультраантисоветским издательством «Посев» как приложение к сборнику стихов «Когда я вернусь» и предназначалась для бесплатного распространения на территории СССР.
Обстоятельства смерти изгнанного Художника до сих пор во многом остаются загадкой, окончательно «парижское дело» о смерти Александра Галича будет открыто для рассмотрения только 15 декабря 2027 года.
«Французская зима бесснежна и не слишком холодна. По крайней мере по русским меркам. Ангелина, жена поэта-диссидента Александра Галича, накинула лишь легкое пальто и выбежала из дома в магазинчик по соседству. Вернувшись минут через пятнадцать, она окликнула мужа. Молчание. Женщина вошла в комнату — и закричала от ужаса: в дальнем углу, упершись ногами в батарею, лежал мертвый хозяин дома. В его обугленных руках была крепко зажата антенна радиоприемника.
Эта трагедия случилась в Париже 15 декабря 1977 года. Имя погибшего эмигранта ничего не говорило французским полицейским. Да и как они могли знать, что на родине — в СССР — Александр Галич был легендой?
В Париже он вел авторскую программу на радио “Свобода” — называлась она “У микрофона Галич”. Александр прослушивал советские передачи, а на следующий день комментировал их для тех, кто желал знать правду о происходящем в СССР. Во Франции радиоволны из-за “железного занавеса” ловились очень плохо, поэтому Галич пользовался дополнительной антенной. Она-то и сыграла в его судьбе роковую роль.
“Не захотев подождать кого-нибудь, кто мог бы правильно подсоединить антенну, Александр Аркадьевич сам стал втыкать ее вилку в гнездо… Согнул шпеньки вилки плоскогубцами, пытаясь уменьшить расстояние между ними, и воткнул в гнездо, которое оказалось под током, то есть вовсе было не предназначено для антенны (по черным полосам на ладонях было ясно: он взялся обеими руками за рога антенны, чтобы ее повернуть…). Сердце, перенесшее не один инфаркт, не выдержало 220 вольт”, —