— Ноги были. И, кстати, без носков. Это я помню.
— Что еще? — спросил Николай и предложил: — Давайте вспоминать вместе. В прихожей горел свет?
— Там было темно.
— Как же вы смогли рассмотреть кроссовки?
— В комнате свет горел. — Анна сжала пальцами виски: — И вот еще что… Мы говорили с Куприяновым по телефону сегодня. Он просил приехать попозже, к шести.
— Почему?
— Сказал, ждет гостей. Нужно проверить входящие звонки со вчерашнего вечера.
— Зачем?
— Еще вчера Куприянов никого не ждал. В телефонном разговоре сказал, что весь день свободен. Что-то изменилось между моими двумя звонками ему. Скорее всего, Куприянову позвонили. Нужно выяснить кто.
Николай вынул из кармана блокнот и приготовил ручку:
— Во сколько говорили сегодня?
— В три.
Он сделал запись, потом спросил:
— Надеюсь, в доме вы ничего не трогали?
— Во‐первых, я открывала дверь, во‐вторых, нажимала кнопку звонка. В‐третьих, я была у Куприянова за день до этого и перетрогала массу вещей. Так что, не рассчитывайте, что моих отпечатков в доме не будет.
— По крайней мере, когда объявится Зотов, мы сможем все объяснить.
— А потом?
— Потом будет видно. — Крякнув, Клейменов поднялся со стула и направился к двери: — Спать не ложитесь. Чуть позже вам принесут бадягу.
— Не стоит беспокоиться. Она теперь уж вряд ли поможет. — Анна встала и взглянула в зеркало: — Боже мой, какой ужас…
Николай прошел до двери и вдруг обернулся:
— Как называется ваша новая книга?
— «Песня черного ангела», — сказала Анна и поинтересовалась: — А что?
— О чем в ней говорится?
— О гибели хорошего человека и подлости окружающих.
— Вы поспешили, — Клейменов покачал головой.
— Почему? — удивилась Анна.
— Название подошло бы книге про Каратанову. — Он открыл дверь и, прежде чем выйти, сказал: — Завтра увидимся.
Глава 16Первый закон ньютона
Николай и вправду не поленился, принес ночью бадягу и попросил администраторшу подняться на четвертый этаж.
Анна открыла дверь, и Валентина протянула пакет:
— Вам передали. — На ее лице появилась улыбка: — Ну, вы даете.
— В каком смысле?
— Меняете их как перчатки.
— Должна вас огорчить: это не так.
— Еще скажите мне, что вы лесбиянка.
— Если это шутка, то мне не смешно. — Забрав пакет, Анна захлопнула дверь.
Компресс из бадяги сотворил с ее лицом чудо. Синяк, конечно, остался, но сильно побледнел. Утром Анне удалось замазать его тональным кремом, но для этого пришлось накраситься ярче обычного.
Она не пошла на завтрак, просто ждала новостей и просматривала копии документов из папки Куприянова. Вспомнив про план, достала его из сумки и положила на стол. Нашла на нем квадратик бывшей прачечной, отмерила от входа около двадцати метров, определив то место, где Сизова видела девушку, и пометила его крестиком.
Теперь на плане было два креста: один нарисован только что, другой уже стоял на дороге, где Зотов сбил машиной Линчевскую. В ящике стола Анна обнаружила забытую кем-то линейку и наложила ее на план, соединив оба креста. Провела через них линию, и в тот же момент на нее снизошло озарение: Сизова видела Ирину Линчевскую, когда она бежала из парка к дороге.
Сдвинув линейку, Анна увидела, что левый край прочерченной линии уперся в генеральский коттедж, а правый — в крест на дороге. Дальнейшие размышления привели ее к выводу, что генеральский коттедж и был отправным пунктом движения Линчевской.
Еще из школьной программы Анна помнила Первый закон Ньютона, который называют законом инерции. Он гласит, что свободное тело сохраняет вектор движения, когда на него не действуют никакие силы, кроме одной. Траекторией такого движения является прямая линия. В случае с Линчевской единственной силой был страх. Он заставил бежать пятнадцатилетнюю девочку ночью через парк к дороге за помощью. Там были люди.
Подвергнув догадку сомнениям, Анна снова приложила линейку к плану. Сомнений не оставалось — все так и было. Но что Линчевская делала ночью в таком удаленном месте?
Ее размышления прервал звонок Виталины Лаврентьевны, которая заступила на смену в восемь часов утра.
— Здравствуйте! Уж и не знаю, как вас называть. То ли Воеводиной, то ли Стерховой.
— Зовите меня Анной.
— Звоню насчет встречи с читателями. Что, если мы проведем ее завтра?
— Очень хорошо, — Анна прошла к зеркалу и посмотрелась в зеркало. Синяк был незаметен. — Давайте завтра. Только скажите где.
— В музее санатория.
— У вас есть музей? — удивилась Анна.
— Хотите, покажу? По крайней мере, будете знать, куда приходить. Спускайтесь на второй этаж, там я вас встречу.
Сбежав по лестнице, Анна встретилась с Виталиной Лаврентьевной, и та привела ее к двустворчатым дубовым дверям, за которыми хранилась история санатория.
— Да я же тут была! — воскликнула Анна.
Виталина Лаврентьевна удивилась:
— Когда?
— Кретов и Веденский устроили здесь награждение.
— Вот оно что… Спасибо за хрустальную вазу. Денис Александрович отдал ее на регистратуру.
— Хорошо, что для нее нашлось применение.
Виталина Лаврентьевна прошлась по музею, осмысливая предстоящую встречу.
— Значит, вы сядете сюда… Читатели рассядутся в этой части, где конференц-зал. — Она остановилась. — Анна, вы где?
Разглядывая музейный стенд, Анна не отзывалась.
Виталине Лаврентьевне пришлось повторить:
— Идите, я покажу, где сядут читатели!
— Лучше идите вы сюда… — Анна обернулась и жестом поманила администраторшу. Когда та подошла, она ткнула пальцем в фотографию: — Это кто?
На снимке была темноволосая девушка в светлом облегающем платье с короной на голове.
Взглянув на нее, Виталина Лаврентьевна ответила:
— Та самая Каратанова, которая утопилась.
— Про нее еще что-нибудь есть?
— В музее?
— Да.
— Здесь ничего. У нас большой информационный фонд, но почти все хранится в архиве. Некому заниматься.
— И где ваш архив?
— На чердаке в первом корпусе.
— Туда можно попасть?
— Ну, я не знаю… — Администраторша отвела глаза в сторону. — Спросите у Веденского. Если разрешит, я дам ключ.
Анна глубокомысленно проронила:
— Когда вы попросили меня о встрече с читателями, я вам не отказала…
— Так это ж другое дело. Вы сами собой распоряжаетесь. Архив — собственность санатория.
— И что в этом архиве? — усмехнулась Анна. — Почетные грамоты и старые фотографии?
— Ну, хорошо… — Оглянувшись на дверь, Виталина Лаврентьевна понизила голос. — Я дам вам ключ, только вы об этом — молчок.
В здание первого корпуса Анна вошла с опаской. Теперь все сущее здесь казалось небезопасным. Однако большой сувальдный ключ-бабочка, лежавший в ее сумке, внушал надежду и увлекал Анну вперед.
Она поднялась на четвертый этаж, оттуда, также по лестнице — еще выше. Отомкнув дверь ключом, вошла на чердак, окинула взглядом картонные коробки, в которых обычно хранят отчетность, и поняла, что предстоит большая работа.
Однако, испугавшись вначале, потом она успокоилась. Большинство коробок были подписаны, и скоро Анна отыскала одну, с нужным ей годом. Внутри коробки лежало множество фотографий, в том числе с конкурса красоты. Каратанова на них была настоящей красавицей.
Сопоставив отдельные снимки, Анна заметила, что на большинстве фото рядом с ней стоит мрачный тип — парень не старше самой Каратановой. В его взгляде читалась злоба и ненависть к окружающим, как будто он обладал ценностью, которой не хотел делиться ни с кем.
В той же коробке нашлась «эйчди»-кассета с видеозаписью конкурса, о чем информировала липучка с подробной надписью. Указанный год совпадал с годом исчезновения Каратановой. Анна положила кассету в свою сумку. Туда же отправились несколько десятков фотографий — на всякий случай.
Но когда Анна прошла к выходу и толкнула входную дверь, та почему-то не открылась. Вторая попытка тоже не увенчалась успехом. Поскольку ключ от замка лежал в кармане, Анна поняла, что кто-то запер дверь снаружи.
Чтобы не терять времени, она прошла к слуховому окну, но и там ее постигло разочарование: состояние крыши было ужасным. Лезть туда — значило подвергать себя смертельной опасности.
Послонявшись по чердаку, Анна запаниковала и, не позволив себе дойти до крайности, решилась на то, чего не хотела всем своим существом. Она позвонила Клейменову:
— Николай, это Анна. Мне срочно нужна ваша помощь.
— Что стряслось? — по тону Клейменова было ясно, он чем-то озабочен и не расположен к пустой болтовне.
— Меня заперли.
— Что за чушь?
— Я серьезно. Сижу на чердаке первого корпуса, дверь заперта снаружи.
Немного помолчав, он заговорил так тяжело, как будто каждое слово — десятикилограммовая гиря:
— Что вы там делаете?
— Здесь хранится санаторный архив.
— Я понял. Ключ у вас есть?
— Есть, но меня заперли снаружи.
— Кто же вас запер?
— Откуда я знаю?
— Ждите. Я скоро приеду.
Ожидая освобождения, Анна разобрала еще пару коробок, в результате чего, ее сумочка распухла до максимальных размеров.
Минут через двадцать за дверью послышались шаги и какая-то возня. Дверь открылась, и на чердак вошел Николай Клейменов.
— Вас заперли шваброй. С наружной стороны сохранились проушины, в них сунули черенок.
— Не понимаю, зачем… — проронила Анна.
— Не суйте свой нос, куда не положено! Вы, значит, умная и сострадательная, а мы здесь — говна собачьи? Приехала и упала намоченная — москвичка оперуполномоченная! Отдыхать приехали? Отдыхайте! И не отравляйте жизнь другим людям. Куприянова застрелили, у меня неприятности, сама вляпалась по самое не балуйся! Чего еще от вас ждать?! Ну?! Говорите! — Клейменов приближался и приближался к Анне, пока не навис над ней всем своим корпусом.
— Заткнитесь! Вы! — крикнула Анна.