– Где я?
Воевода поджал губы, пряча ухмылку.
– Во дворе множество теремов, а ты привыкла ходить только по царскому. Увидишь, как живут другие.
– Я спросила тебя прямо. Не юли.
Военег присел рядом с Нежатой и взял её руку в свою. Царевна дёрнулась, но он держал так крепко, что заныли пальцы.
– Пусти. Когда отец узнает, он наложит на тебя опалу.
– Так уж узнает?
Военег поднёс руку Нежаты к лицу и жадно прижал к губам. К горлу царевны подкатила тошнота.
– Он всё узнаёт. А не он, так другой, кто точно не пощадит.
Вывернув кисть до боли, Нежата выдернула свои пальцы из руки воеводы и замахнулась для пощёчины, но остановила себя. Ей показалось, что она испачкается в грязи, если дотронется до его сурового, исчерченного шрамами лица. Нежата гневно сощурила глаза и прошипела:
– А если ты предашь царя и пойдёшь против его воли, я сама прокляну тебя и весь твой род.
– Но мне отчего-то не страшно.
Военег схватил Нежату за плечи и склонился над её лицом. Он дышал тяжело, будто захмелевший, глаза горели каким-то неистовым блеском. Нежате вдруг стало страшно: Военег – высокий и сильный, с широченными плечами, она же здесь одна, и никто не сможет ей помочь, даже зеркало куда-то подевалось…
– Я дарю тебе возможность ответить самой. Последний раз спрашиваю: пойдёшь за меня замуж?
Нежата смотрела в его горящие вожделением серые глаза, скользящие по её лицу, волосам и телу. Смотрела и чувствовала, как сильно колотится её сердце – но не от любви, а от возмущения и ярости. Воевода стал ей противнее, чем был когда-либо, раньше она думала, что его сватовство – игра, блажь, но теперь понимала – не шутит, пойдёт до конца, пусть даже по головам…
– Если не соглашусь – силой возьмёшь?
Военег обхватил её за талию и подтянул к себе, шепнул на ухо почти нежно:
– Из Северной Халкхи прибыл князь Греней, брат твоей матери. И другие желающие занять Азобор тоже скоро приедут, не сомневайся. Царь скоро умрёт, царевичи пропали, а что может сделать одна юная незамужняя царевна? Если не я, то другой тебя возьмёт, а кто будет с тобой так же добр? Иные и отравить не побрезгуют – на что живая царевна при мёртвом царе? А вместе мы князя уговорим назад возвратиться, если не словом, так силой, и бояре на твою сторону встанут.
– Если и встанут, то на мою сторону, а не на твою.
– Отчего же? И меня уважают. Царёв воевода, как-никак. Станет нашим Аларское царство от моря до моря. Любить буду, Нежата. Клянусь.
Он подался вперёд, опаляя щеку Нежаты горячим дыханием, притянул к себе царевну и впился жадным поцелуем в губы.
Нежата с силой оттолкнула Военега ударом в грудь. Опешивший воевода откинулся на скамью, тяжело дыша, а Нежата вскочила и гневно выпалила:
– Раз сам не боишься проклятий, побойся за своего сына! Про царевичей говоришь так, будто уже все трое сгинули, а сам забыл, что с ними твой Рагдай? Или Рагдаевой рукой-то и замыслил их сгубить? Пусть кто-то из бояр ждёт отцовской смерти, а узнать о тебе самое злое они тоже будут рады. Не из железа ковано твоё место, сместят и тебя, вероломец!
Военег побледнел, а потом тут же залился багрянцем от шеи до ушей. Вскочил с лавки, наступил на Нежату так, что пришлось ей вжаться спиной в стену, и сжал мозолистыми пальцами лицо царевны.
– Ты, колдовская сука, думай, что говоришь! Если я подтвержу слухи, что о тебе ходят, так народ тебя сам в болоте утопит и не посмотрит, что ты царская дочка!
Военег так стиснул пальцы, что Нежате показалось, будто её челюсть вот-вот треснет. Она открыла рот, ловя воздух, и до боли вжалась затылком в стену. Лицо Военега больше не было страстно-нежным: над ней склонился воитель, не знающий жалости.
– Пусти!
Нежата зажмурилась, вспоминая лицо Вьюги и то, чему он её учил. Она постаралась отрешиться от боли и страха, позвала силу, что дремала в груди: несовершенную, слабую, но тщательно опекаемую. Военег зарычал и отпрянул, встряхивая ладонью. Нежата шумно выдохнула и сползла по стене, сдерживая дрожь.
– Бешеная! Пусть обжигают прикосновения к тебе, всё равно не откажусь от желания обладать тобой. Подумай, крепко подумай над всем, что я тебе говорил. Ты девка неглупая, решишь сама.
Военег кинул на Нежату последний взгляд, гневный, но теперь исполненный невольного уважения, и, прижимая к груди обмороженную руку, вышел из покоев. Загремел засов, запирающий дверь снаружи, и Нежата, обхватив голову, сжалась в углу и заплакала.
Каждую минуту пути Ивлад прислушивался: нет ли погони? Не ржут ли взмыленные кони? Не гикают ли раззадоренные всадники, вскидывая тугие луки? Но за спиной стояла тишина, только выл заунывно ветер.
Впереди был виден Азобор на невысоком холме, обнесённый кирпичными крепостными стенами. Наступал рассвет, и вдалеке сверкали башенки царского дворца. В груди у Ивлада робко занималась радость: почти добрались!
Вдруг Вьюга повернул коня и остановился перед Ивладом. Пришлось придержать Звездочёта.
– Дальше один, царевич, – заявил Вьюга.
– А я-то всё думаю, когда ты забеспокоишься. Боишься отцовских воинов?
Вьюга тряхнул головой, откидывая седые волосы с лица.
– Не боюсь. Бывал в самом Азоборе не раз. Знал бы ты, царевич, где мы с твоей сестрой видались.
Ивлад вспыхнул, даже ушам стало жарко.
– Как ты смеешь такое…
Вьюга усмехнулся и вскинул ладонь. В рот Ивладу набились снежинки, и он закашлялся.
– Удивительный ты человек, – со смешком произнёс колдун. – Что я тебе сказал? Что видались. А ты что себе надумал? Наверняка уж что-то такое, чему не место в твоей кудрявой голове. Не смей Нежату обижать даже мысленно, понял меня?
– Понял, – буркнул Ивлад, отплёвываясь.
– И в Азобор я не еду не потому, что боюсь за себя. А потому, что не нужно, чтобы дозорные видели тебя в моём обществе. Представь: возвращается пропавший царевич, да не один, а с колдуном. Что отец тебе скажет? Порадуется, что привёл врага? Даже девоптица не уймёт гнев царя.
– И тебе не хочется повидаться с Нежатой? – недоверчиво спросил Ивлад. Ему было трудно произнести это вслух, всю дорогу он старался не вспоминать о связи сестры с колдуном, но тут Вьюга сам первый заговорил об этом.
– Очень хочется, – признался Вьюга и как-то затих, с тоской вглядываясь в очертания города, бледные и подрагивающие в морозном мареве. – Но я поеду один, зайду с другой стороны. Ты же скачи к основным воротам.
Ивлад кивнул. Предложение Вьюги показалось ему разумным. Конечно, отцу тотчас доложат, если увидят царевича вместе с чужаком. А когда узнают, что это один из верховных колдунов, то не поздоровится самому Ивладу: Вьюга-то наверняка уж сумеет скрыться, да и не ворвётся же он прямо во дворец.
– Лита, – тихо позвал Ивлад и тронул девоптицу за плечо. Она дремала прямо на спине Звездочёта, царевич поддерживал её, чтобы не свалилась.
– Мм? – Лита разлепила глаза и встрепенулась. Вмиг её лицо из безмятежно-сонного сделалось хмурым и недоверчивым. Ивлада огорчила эта перемена: будто девоптицу расстроило то, что он по-прежнему рядом.
– Извини, – по привычке произнёс Ивлад. Лита шикнула, но он продолжил: – Вьюга нас покидает. Дальше поскачем одни с тобой. Как долго ты будешь девушкой? Я имел в виду…
Ивлад снова сбился и закусил губу. Ох, как он уже возненавидел свою робость! Под взглядом Литы он всегда чувствовал себя ужасно виноватым и сразу начинал волноваться.
– Три дня, – ответила Лита. – Тебе придётся терпеть меня без перьев ещё две ночи. Что, отец не обрадуется такому подарку? Скажет, не нашёл девоптицу, приволок девку из деревни. Да?
– Н-нет… Что ты…
Она смотрела так пронзительно и злорадно, что Ивлад был готов провалиться: сперва под снег, а потом уже под землю.
– До свидания, Ивлад. До свидания, Лита, – хмыкнул Вьюга, не выдержав. – Лёгкого вам пути.
Его конь грациозно перебирал ногами, фыркал и нетерпеливо тряс ушами. Ивладу и самому не терпелось вновь пустить Звездочёта галопом, от долгого стояния на месте всё тело сводило холодом.
– Спасибо тебе, Вьюга, – произнёс Ивлад, поднимая подбородок выше. – Правда спасибо. Ты всегда можешь рассчитывать на… на мою помощь…
Вьюга мягко рассмеялся и похлопал Ивлада по плечу.
– Не стоит, царевич. Верховному колдуну не нужна помощь семнадцатилетнего мальчишки. Но это приятно слышать.
Он уважительно поклонился Лите, ещё раз кивнул напоследок Ивладу и пришпорил коня, да так, что в лицо Ивладу полетели колкие снежные вихри.
– Вот и остались мы с тобой вдвоём, – вздохнул он, глядя Вьюге вслед. Лита коротко кивнула.
Казалось, она уже свыклась с обществом двух людей: сидела на коне смирно, не жаловалась на боль в руке и не пыталась сбежать, только нет-нет да и поглядывала тоскливо на небо, будто ждала сестёр-девоптиц, которые могли бы спасти её. Но Ивлад понимал: не прилетят крылатые сестрицы, ведь если одна в новолуние лишилась крыльев, то и остальные тоже, значит, и ждать их бессмысленно. Да и отлучиться из леса они бы не решились.
Вдруг Ивлада осенило. Прошли уже целые сутки с того момента, как он заключил уговор с девоптицами. Осталось всего два дня, чтобы вернуть Литу, но всё это время она останется в теле девушки, а значит, отец не получит ту девоптицу, о которой мечтал. Неужели он не знал, что в новолуние они лишаются крыльев? Или из-за болезни не придал этому значения?
Ивлад потряс головой, прогоняя тяжёлые мысли. Сначала нужно добраться во дворец, а там видно будет. Может, отца устроит и такая девоптица.
– Скоро будем на месте, – тихо сказал он, едва не касаясь подбородком макушки Литы. От его дыхания – или всё-таки от зимнего ветра? – рыжеватые волосы шевелились и мерцали золотом в утреннем свете. Ивлад прерывисто вздохнул и отвернулся, оглядываясь по сторонам. Хорошо, что он сыпанул под язык щепотку Нежатиного порошка ещё перед тем, как они с Вьюгой нагнали дружину Ружана в буране. Иначе бы постоянно беспокоился за ясность своего разума: вдруг птица успела тайком его заколдовать.