Не успела Нежата устать от езды, как впереди выросли городские стены, а за ними – родной дворец, посверкивающий на тусклом солнце. В животе тугим узлом свернулась тоска: что, если они прямо сейчас совершают ошибку? Что девоптицы сделали с её ласковым младшим братом? Как их встретят при дворе? Что, если верховные колдуны решили использовать царских детей в своих целях?
Нежата смотрела в спину Вьюги, на его развевающуюся белую накидку, и ей становилось ещё хуже. Она доверилась ему, так глупо открылась стрейвинцу, живущему почти девять десятков лет. Сколько таких дурочек он успел околдовать? Ей так хотелось снова поверить в его благородство, но сейчас, среди других колдунов, тревога только нарастала.
Нежата не додумала свои тяжёлые мысли: уже замелькали вокруг посадские улицы. Девоптицы с криками разлетелись в стороны, послышались вопли крестьян. Нежата повернула голову в сторону, но заколдованный Звездочёт под ней нёсся с такой прытью, что едва не отрывался от земли. Ей показалось, будто что-то загорелось. Бешено брехали псы, а голоса девоптиц сливались в сплошной неразборчивый гомон.
Городские ворота распахнулись перед ними, пропуская сперва Вьюгу с Ивладом, затем сани с колдунами, а потом и саму Нежату. Вокруг Азобора собралось неожиданно много ратников, все – вооружённые и луками, и топорами. Кони сбавили шаг. Нежата ниже натянула капюшон накидки, чтобы меньше встречаться глазами со стрельцами. Ей стало так страшно, как давно уже не было.
Ивлад решительно пустил коня в царский двор. Вьюга отстал и поравнялся с Нежатой.
– Ты в порядке?
Она кольнула его недобрым взглядом.
– Не делай вид, будто тебя это заботит.
Вьюга повёл плечами – так невозмутимо, до боли привычным движением. Нежата и полюбила его за это спокойствие: казалось, если всё вокруг начнёт рушиться и гореть, Вьюга останется единственным, кто возьмёт её за руку и уведёт в безопасное место. Казалось до недавнего времени.
– Заботит. Не заботило бы – не вернулся бы за вами.
Нежата открыла рот, чтобы сказать колкость: прикрываешься, мол, царскими детьми, но вдруг горло у неё перехватило. К глазам подкатили слёзы. Вот он, их родной дом, царский дворец, а они возвращаются в него со стрейвинцами. Рядом – любимый брат, но вдруг он переменился настолько, что кажется почти чужим. Мужчина, которому она доверилась, и тот теперь пугает.
– Нежата, – позвал её Вьюга. – С тобой точно всё хорошо?
Она вытерла нос рукавицей и ничего не ответила. А потом увидела кое-что, отчего вдруг стало так холодно, будто колдовство Вьюги разом потеряло силу.
На площади перед дворцом стояли виселицы, а в петлях качалось больше дюжины тел. Большинство из них были стрельцами и дружинниками, но прямо посередине висел крупный мужчина с косматой бородой. Военег.
– Не смотри, – посоветовал Вьюга.
Но она не могла отвести взгляда от страшного лица воеводы, пока конь не отнёс её дальше.
Девоптицы влетели в город вместе с ними. Стражи вскинули луки, но не стали стрелять. Отовсюду кричали, кто изумлённо, кто испуганно. Ох, не таким Нежата представляла своё возвращение…
Перед дворцом Ивлад спрыгнул с коня и запрокинул голову, щурясь на высоченные стены. Кое-где виднелись следы пожара, Ружану, наверное, не было дела до внешнего вида дворца. Колдуны остановили коней и слезли с саней: Шторм подал руку Пламени, она оправила одежду, и только сейчас Нежата разглядела их накидки: у Пламени – алая с золотыми звёздами, у Зверя – бурая с серебряными, у Шторма – синяя с чёрными. Пламя усмехнулась, нахально рассматривая Нежату. Царевна поёжилась в своей накидке – накидке Смерти – и беспомощно обернулась на Вьюгу, по привычке ожидая от него ободрения.
Их приезда ждали: у входа во дворец выстроились вооружённые дружинники, но не спешили нападать, наблюдали, держа руки на рукоятях топоров.
На крыльце показался Рагдай в окружении дружины.
– День добрый, – поздоровался он. – Азобор ценит ваш приезд, но молодой царь, увы, не готов принимать гостей.
– Он пока не царь! – напомнил Шторм. Его голос гремел так громко, что иные стражи крепче стиснули руки на оружии.
– Это скоро изменится, – возразил Рагдай.
Его взгляд остановился сперва на Ивладе, потом на Нежате. Он вскинул голову, замечая, как девоптицы расселись на крышах дворовых зданий. На лице Рагдая промелькнуло недоумение, смешанное со страхом.
– Как это – не готов? – возмутилась Пламя. От гнева она будто стала ещё выше ростом, расправила плечи и выпятила грудь. – Мы заранее предупредили его. Верховные всегда приветствуют будущего царя.
Нежата догнала Ивлада и, поборов волнение, схватила его под локоть. Брат вздрогнул от неожиданности, но прижал её к себе крепче и шепнул на ухо:
– Всё будет хорошо, сестрица.
Она прильнула щекой к его плечу. Он сказал это привычным голосом – голосом Ивлада Радимовича, младшего царевича, а не голосом заколдованного незнакомца, который отдал кровь лесу и повёл за собой девоптиц. Вспомнилось предание – одно из многих, в котором говорилось, что пение девоптицы и даже само её присутствие в столице сулит беды и людям, и царю. Нежата взмолилась Прародительнице, попросив, чтобы всё закончилось благополучно.
– Не стоило их вести за собой, – шепнула она Ивладу.
– Девоптицы получили силу с нашей кровью. Они вольны лететь куда захотят. Сил леса хватит на то, чтобы они посмотрели на Азобор. Многие из них мечтали об этом, кто я такой, чтобы им запрещать?
– Мне показалось иначе. Ты хотел, чтобы они летели с нами. Ты хочешь отомстить Ружану с их помощью? Не навороти дел, Золоточек, прошу.
Ивлад поцеловал её в висок.
– Ружан уже наворотил хуже некуда. Он боится колдовства, пусть и хватался за него, чтобы избавиться от нас. Пусть все видят, что девоптицы прилетели со мной, а не с ним.
– Вряд ли тебя за это полюбит народ.
– Мне и не нужно. Я не жажду трона. Просто покажу Ружану, что он несправедливо с нами обошёлся.
– Он и сам это понимает. Девоптицы не убедят его ни в чём.
Ивлад растерянно огляделся. Все взгляды во дворе так и возвращались к девоптицам, даже на колдунов так не глазели. Нехорошее предчувствие тянуло в груди, Нежата не могла согласиться с Ивладом, но и не понимала, что в его словах настораживает её больше. Ей хотелось вернуться в свою светлицу, уткнуться лицом в подушку, рассказать обо всех сомнениях Февете, а потом долго плакать. Но пока нужно было держать лицо.
Рагдай что-то зашептал на ухо дружиннику с соломенной бородой, а затем неохотно кивнул.
– Один верховный может пройти внутрь. Вьюжный. Дети Радима Таворовича тоже. Остальных, к сожалению, Ружан Радимович не сможет принять.
– Что же это выходит? – разозлился Шторм, подбоченившись. – Струсил ваш царь? Такого правителя ты желаешь для Аларии?
– Прошу прощения. Таково желание будущего царя. Подождите во дворе, если вам угодно. Я переговорю с ним ещё раз.
– Во дворе! – возмутилась Пламя. – Где такое видано – держать верховных на улице, как коз в загоне?
– Прошу прощения, – упрямо повторил Рагдай. – Вьюга и Радимовичи, пройдите за мной.
– Я договорюсь, чтобы вас приняли, – заверил Вьюга, обернувшись на верховных. – Обещаю, быстро.
– Иди уж, – отмахнулся Шторм. – Но мы всё запомним! – прикрикнул он, уже глядя на Рагдая.
Нежата и Ивлад первые осторожно поднялись по ступеням. За ними следовал Вьюга, держа посох наготове. Их окружили стрельцы, а во дворе, у верховных, стрельцов будто бы наоборот стало меньше. Нежата нахмурилась.
Рагдай провёл их в пиршественную залу и указал на стол, у которого были приготовлены стулья с высокими спинками. Такие ставили для бояр, а во время пиров заменяли на скамьи. У стен наготове стояли слуги, держа кувшины с вином и посуду.
– Приветствую в Азоборе.
Голос Ружана – слабый, уставший – разнёсся по залу. Нежата увидела брата в дальнем конце зала, на высоком кресле. Он сидел, скособочившись на одну сторону. Его щеку расчертил тёмный порез, одежда была сдержанной, без привычного блеска и украшений. У ног лежали борзые – Тучка и несколько её молодых сыновей.
– Приветствую, – отозвался Вьюга и сел напротив Ружана. Нежата присела рядом с ним, а Ивлад продолжал стоять.
– Братец, – прошелестел Ружан. – Садись и ты, раз пришёл. Я видел, ты привёл чудовищ. Отчего они не вошли во дворец? Я бы посмотрел на девоптиц ещё раз. Мне понравилось целовать ту девочку. Литу.
Ивлад сжал кулаки:
– Ты не смеешь говорить о ней!
Ружан издал смешок:
– Быть может, ты смеешь? Ты ранил её. Стрелы хуже поцелуев. Уж я знаю.
Нежата вспомнила о том, что говорил Вьюга: Ружана предали и чуть не убили. Она сидела как на иголках, постоянно то стискивала пальцы, то сжимала в них кончик накидки. Страх мешался в ней с жалостью.
– А ты, сестрёнка. Как здесь оказалась? Твой любовник тебе помог? А Военег висит на площади, весь синий. Вот что бывает с теми мужчинами, которых ты отвергаешь. Учти это, колдун. Смотрю, вы сторонитесь друг друга.
Рагдай сглотнул, его глаза были сухими, но веки – красными. Он прошёл к Ружану и встал около его кресла.
– Отношения Аларии и Стрейвина – вот что сейчас важно, – проговорил Вьюга. – Серебряный лес получил царской крови. Птицы могут отлетать от него, но всё ещё несвободны. Мы так же, как прежде, хотим вернуть себе Серебряный лес и его чарояблоки. Но трое верховных ждут во дворе. Ты унижаешь их этим. Позволь своим людям впустить их, договоримся все вместе.
Обычно на приёмах играли музыканты. Сейчас же только голоса собравшихся наполняли зал, звучали громко и резко, и от этого Нежате становилось только страшнее. Ивлад наконец-то сел за край стола, чтобы быть как можно ближе к Ружану.
– Давайте пока выпьем. – Ружан вялым жестом велел слугам подать вино. – Всё же я хочу стать хлебосольным царём. Я люблю праздники. Правда, Ивлад?
– Ты не похож на празднующего, – честно ответил Ивлад. – Скорее на умирающего. Что с тобой? Отцовская болезнь?