х и ногах у него виднелись чуть более яркие полосы, которые светлели на глазах, сливаясь с основным цветом кожи.
Нежата не могла понять, что происходит. Ружан встал, расправил плечи и потянулся за одеждой, которую ему услужливо подал Рагдай. Вьюга быстро вышел из терема.
Выходит, с Ружаном всё-таки случилось что-то, отчего его болезнь отступила? Неужели то самое страшное колдовство? Тогда почему же Вьюга никак этому не помешал? Нашёл другой способ помочь брату? Или… снова поступил по-своему?
Нежата сморгнула подступающие слёзы и подошла к широкому окну, с тоской всматриваясь вдаль. Ах, если бы только она могла покинуть дворец и не волноваться ни о чём…
– Будешь сбитень? – спросила Февета, заглядывая в светлицу.
Нежата резко развернулась и задумчиво закусила губу.
– Пожалуй, нет. Февета, милая, услужи мне. Если кто-то станет меня искать, скажи как раньше: царевна лежит с головной болью и выйдет позже.
– А ты куда собралась?
Нежата покрыла голову капюшоном накидки и хитро улыбнулась.
– Хотела бы я остаться, да не могу. Моё место – с семьёй.
– Домир! – Ивлад не скрывал радости при виде брата. Тот сидел в шатре, на кресле с низкой спинкой, и вскочил на ноги, когда Ивлад вошёл.
– Ты ступил в лес? – удивился Домир. – Не стоило ведь…
Он осёкся. Верховные тоже были тут, все трое, и им не нужно было знать об обещании царя. Ивлад выдавил извиняющуюся улыбку.
– Ты не мог бы вечно оставаться за меня.
Зверь кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание. Ивлад отошёл от Домира и сел в свободное кресло. Пустота в груди вновь начала заворачиваться воронкой.
Пламя и Зверь сидели с другой стороны от костерка, Шторм задёрнул полог и присоединился к ним. Когда Ивлад впервые встретился с верховными, он был под воздействием девоптичьей песни, и его гнала вперёд жажда – вернуться домой, поквитаться с братом, но тогда колдуны не казались ему настолько угрожающими, как сейчас. Ивлад втянул носом воздух. Он боялся показаться жалким, хотя понимал: любой будет выглядеть жалко рядом с верховными колдунами.
– Рада видеть сразу двух симпатичных юношей, – произнесла Пламя вместо приветствия. – Надеюсь, вы так же благоразумны, как красивы.
– Рад видеть вас в добром здравии, – сухо поздоровался Ивлад. – И мы с братом готовы выслушать вас.
Пламя широко ухмыльнулась алыми губами. Звёзды на её накидке горели огнём, шею украшало ожерелье из халкхийских самоцветов. Пламя притягивала взгляд, и Ивлад понял, что бесстыдно пялится, только когда в шатёр вошла стрейвинка-подавальщица и поставила на столик кувшин с вином и несколько кубков. Ивлад пересчитал: семь. Значит, всё-таки ещё ждали Ружана и Вьюгу.
Пламя первая плеснула себе вина и демонстративно выпила.
– Видите, мы точно не хотим вас отравить.
– Но существует множество других способов убить двоих молодых людей, – заметил Домир.
– И то верно. – Пламя приняла нахальную позу: закинула ногу за ногу. Ивлад никогда не видел женщин, сидящих таким образом. Под платьем из плотной ткани у неё виднелись узкие кожаные штаны, как у стрельцов.
– Но не всегда людей нужно убивать, – заявил Шторм и расхохотался. Ивлад поморщился. Ему хотелось придвинуться ближе к Домиру, но он не смел показывать слабость.
– Вот что мы можем вам сказать, – начал Зверь. Он встал и выпрямился. На его лице явно читалось недовольство: Пламя и Шторм расслабленно попивали вино и никуда не торопились. Тщедушный рыжеволосый колдун бросил быстрый взгляд наверх, туда, где в пологе шатра зияло отверстие, сквозь которое выходили наружу три яблоневых ствола. – Если сейчас дети Радима Таворовича подтвердят, что Серебряный лес принадлежит Стрейвину, мы развернём войска. Никто не погибнет.
– А если не подтвердим? – спросил Домир.
– Тогда мы начнём битву, – мрачно подхватил Шторм. – У нас хватит сил, чтобы уничтожить бо́льшую часть ваших войск.
– Но стрелы летят дальше, чем колдовство.
– Один из нас уже находится у вас во дворце, – напомнил Зверь. – Вьюга.
– Значит, он не сможет наколдовать ледяные ветра против аларцев. – Домир повёл плечом. Ивлад поражался тому, как держится брат: невозмутимо и уверенно. Зверь поморщился: ему не понравились слова среднего царевича.
– Мы можем его подождать, – сказала Пламя. – Вьюга всегда такой… медленный. Но это не умаляет его мощи.
Ивлад косился на Домира: лицо брата оставалось величественным и спокойным. Неужели развеялись остатки чар? Он сам признавался, что попал под действие песни Литы и растерял способность мыслить ясно. Вдруг тоже раздобыл где-то колдовской порошок?
– Хватит по нему вздыхать, – хмыкнул Шторм. Пламя оскорблённо цокнула языком. – Он нашёл себе девицу полезнее. Аларскую царевну. Вместе с собой она подарит ему целый дворец. Так что вы, мальчики, совершите глупость, если продолжите упираться. Алария уже в наших руках.
– Вьюга не заберёт дворец, – возразил Ивлад. – Он не жаден до власти. Нежата уедет с ним в Стрейвин.
Пламя злобно хохотнула:
– В Стрейвин! Кто же её возьмёт, если у неё самой – целый Азобор?
Домир повернул голову к Ивладу. В карих глазах промелькнула растерянность, но Ивлад не мог его ничем утешить. Конечно, они знали Вьюгу всего ничего – от силы половину луны, а верховные – всю жизнь.
– Серебряный лес – земли Аларии, – уверенно ответил Домир. Ивлад выдохнул. Ему было легче от того, что брат первым высказал это решение. – Он принадлежал нашим дедам и нашему отцу. Теперь он наш. Если вам нужны яблоки – договаривайтесь о них с девоптицами. Не с нами.
– А что думает золотоволосый мальчик? – спросила Пламя.
Ивлад медлил. Если Вьюга ещё не присоединился к Стрейвину, значит, колдуны не смогут наслать тот страшный ледяной ветер, который с ужасом вспоминал Ружан. Есть надежда на то, что без своего верховного вьюжные не справятся. Домир был прав: стрелы летят дальше, чем колдовство. Значит, перевес сейчас на стороне Аларии. Было бы обидно, если бы кусок земель отдали юные царевичи – не коронованный царь, а безбородые мальчишки, даже не попытавшись биться.
– Серебряный лес принадлежит Аларии, – подтвердил Ивлад и прикрыл глаза.
На минуту в шатре воцарилась тишина, как вдруг раздался хриплый голос Зверя:
– Пойте, девочки.
Сверху, через отверстие в пологе, в шатёр хлынул поток золотого света.
Руки Михле тряслись так сильно и так долго, что она уже всерьёз опасалась, что они так и останутся до конца жизни – неверными и дрожащими, холодными. Она боялась моргать, потому что стоило на миг закрыть глаза, и снова Михле ясно видела страшное: кровь хлещет из Ружана на пол, заливая и пропитывая доски.
Вьюга услужливо подал Рагдаю топор из сеней, но Михле не смогла смотреть на то, что было дальше, – она выскочила на мороз, и её вырвало за углом терема.
Съёжившись на крыльце, она плакала и ждала, когда всё закончится.
Закончилось достаточно быстро, хотя Михле показалось, будто прошла половина ночи. Она была так напугана и растеряна, что даже забыла наколдовать вокруг себя защиту от стужи: так и сидела, дрожа от ужаса и холода.
Наконец на ступенях появился Рагдай с совершенно диким, растерянным взглядом. Михле быстро посмотрела на него и тут же зажмурилась: вся его одежда была в крови. Рагдай вымыл руки, растерев снегом, а потом со стоном погрузил в сугроб лицо. У Михле так колотилось сердце, что сдавливало горло. Она еле слышно пробормотала:
– Что с ним?
И замерла, боясь услышать ответ.
– Всё неплохо, – прохрипел Рагдай. От снега его волосы слиплись прядями, нос раскраснелся. Михле ахнула и кинулась обнимать Рагдая. Тот опешил, покачнулся и едва не сел в снег.
– Какой ты умница, – прошептала Михле, глотая слёзы. – Как же Ружану Радимовичу повезло с тобой.
Рагдай неловко отстранился и указал на грязную одежду.
– Я… Мне… нужно переодеться.
Михле закивала и утёрла глаза запястьем. Рагдай, пошатываясь, ушёл за терем, а Михле, немного поколебавшись, толкнула дверь.
Внутри остро пахло кровью, и Михле вновь затошнило. Она вошла в покои, быстро распахнула окно и с опаской повернулась к Ружану.
Он лежал на скамье. Целый, живой, пусть и бледный. На полу валялись пустые туески. Румянец постепенно возвращался на кожу старшего царевича, а самое главное – больше его тело не уродовали язвы и пятна.
– Всё получилось? – спросила Михле Вьюгу.
Колдун неопределённо повёл руками.
– Следы царской болезни ушли. И… после всего он жив. Это уже хороший результат.
– А сила? Сила Смерти?
– Увидим позже. Пока нам важно, чтобы он хотя бы пришёл в себя.
Михле не могла с ним не согласиться.
Прошло несколько минут, и Ружан издал сдавленный стон. Он открыл глаза – к радости Михле, льдисто-серые, с крапинками – и сел на скамье, ошалело оглядываясь по сторонам.
– Михле… Колдун… – проговорил он. – Рагдай?
– Скоро придёт, – заверила Михле и тронула Ружана за руку. Она была тёплой. – Как вы себя чувствуете?
Ружан сглотнул и только сейчас заметил, что его наготу скрывает лишь серое полотенце, наброшенное на живот.
– Чувствую… Было хуже.
– Возьмите одежду, – спохватилась Михле. – Вот, ваша. Чистая. Я отвернусь.
Ружан сухо кашлянул, Михле не сразу поняла, что это был смех.
– Можете смотреть, если вам так угодно.
Михле раскраснелась от удовольствия: Ружан шутил, значит, всё действительно было неплохо.
Когда вернулся Рагдай, Вьюга обратился к Михле:
– Заговорите наших коней. Рагдаю понадобится новый, его скакун утомился. Нас ждут у Серебряного леса.
Едва они собрались в путь, как Вьюга попросил вернуться по большаку немного назад, к Азобору. Михле не поняла, что происходит, но вскоре их нагнала царевна Нежата на своём красивом коне.
Заговорённые скакуны неслись так, что их ноги едва не отрывались от земли, Вьюга оберегал их от холодных ветров и колкого снега. Всю дорогу Михле поглядывала на Ружана. Ей казалось, что он держал спину прямее и шире расправлял плечи, даже чем в их первую встречу. Иногда он содрогался всем телом, будто что-то рвалось у него изнутри, и Михле пугалась, но уговаривала себя: он привыкнет, это лучше, чем умирать, забывшись от жара.