— Если ваше предложение относительно моей вокальной подготовки все еще в силе, то я согласен.
Радость разлилась по всему ее телу, а на губах расцвела улыбка. Она ничего не могла с этим поделать.
— Тем не менее тебе неприятно оттого, что ты должен будешь подчиняться женщине, — заметила она лукаво. — Не так ли?
— Нет, — он яростно помотал головой. — Нет, это не так. Вы знаете, я понял, в чем разница между нами. Я сидел в партере во время вашей репетиции и слышал, как вы поете. Вы можете делать то, чего я не умею, мадемуазель Пиаф. Вот почему я хочу учиться у вас.
— Эдит. Меня зовут Эдит.
— Ваше… ваше… предложение еще в силе?
«Конечно, в силе. Что за идиот!» — эти слова не были произнесены вслух. Впрочем, она и не похвалила его за решение, которое мог принять только умный парень. Она просто кивнула. А потом спонтанно пригласила его на ужин:
— Я с друзьями иду ужинать в ресторан La Bonne Franquette[33] на Бют-де-Монмартр. Встречаемся в десять. Пойдем с нами!
Он побледнел, потом покраснел, смутился, как маленький мальчик, открыл рот, но ничего не сказал. Однако его синие глаза сияли, как звездное небо. Чтобы положить конец его смущению, она отвернулась. Как раз вовремя, поскольку к ней спешили импресарио Монтана и несколько растерянный Лулу.
— Извините, что не уследил и он побеспокоил вас. Я не успел его остановить, — проговорил импресарио.
Она повернулась ко всем спиной.
— Мне пора работать, — бросила она Иву Монтану. — Увидимся позже.
La Bonne Franquette был респектабельным, несколько старомодным рестораном, который располагался в фахверковом доме, типичном для этого района. Дом этот, вероятно, блистал во время Прекрасной эпохи[34] и сразу после Великой войны, когда здешними завсегдатаями были Аристид Брюан[35], Тулуз-Лотрек, Золя, Моне и другие самые известные художники, писатели и поэты.
Стены заведения украшали фотографии его знаменитых гостей. Каждый раз Эдит удивлялась, как владелец сумел защитить все эти вещи от рук фрицев. Многолюдный ресторан с отличной кухней и умеренными ценами она знала с юности. Сначала она лишь прижималась носом к окошкам снаружи, потом стала здесь постоянной гостьей и пела для посетителей. В этот вечер она расположилась за длинным столом среди друзей и коллег. Ей нравилось вежливое обслуживание и изысканное вино, а также то, что ее узнавали другие гости. Некоторые из них осмелились подойти и попросить автограф. Анри сидел рядом с Эдит, пытаясь привлечь ее внимание, но ее взгляд упорно притягивался к другому концу стола.
От высокомерного молодого человека, бросившего когда-то вызов Эдит в ее гостиничном номере, почти ничего не осталось. Она даже пожалела, что подрезала ему крылья. Немного надменности сейчас ему бы не повредило. Ив Монтан явно чувствовал себя не в своей тарелке, было видно, что ему неловко и неуютно в его нелепом пиджаке. Кроме того, он явно никогда не сидел за столом, покрытым красивой скатертью, не пользовался льняными салфетками, тарелками разного размера и формы и столовыми приборами, предназначенными для многочисленных блюд меню. Забавляясь, она наблюдала, как он брал и отодвигал приборы, явно не зная, какую вилку использовать для закуски. Из-за его невежества она чувствовала себя за него ответственной.
Ив огромными глазами смотрел на разнообразие и обилие подаваемых блюд. Звезду угощали такими кулинарными изысками, которые в это время встречались нечасто. Большинство парижан потребляли менее тысячи калорий в день, и пирушки Эдит тоже в основном не выходили за пределы приличий. Но ее очень тронул тот факт, что пораженный Ив при виде антрекота одним глотком выпил все вино из своего только что наполненного бокала. Его растерянность затронула в ней те струны, что были связаны с ее собственным детством. Ив Монтан был таким худым, что становилось понятно: вероятно, он годами не ел досыта. Возможно, вообще никогда. И это не имело ничего общего с оккупацией и войной. Эти перенесенные лишения связали их невидимой нитью, и ей захотелось вскочить и обнять его.
Но вместо этого она заказала новую бутылку вина и поспешно показала жестами, чтобы скорее наполнили все пустые бокалы.
Она случайно встретила взгляд Симоны, которая пристально смотрела на нее с противоположной стороны стола. Немногим ранее подруга тревожно прошептала ей на ухо:
— Как мы будем за все это платить? Килограмм хлеба, который должен стоить всего три франка, сейчас продается на черном рынке по тридцать. О, Эдит, сколько же хозяин попросит за все эти блюда?
Эдит лишь посмеялась.
— Понятия не имею. Мы попросим авансом мой гонорар в «Мулен Руж». Или Анри оплатит счет. Разве я знаю? Оставь меня в покое со своими вечными вопросами о деньгах. Наслаждайся приятным вечером, Момона!
Пронзительный взгляд Симоны, казалось, говорил, что она точно знает о намерениях Эдит. Эдит хочет произвести впечатление на Ива Монтана. Возможно, это было правдой, но лишь отчасти, потому что стол был зарезервирован Андре еще до того, как молодой человек появился в «Мулен Руж». Эдит хотела отпраздновать сам факт, что она жива, начало репетиций в легендарном кабаре и надежду на то, что ее выступления не будут прерваны вмешательством властей. Возможно, она даже хотела отпраздновать вспышку любви к Анри. А еще — открытие нового таланта. Разве мало причин, чтобы хорошо поесть и выпить?
Она болтала, смеялась и дурачилась. Казалось, что Эдит смотрела на Ива лишь мельком, но на самом деле она пристально наблюдала за ним. Когда он не поглощал в невероятных количествах еду, он практиковался в светской болтовне. Но его реплики, похоже, не всегда приходились к месту, как можно было заключить по выражению лиц его соседей. Однако сидящие за соседним столом женщины явно сочли его очень милым, более того, смотрели на него с трепетом. Подходящий парень для увлечения. Мысленно Эдит одобрительно похлопала себя по плечу за то, что правильно оценила его влияние на противоположный пол.
Когда подали сыр, он наконец снял пиджак. Его привлекательность возросла до такой степени, что она даже на мгновение потеряла дар речи. Снова эта простая белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. И никакого галстука. Южанин выглядел великолепно.
Ив чуть подвинулся в сторону, чтобы освободить место официанту, и случайно взглянул на Эдит. Она посмотрела ему в глаза, и он не смог отвести взгляда. Он улыбнулся ей в ответ, все так же глядя с нескрываемым восхищением. Словно теплый солнечный луч скользнул по лицу Эдит.
Гул голосов вокруг и вопрос, который Анри только что задал ей, — все это внезапно исчезло. На мгновение она почувствовала, что они с Ивом остались наедине. Она подумала, что в эту ночь жизнь поистине стала прекрасной, наполнилась красотой и совершенством, как роза под солнцем. В ее голове зазвучала песня о любви, счастье и единении. Строки текста возникали как бы сами собой. Она никогда раньше не слышала, и не пела, и не читала ничего подобного, но почему-то знала эти строки наизусть. Да, размышляла она, глядя в глаза Ива Монтана, это правда, жизнь прекрасна — жизнь имеет розовый цвет…
ГЛАВА 9
— Улица — моя консерватория, инстинкт — мой разум, — говорила Эдит. — Раймону Ассо потребовалось три года, чтобы сделать из меня нечто иное, чем птичку с феноменальным голосом, которую можно послушать на ярмарке. За эти три года я стала настоящей певицей.
Она выдержала паузу и продолжила:
— Ни у кого из нас нет столько времени. Ты должен учиться и понимать все намного быстрее.
— Я готов, — ответил Ив. — Я буду учиться у тебя и делать то, что ты говоришь.
Она улыбнулась, при этом избегая смотреть на него, а главное — в его чарующие синие глаза. По крайней мере, тогда, когда боялась поддаться его обаянию. Она спасалась от своих желаний профессионализмом.
Впрочем, это не требовало такого уж большого труда, ведь новая роль преподавательницы ей на удивление подошла. Впервые она поняла, что двигало тогда Раймоном Ассо: не столько роман с живой, чувственной молодой девушкой с улицы, сколько удовольствие от передачи знаний, радость от живой реакции, восхищение необыкновенным талантом, воодушевление от возможности вместе постигать музыку. С того вечера в La Bonne Franquette она заставляла Ива каждый день приходить к ней в отель, запирала дверь и репетировала с ним.
— Самая важная вещь в шансоне — его сюжет и то, как ты можешь себя с этим сюжетом идентифицировать, — говорила она, медленно вышагивая перед учеником взад и вперед. Он сидел на стуле за столом, повернувшись к ней. — Когда ты поешь песню, ты рассказываешь свою историю. Хотя дело не только в этом. Текст и музыка неразрывно связаны. Ты должен, как и я, работать над тем и другим одновременно.
Стул мягко скрипнул, когда он выпрямился на нем.
— Что ж, мне нужен новый репертуар. Я понимаю, Эдит. Но откуда брать новые песни? Кто будет писать для меня? К кому мне обратиться?
Он остановился на мгновение, затем продолжил, пристально глядя на нее:
— К кому ты хочешь обратиться?
— Успокойся, — предупредила она с улыбкой. — Кое-что уже делается.
Стул снова скрипнул, когда он скрестил ноги.
— Кого ты попросила писать для меня?
Она молча покачала головой.
— Почему мне нельзя знать, какие авторы на меня работают? — его тон стал резким.
Ее дружелюбное выражение исчезло.
— Ты мне доверяешь? Да или нет?
— Да, — проговорил он неуверенно.
Через время он сдался окончательно и уже спокойно повторил:
— Да, конечно.
Эдит глубоко вздохнула, подошла к стопке бумаг, лежавших на письменном столе, и притворилась, будто что-то в ней ищет. На самом деле она просто пользовалась возможностью не смотреть ему в глаза. Она боялась, что выдаст себя. Дело в том, что для Ива Монтана еще не было написано ни одного текста. Поскольку шансон всегда напрямую связан с тем, кто его исполняет, ему придется рассказывать истории из жизни Иво Ливи. Но она ничего о нем не знала, кроме того, что он приехал с юга и желал бы стать вторым Фредом Астером. Но этого явно недостаточно, чтобы нанять автора текстов или выбрать из множества новых песен ту, которая подойдет для достойного выступления на сцене. Сейчас был совсем не подходящий момент, чтобы обо всем ему рассказать. В попытке успокоиться она поправила прическу. Затем постаралась придать лицу самое спокойное выражение, какое только могла, и протянула Иву лист бумаги.