– Серьёзно? – показал Тристан. – Это впечатляет!
– Просто прекрасно, что ты сумела им помочь, – подхватила мама. – Тебе действительно пришлось потрудиться.
– Да, это здорово! – показал и папа, хотя всё ещё выглядел ошарашенным.
Они правда старались выразить мне своё восхищение, однако я не была уверена, что до них дошла вся грандиозность этих событий. Может, я недостаточно эмоционально сумела описать годы его одиноких странствий, когда никто не мог ответить на его песню.
Зато последняя часть моего выступления дошла до них сразу и полностью.
– И – представляете? Энди – это та женщина, которая будет прикреплять на него чип, – так высоко оценила мою идею, что пригласила меня побывать у них в заповеднике! – Я опустила ту часть письма, где предполагалось, что вряд ли я попаду в Эпплетон, на Аляску, разве что приеду туда вместе с родными. Для меня приглашения было достаточно. Мы должны поехать, и точка.
Мама с папой переглянулись, как будто не знали, что сказать. Иногда они пытались переговариваться, не шевеля губами, чтобы я не могла их прочесть. Однако в этот раз они словно общались без слов.
– Это очень мило с её стороны, – наконец ответила мама. – Может, когда-нибудь мы побываем на Аляске и ты увидишь заповедник.
В этом варианте «когда-нибудь» означало никогда.
– Но мы должны поехать сейчас, – показала я, – чтобы застать там кита!
– Не бойся, – показал папа. – Он ведь там вместе с другими китами, верно?
До них так ничего и не дошло. Они бы отнеслись более серьёзно к моим словам, если бы поняли, как это важно. Что этот кит впервые в жизни услышит песню, похожую на его, и что я сочинила эту песню для него. Я готова была ответить на любой их вопрос о Синем-55, или о заповеднике, или о музыке. Но они ни о чём таком не спрашивали. А папа так вообще почти ничего не понял. Мне следовало растолковать получше. Это было важнейшим делом в моей жизни, и я всё испортила.
Я глубоко вдохнула, набираясь терпения, чтобы внятно и медленно ответить папе. Если я буду терпелива и спокойна, это ещё может сработать.
– Но они не могут его понять. В этом вся проблема. Даже когда рядом другие киты, они его не понимают. – Мои руки показали папе плывущего кита, совершенно одинокого в океане. Он поёт, и никто ему не отвечает. И вдруг в один прекрасный день раздаётся песня. Такая же, как у него. Я повернулась и приложила ладонь к уху, как будто сама прислушиваюсь к пению.
Когда я закончила, папа вроде бы задумался над моей историей, а потом выдал:
– Похоже, этому киту требуется лечение у логопеда. – Он тут же рассмеялся над собственной шуткой, а потом нарочно опустил лицо и что-то добавил.
Я махнула рукой, заставляя взглянуть на себя, и спросила:
– Что?
Папа зачерпнул из тарелки чили и ответил:
– Ничего. – Это был единственный жест, который он знал хорошо.
– Это вовсе не ничего. Ты имел в виду, что я недостойна участвовать в разговоре.
Он посмотрел на маму, чтобы та перевела, но я показала ей:
– Больше не переводи мне его шуточки. – Судя по тому, как помрачнел папа, кое-что он успел прочесть.
– Представь, что ты не можешь поговорить ни с кем вокруг тебя. Что ты стараешься снова и снова, но никто тебя не понимает.
Папа снова беспомощно посмотрел на маму, но она просто протянула руку за стаканом. Я так грохнула по столу, что вода в стакане выплеснулась через край. Папа показал:
– Я тебя не понимаю. Говори медленнее.
Но я в ответ только ускорилась:
– Хоть быстро, хоть медленно – ты всё равно меня не понимаешь! А что, если бы тебе пришлось так жить? Если бы ты оказался на месте того кита, в океане, где не с кем поговорить?
Он покачал головой и вернулся к обеду.
– Милая, – показала мама, – мне жаль, что ты так расстроилась, но мы не можем просто так всё бросить и полететь на Аляску. Мы будем следить за экспедицией онлайн. Ты можешь пригласить к нам Венделла, и все увидят, что это ты сумела помочь киту. – Она подумала и добавила: – А я приготовлю попкорн. – Как будто это решало все проблемы.
– Нет, это нечестно! Это же я придумала песню для кита. И это была моя идея запустить звук под водой. Я могу оплатить часть билетов. – Я понятия не имела о том, сколько могут стоить билеты до Аляски, но в банке у меня лежали деньги за ремонтные работы.
Долгое время все молчали, но наконец Тристан тронул меня за руку.
– Эй! Это прекрасно, что ты делаешь это для кита. Самое важное в том, что он услышит твою песню, правда?
– Да, но я должна быть там, когда он услышит! Мне нужно видеть его…
– Это не один из твоих приёмников.
– Что?!
– Тот кит, – показал Тристан. – Я знаю, как ты не любишь оставлять что-то сломанным. Подумай хорошенько: не в этом ли причина твоего желания быть там? Но ты не можешь просто явиться туда и починить его, как радио.
– Я знаю! – Я жестикулировала так, словно рубила воздух. Да о чём он вообще говорит?! – Но я должна быть там! Я хочу, чтобы он понял, что кто-то его услышал!
И я жестикулировала снова и снова, не останавливаясь даже для того, чтобы смахнуть с лица слёзы, я так спешила, что уже и Тристан меня не понимал. Наверное, и мама тоже, но я не собиралась замедляться. Мне было всё равно. Я сама была как Синий-55: кричала в пустоту океана на слишком высокой для других частоте.
19
Новое стадо покидало его.
Молоденькая самочка-детёныш прошлась вокруг него, а потом плыла рядом, пока другие звали её. Она была совсем юной, и ещё не выбрала собственную песню, и обратилась к крупному незнакомому самцу, плывшему на отшибе, с серией щелчков, свиста и подвываний. Рано или поздно они научатся понимать друг друга.
Но это лишь встревожило стадо. Им не нравилось, когда воду вокруг баламутят странные звуки, они не желали, чтобы их молодняк пел на незнакомом языке. Это было опасно. Как детёныш даст им знать, когда ему потребуется помощь?
И стадо горбачей принялось звать всех прочь, чтобы отдалиться от него. Но и оставлять с ним молодую самку они не хотели. Наконец, она присоединилась к остальным, послав ему прощальный писк.
Какое-то время большой кит плыл рядом, уже понимая, что его не примут, но не решаясь уйти совсем. Он так давно не пел для детёнышей. Когда-то давно в его родном стаде тоже была молодь, и он сам был детёнышем.
Горбачи уходили, грозно отмахивая огромными хвостами, не подпуская его к себе.
Если бы он не пытался петь – может, ему разрешили бы остаться? Какое-то время он удерживал в себе свою песню, но всякий раз начинал снова понемногу петь, когда его доверие крепло. Но чем больше он пел, тем быстрее стадо отдалялось и тем надёжнее взрослые отгораживали телёнка.
В океане начинался шторм, но он не уплыл в спокойные воды следом за всеми. Его пение становилось громче всего, когда штормило. Тогда он становился таким же, как они: не мог услышать свою песню за грохотом волн и воем ветра.
И он бросался в штормовые воды, извергая свою неуслышанную песню в бездну океана. Может быть, этот гул шторма и вой волн, уносящие все звуки, так изменят его пение, что кто-то его услышит.
20
Немного успокоившись, я решила, что не позволю реакции моих родных ввергнуть меня в отчаяние. Они просто ещё не осознали всё до конца. Я сначала договорюсь обо всём с Энди, а потом снова попытаюсь убедить маму с папой. Когда они увидят доказательства того, что настоящий учёный высоко оценил мою идею и хотел бы, чтобы я сама помогла сотрудникам заповедника, они не смогут мне отказать. Они поймут, как это важно.
Когда поздним вечером этого дня пришло письмо от Энди, я уже почти начала собирать вещи для путешествия на Аляску. И тут я прочитала письмо.
Дорогая Айрис!
Мне ужасно жаль, если невольно внушила тебе мысль, что тебе нужно всё бросить и лететь сюда первым же рейсом. Для твоей семьи это действительно будет серьёзный шаг. Такие дела не решаются с наскоку. (Плюс большая вероятность того, что твоё появление здесь не оправдается, если Синий-55 не приплывёт. Очень часто занятия наукой оказываются такими вот скучными – ты усердно трудишься и строишь планы только для того, чтобы лишний раз убедиться: природа далеко не всегда готова с нами сотрудничать.) Если когда-нибудь родители привезут тебя к нам – будет чудесно, но даже в этом случае им потребуется время на организацию поездки.
Но ты, пожалуйста, поверь, что на твой компьютер будет транслироваться в точности такое же изображение, какое получат остальные члены команды, если не лучше! Прикрепить к киту электронный чип – безусловно, важная работа, но она опасна. Чтобы это сделать, нам нужно подобраться к киту вплотную. Одного удара хвостом достаточно, чтобы вышвырнуть нас с палубы. В этот момент со мной там останется только один член команды – и это рулевой. Все остальные участники экспедиции останутся в океанариуме и будут следить за нами на экране. Или же они смогут остаться на берегу, на причале, но оттуда вообще ничего не разглядишь. Ты получишь полный видеоотчёт с наших надводных и подводных камер. И потом я с радостью поделюсь с тобой информацией, полученной с чипа Синего-55. Так ты одновременно со мной будешь узнавать о его перемещениях и пении.
Ещё раз благодарю тебя за всю проделанную работу и за присланную песню. Буду рада в будущем поговорить с тобой на эту тему и надеюсь, мы продолжим переписку. Не сомневаюсь, что ты способна на большие открытия, и с нетерпением жду твоих новых работ, посвящённых животным.
Я с такой силой дёрнула со стены ноты песни Синего-55, что уголки оторвались, а кнопки разлетелись по комнате. Но кому до этого дело? Это же просто бессмысленный шум, который никто не услышит!
Я уже собралась разодрать бумагу на клочки, но остановилась. Это не его вина. Это песня Синего-55. И что бы он ни говорил, на каком бы то ни было языке – она была его.
Но смотреть на неё снова у меня не было сил. Я сложила ноты вместе с фотографией и спрятала в самый нижний ящик стола.