Первым русским, пришедшим в эти места – говорят, ещё во время начала Серых Войн, – синевато-белые странные скалы, из которых состояли стены ущелья, напомнили пилёный сахар. Чудные аккуратные бруски, параллелепипеды и кубы, словно бы и впрямь были умело напилены и уложены в горки для продажи. На самом деле это, конечно, был вытолкнутый из недр земных качественный мрамор, но сходство всех поразило.
Пилёный сахар уже отошёл в прошлое. А название осталось…
…Если честно, Денис всё-таки себе и представить не мог, что мама так здорово умеет держаться в седле. Видимо, и на Гришку с Олегом и Пашкой это произвело впечатление – даже казачонок посматривал на женщину с уважением.
Они четверо почти всё время молчали. О чём думала мама – Денис не знал. Ну а мальчишки молчали от осознания важности миссии. Для Гришки что-то такое, может, и было привычным, а вот вчерашний поселковый мальчишка Олег и сын частного предпринимателя Пашка никак – это было видно – не могли освоиться с мыслью, что они делают дело государственной важности. Но Денис с удовольствием отметил, что форма немало этому способствует.
А вот Гришка то посвистывал, то мурлыкал под нос и вообще вёл себя беспечно, на взгляд Дениса… пока – они ехали по лесу уже третий час, – не переставая что-то мелодично урчать, казачонок не нагнулся с седла на ходу и, подцепив клочок зеленовато-рыжего мха, не показал его всем:
– А вот шерсть вампуара. С ночи лежит.
Это и впрямь оказался никакой не мох, а шерсть – маслянистая, с пряным запахом. Денис покраснел. Хорош он следопыт – не заметил такое! Но тут ему вспомнился вампуар из книжки про охоту – жутковатая тварь в метр ростом со всеми атрибутами выходца из кошмарного сна. Он еле удержал на языке вопрос, не опасно ли здесь? Вроде бы вампуар охотится по ночам и не нападает на особо крупные объекты… Гришка же сдул шерсть с ладони и весело запел, шлепком сбив на лоб фуражку:
– Тёплый ветер в поле летал,
гулял,
глядел,
А потом
Этот ветер в окна влетел –
И мне рассказал он шёпотом:
«Очень много смуглых ребят уже сегодняшним вечером
К нам придут рубить всех подряд, крича на тюркском наречии!»
А я в свои пятнадцать годков понюхал смерти и пороху.
Голову снимаю легко, будто шляпку с подсолнуха…
Не рискуй с такой детворой на саблях в поле тягаться ты!
Было дело – выходил и один в соотношеньи к двенадцати!..
– Гришка неожиданно прервал вокальные упражнения и вытянул руку, с которой живой змеёй свисала нагайка: – Вооон там проход в ущелье. Полпути сломали, ещё засветло будем на месте!
И – продолжил:
– Вот уж видно их вдалеке…
Чёрный главарь
По-звериному щерится…
Ой, да что ты позабыл на реке,
Что называется
вольной Медведицей?
Должен ты накрыться в бою
По моему разумению детскому…
Я тебе по-русски пою –
Ну, а если хочешь – могу по-турецкому!
Подходи, ребятки, давай!
Я нараспашку весь – будто в исподнице…
Пика – это мой каравай;
Кто рот раззявит – тот враз успокоится!
«Хура, хура, хура-хой!» – слышу турецкие
возгласы резкие!
А вон тому красивому – щас! –
В голову дам заточённой железкою…[36]
В отличие от Пилёного Ущелья, где если что и росло – так камнеломка, чахлые деревца, угнездившиеся жадными корнями в расщелинах, да серая трава, – Долина Танцующих Ручьёв изумляла красотой и обилием зелени и воды. С верха крутого спуска, на который вывело спасательный отряд ущелье, открылся вид на овальную (примерно километров семь в длину и три в ширину) тарелку, в центре которой посреди большой, занимавшей около трети долины рощи виднелось круглое озеро. На дальнем от спуска склоне тянулись дымы – точнее, пар, там выбегали из скал и в скалах же скрывались, не добираясь до озера, горячие источники. По склонам взбирался лес.
А правее спуска – и в паре километров от него – виднелись разбросанные вдоль опушки рощи десятки юрт.
Над ними шёл в небо настоящий дым – дым от нескольких больших костров…
…Становище уйгуров поражало своим убожеством. И дело было даже не в юртах – в конце концов, палатки выглядят почти так же, – а в ощущении, что его жители полностью махнули на самих себя рукой. Везде валялся мусор, немногочисленные обитатели передвигались вяло, не глядя по сторонам – только себе под ноги. Чёрным дымом чадили несколько костров, и Гришка, привстав в стременах, поморщился:
– Мясо горит… Сусликов жгут, Валерь Вадимна. Край…
Третьякова кивнула. Это и так было ясно.
– Ну что, ребята, – сказала она, обернувшись на своё воинство и даже взглядом не выделив сына, – отсюда ещё можно назад, потом – буду требовать с вас как со взрослых.
Ответом было оскорблённое молчание. И небольшая кавалькада, задержавшись ещё на полминуты, шагом двинулась вниз…
…Тайон встречал русских на окраине становища. В руке – высоко поднятой – невысокий старик держал палку с навязанными на неё чёрными тряпками, мерно покачивая ею и отрешённо глядя на подъезжающих людей. В глазах старика было только отстранённое равнодушие, он даже не посторонился, когда конь Валерии Вадимовны напёр на него грудью. Только проронил треснутым и дребезжащим голосом, чисто и ровно выговаривая каждое слово:
– У нас Чёрная Смерть, русские люди.
– Я знаю и приехала именно поэтому. – Валерия Вадимовна ловко соскочила наземь – Гришка подхватил пальцем брошенный, не глядя, повод и вызывающе-красиво избоченился в седле. – Я врач. Укажи нам, где можно разместиться.
Тайон посмотрел немного живее. Но покачал головой:
– Уезжай, белая женщина. Мы умерли, ты не поможешь. Оставь нас.
– Я не могу уехать, – спокойно ответила Валерия Вадимовна. – Я давала священную клятву именем великого врача древности – помогать больным. Меня прислал Великий Ата Бахурев, едва узнал о мучениях твоего недостойного племени.
Старик покачал головой вновь:
– Ата Бахурев велик, и я уважаю твою клятву неведомому мне врачу. Но клятва не спасёт тебе жизнь, белая женщина. Чёрная Смерть ревнива, она не любит соперниц.
– Клятва спасёт мою честь. Это намного важнее… – Валерия Вадимовна стянула узкие скрипучие перчатки. – Ты ведь не убегаешь от людей, хотя ты здоров.
– Это мой народ, – ответил тайон с неожиданной гордой твёрдостью. – Он и так умирает.
– А это – моя работа, – отрезала Валерия Вадимовна. – Покажи нам место, где можно остановиться. И скажи людям, что эти мальчики, – она кивнула на сидящих верхом ребят, – убьют любого, кто вздумает не принять лечение – убьют на месте и сразу. Так велел Великий Ата Бахурев. Смерть тому, кто не выполнит его волю, – бойтесь её, а не Чёрной Смерти.
– Когда мы были сильны – мы убили множество русских, – тихо сказал уйгур. – Если бы мы смогли – мы бы убили всех русских. Всех. Так зачем?
– Ты не поймёшь, – отрезала Валерия Вадимовна высокомерно.
Тайон молча склонил голову и опустил шест:
– Я покажу место и велю тем, кто еще жив, повиноваться вам.
…– Григорий, займись конями. – Валерия Вадимовна распоряжалась на ходу. – Денис, разверни рацию, отработай сеанс. Павел, ставь палатки. Олег, бери вон тот чемодан, с номером «15», пойдёшь со мной. Всё, работаем.
Голос матери был жёстким и сухим, как промороженный металлический лист, движения почти пугали точностью и быстротой. Мальчишки, что называется, «шуршали», даже не думая о лишних – и вообще каких бы то ни было – вопросах, только шелестя в ответ без наигрыша: «Есть, товарищ штабс-капитан… сейчас, товарищ штабс-капитан… готов, товарищ штабс-капитан…» Валерия Вадимовна без эмоций вкатила всем по десять кубиков универсальной сыворотки, дала Олегу маску и резиновые перчатки, сама натянула такие же. В сущности, это были просто дополнительные меры предосторожности – иммунитет русских, выживших и давших потомство после Безвременья, был твердокаменным. Но поддержать его стоило… Особенно при первом контакте.
Очень быстро лагерь у широкого, но мелкого ручья, убегавшего в рощу, обрёл жилой вид. Гришка, не переставая насвистывать, ловко сколачивал топором из тут же вырубленных слег коновязь (которую не забыл первым делом гордо пометить войсковым знаком и памятной надписью: «Был:проводник мед. экспедицииГр. Мелехов, Семиреченское Казачье Войско, июнь 25-го г. Рек.»), освобождённые от поклажи и сбруи, но стреноженные кони бродили вокруг, отдыхая после изматывающего марша. Пашка ставил уже вторую палатку. Денис, используя вместо стола упаковочный ящик, шаманил над микрофоном развёрнутой станции:
– Крест, Крест, я Крест-Выход, я Крест-Выход, ваааазьмите аварийный пеленг, аввварийный пеленг вааазьмите!… Как слышите меня? Слышу вас хорошо… Крест, Крест, я Крест-Выход, пеленг беритееее… аааатличнооо…
Со стороны становища за ними наблюдали. Но неявно – никто не осмеливался не только подойти, но и просто высунуться в этом направлении. Поэтому, когда Валерия Вадимовна и Олег – почти через два часа, уже начало быстро темнеть – появились за ручьём, то спутать их ни с кем было просто невозможно.
Мальчишки побросали дела и, перестав скрывать тревогу и нетерпение, поспешили навстречу.
– Эпизоотия у сурков, – не дожидаясь вопросов, спокойно буркнула Валерия Вадимовна. – Это видно даже без анализов и обследований. Сурки чумные, эти придурки их ловят и жрут. А блохи с сурков жрут придурков. Надо полагать, веков цивилизации не было никогда… Ну а потом все они начали друг друга обчихивать и обкашливать, ну и поехало – бубонная в лёгочную, дураки на костры… Пустулы у всех, кого я смотрела. Бубонной, кстати, уже нет – кто от неё не издох, издыхает от лёгочной. Цианоз, кровью харкают куда попало… озноб, боли по всему телу, морды опухшие, температура около сорока… – Она почти равнодушно говорила, а Олег – было видно – судорожно тёр руки.