Марина СычеваПесня хомуса
– Дом старый, но крепкий. Дед Сэмэн рукастый был, до последнего вёл хозяйство сам, – мама дернула створку окна снова. Та скрипнула, нехотя поддалась. Сардаана сделала глубокий вдох и закашлялась – по горлу словно наждачкой шоркнули. Обхватила тонкими пальцами шею, захрипела, повалилась на цветастый половик, дернулась пару раз и затихла.
– Трагедия в одно действие?
– Закрывай, – Сардаана выжидательно взглянула из-под опущенных ресниц. Мама хмыкнула и тоже зашлась кашлем:
– Ладно, убедила, потом проветрим.
Рассохшаяся рама с трудом встала на место. Сардаана поднялась, отряхнула колени. Горчащая дымка медленно рассеялась в тяжëлом воздухе нежилых комнат.
– Наведëм здесь порядок и выставим дом на продажу.
Сардаана кивнула, хоть и не верила, что на домик будет спрос. Пока они шли от остановки через деревню, она насчитала штук семь заколоченных домов.
– Разбирай тумбочку, а я за сервант возьмусь, – мама распахнула стеклянную дверцу и звонко чихнула. – Пылищи-то! Найдëм покупателя, а там, глядишь, квартирку в Якутске тебе возьмëм. Хорошо бы однушку недалеко от театра, чтобы ты не ездила. Как думаешь?
Сардаана вздрогнула: про второе письмо маме она так и не сказала. Телефон сам нырнул в руку. Она ткнула в экран и в сотый, наверное, раз перечитала заветные строки: «Московский экспериментальный театр утвердил вас на роль второго плана в спектакле «Мулан». Пожалуйста, пришлите подтверждение до конца месяца».
Москва! Такой шанс выпадает не каждый день! Тем более начинающей актрисе. Но…
– Смотри-ка, приёмник! Батарейки на месте, – мама щелкнула кнопкой. В динамике затрещало.
Сардаана спрятала телефон в задний карман. Здесь, в деревне, тихо, за уборкой будет время подумать. Пара дней на это есть. А пока…
Морщась от назойливого треска радиопомех, Сардаана села на цветастый половик, скрестив ноги, и заглянула в тëмное нутро тумбочки.
Носовой платок в крупную клетку, пузырёк с таблетками, мазь для суставов. Стопка пожелтевших газет. Всë в мусор. А это что? Пальцы нащупали деревянный короб в дальнем углу тумбы. Шкатулка! Сардаана поставила находку на колени. Пальцы вмиг посерели от пыли. Она смахнула налëт и вытерла ладонь о штанину.
Что мог хранить дед в старой шкатулке? Для фотографий узка. Украшения? Вряд ли. Сардаана приподняла крышку.
– … три очага локализованы, однако около семи лесных пожаров бушуют на территории заповедника «Ленские столбы»… – выкрикнул приёмник.
– Поймала! – удивлëнно воскликнула мама, убавляя громкость.
Перо. Чëрное. Наверное, вороново. А под ним… На плавном изгибе металлических щëк ещë можно было разглядеть растительный орнамент. Сардаана дернула язычок указательным пальцем. Хомус1.
– Ау, хозяюшки! – раздалось от порога.
– Идём! – откликнулась мама, отбрасывая тряпку.
– Ну, идëм —так идëм. Сардаана потянулась следом, прихватив с собой шкатулку.
– Молочка я вам принесла, утрешнего. Коровка у меня хорошая, удойная, сама-то я столько не выпиваю, вот и разношу, – бабушка передала маме пластиковый кувшин, всплеснула руками, – Я Дарыйа, соседушка ваша справа. Вон моя избëнка. А ты, знать, Олена? Сэмэн, упокой господь его душу, сказывал.
Старушка была сухонькая, но улыбчивая, с морщинками в уголках глаз. Седые волосы собраны под зелëным платком, в оттянутых мочках золотые серьги.
– Места у нас хорошие, тихие. Да только пустеет деревня. Всего ничего нас осталось. Пяток старух, дед Кудук с внуком. Остальные наездами. Вы-то как, насовсем?
– Куда нам… Дом в порядок приведём и обратно, в город, – мама развела руками, словно извиняясь. – У меня работа, да и Сардаана… в театре «Олонхо» играть будет, пригласили. С таким талантом в деревне сидеть грешно.
Сардаана выбила голыми пятками несколько народных па – полюбуйтесь, каковы таланты! Дарыйа рассмеялась. За дурачеством легче было прятать смятение: мама гордится, планы строит, а дочь в Москву собралась. Обрадуется? Или расстроится? Да и сама Сардаана все никак не могла решиться.
– Ну, будет тебе, – улыбнулась мама.
– Да, – закивала старушка, выходя на крыльцо. – Молодёжи в городе повеселее. У нас тут только Кэскил из молодых, внук-то Кудука. И вот глядишь, не уезжает. Туточки ему хорошо. Заболтала я вас. Ухожу, отдыхайте. А кувшинку потом занесëте, вон тот дом, с зелёной крышей.
Дарыйа засеменила по тропинке, но вдруг остановилась:
– Помянешь чëрта… Вон он, Кудук. Эй, старый! Куда с лопатой-то? Али клад искать?
Над оградой действительно плыла лопата, покачиваясь на широких плечах деда. Шагал он бодро, такого дряхлым не назовëшь.
– Сдурела, старая? Какой клад! Окапывать пойду, видишь – как дымкой всë затянуло. Того гляди огонь на нас пойдет.
– Пожары же далеко, – обеспокоенно заметила мама, кивнув Кудуку.
– Сейчас далëко, завтра – кто знает. Без ветра, знать, дерево не качается.
– Вечно ты беду пророчишь. Глядишь, бог милует, – Дарыйа, охая, засеменила вслед за ним.
– Может, зря мы приехали, – тревожилась мама.
– Да брось, в новостях не было ничего о пожарах в Горном… а дымка и Якутск накрыла, – Сардаана протянула маме шкатулку, – вот посмотри, что нашла. Как думаешь, старинная?
– Прабабки это твоей. Видишь, перо воронье? Тураах её звали. Говорят, хомус у неё в руках так и пел.
***
Сардаана отошла на середину комнаты. Да, так она отражается в зеркале в полный рост.
Роль второго плана в спектакле «Мулан». Кто это может быть? Одна из более удачливых невест? Попробуем…
В правой руке зонтик, левой плавные жесты, и мелкими шажками по кругу. Грациозно опускаемся, подобрав под себя ноги, берëм чайник и разливаем чай. Подуть немного, передать гостю.
Сардаана стрельнула глазами отражению и рассмеялась: ай, хороша! Такую богатый жених возьмёт.
Это – Москва. Да, роль проходная. Но и её можно сыграть от души. А там и заметят.
А если остаться в Якутске? Тут роль интереснее. Сардаана вскочила. Ноги пошире, в полуприсед. Голову склонить, спрятать лицо за волосами. А вот и бубен! Сначала мелкой дробью, потом вскинуться – и в пляс. Руки – крылья, ты не просто девушка – ты шаманка, связь между мирами, голос, обращённый к богам. И пляшут с тобой могучие духи.
А если так? Сардаана метнулась к тумбочке, зажала в пальцах хомус. Играть она умела, в театральном были занятия по народной культуре. Да, не мастерски, но для роли пойдëт.
Согрев металл в ладони, она прижала хомус к губам, сосредоточилась. Вом-м. Вом-вэ-вом, – звук выходил низкий, нутряной. Сардаана даже глаза закрыла от удовольствия. Да, руки заняты, но так даже интереснее: передать образ только движениями тела.
– Ай, красота! Сила в тебе так и поёт!
Сардаана сбилась, язычок хомуса щëлкнул по зубам. У неё, оказывается, зритель есть.
Уперев руки в колени, на кровати сидел старичок. Незнакомый. Глаза косые, не поймëшь, куда смотрят.
– Здравствуйте, – Сардаана растерялась.
– И ты здравствуй, коль не шутишь.
– А вы?..
– Айчааном зовусь. Да ты не пужайся, и за любопытство не серчай. Уж очень интересно было взглянуть.
Сардаана кивнула, все еще не очень понимая, как относиться к гостю.
– Хочешь, совет дам? – Айчаан подался вперёд. Согласие ему, видимо, не требовалось. – Отведает хомус твоей крови – душа в игре пробудится. А там и ответы придут.
Вот так совет: ничего не понять. Сардаана моргнула, а старичок уже скатился с кровати.
– Ну, пошел я. Дела…
Она взглянула на хомус, потом в зеркало, и бросилась на крыльцо. Старика уже и след простыл. Зато у соседнего домика виднелся зелёный платок Дарыйы. А рядом со старушкой мама и незнакомый парень. Сардаана сунула ноги в шлëпки и сбежала с крыльца.
– А-а, девонька!
– Слушайте, тут дед заходил, – Сардаана кивнула парню, видимо, внуку Кудука. – Так и не поняла, что хотел. Может, со скуки… Косой, с залысинами. Айчааном представился.
– Айчааном? – Кэскил округлил глаза. – Из приезжих, что ли? Так не было никого, автобус пустой пришëл.
– А ты имя не перепутала?
– Э, девонька! – Дарыйа прищурилась довольно. – И правда талант в тебе есть, видать. Хозяин домашнего очага тебя навещал!
– Дарыйа-эбэ, ты суевериями городских не пугай, не приедут больше! – Кэскил погрозил старухе пальцем и рассмеялся. «Наигранно», – отметила Сардаана. Но рассмеялась следом, чтобы закончить тревожную беседу.
– Представляешь, горит уже недалеко, в двадцати с небольшим километрах! – мама всплеснула руками.
– Да, прав был Кудук… Кто бы подумал. Что, Кэскил, много вы окопали?
– Да разве ж вдвоëм, лопатами много сделаешь? Вот, пойду на станцию. Должны огнеборцы подъехать.
– Девонька, унесëшь старому Кудуку обед? У тебя ножки–то помоложе. А я два дома пройду – и три минуты стою, дышу. И так сил нет, а тут еще гарь эта поганая.
– Куда?
– Недалëко, к ручейку.
– Не опасно? Собьëтся с пути ещё…
– Не волнуйтесь, до развилки я провожу, – Кэскил улыбнулся. – А дальше там всего метров триста, и тропка одна всего.
– Несите, Дарыйа-эбэ, обед, унесу!
Справа трава выше скособоченной ограды, слева забитые ставни избушки, одичавшей, потерявшей жилой облик.
– Тоскливое зрелище! Неужели и правда в город не хочешь? Не гнетëт это все, Кэскил?
– Да не Кэскил я, – взъерошил и без того торчащий ëжик. – Кириллэ я, да дед, упрямец, иначе как Кэскилом не зовëт. Вот и прицепилось.
– Та-ак, – Сардаана отстранилась, хитро сверкнула глазами. – Какие ещë страшные тайны хранит эта деревенька?
Затем приблизилась – лицом к лицу, так, чтобы его дыхание на щеках ощутить. И шëпотом:
– И самое главное – как мне тебя называть?
– Да как все, я привык. А что до города, – он взял её за плечи, повернул лицом к вырастающим из мутной дымки деревьям. – Вот и развилка. Тебе по правой тропинке, к ручью. Дойдëшь до сухого пня – остановись. Послушай лес. Загляни в него: такая красота и такая силища! А потом в себя: там тот же лес. Потому и не уезжаю.