Она тоже смотрела на него со злобой, однако сказала:
—Если вопрос в том, сколько у меня братьев, то по последним подсчетам — пять.
—Благодарение Богу! — Энтони испустил насмешливо сочувственный вздох и вновь захихикал. — В какой-то миг я подумал, что просто допустил промашку. Но теперь ты можешь полностью рассчитывать на мое сочувствие.
—Ну, это черта с два, — рявкнул Джеймс, вновь двигаясь к Энтони.
Однако Розлинн еще раз вмешалась, на этот раз схватив мужа за руку.
—Ты что, не понимаешь, когда надо остановиться? — стала увещевать она его, тем временем увлекая к двери.
—Я ведь только начал, — запротестовал он, однако взгляд, брошенный на Джеймса, заставил его смириться. — Ты права, дорогая, абсолютно права. Кстати, ты не известила Джейсона, что мы навестим его, пока он в городе? Ей-Богу, никогда так не мечтал встретиться со старшими, никогда у меня для них не было столь интересных новостей.
Едва Энтони вышел за дверь и она была с грохотом за ним захлопнута, он вновь стал умирать со смеху, особенно когда из комнаты до него донеслись глухие проклятия.
Розлинн огорченно на него взглянула:
—Тебе вовсе не следовало это делать.
—Я знаю, — усмехнулся Энтони.
—Он может тебя и не простить.
—Я знаю. — Его усмешка стала более заметной.
Она щелкнула языком.
—Так ты вовсе и не раскаиваешься?
—Ни на чертову йоту, — хмыкнул он. — Но будь я проклят, я же забыл его поздравить.
Она резко дернула его назад.
—И думать не смей! Я привыкла видеть твою голову на плечах, так мне больше нравится.
Ход его мыслей внезапно изменился, и он прижал ее к стене коридора.
—Действительно нравится?
—Прекрати, Энтони! — Она засмеялась, не слишком решительно уклоняясь от его губ. — Ты неисправим.
—Я влюблен, — парировал он охрипшим голосом. — А влюбленные мужчины обычно неисправимы.
Она задохнулась, когда он губами стал пощипывать ее ухо.
—Ну, если ты так ставишь вопрос... наша комната дальше по коридору.
41
—Господи помилуй! — воскликнул Энтони, когда на следующее утро Джеймс и Джорджина вошли в столовую. — Черт возьми, как это я не заметил, что ты отхватил себе первосортную вещь, Джеймс?
—Ты был слишком занят тем, что допекал меня, — ответил Джеймс. — И не начинай все сначала, парень. Довольствуйся тем, что после твоего ухода ночь у меня была весьма приятной.
Джорджина зарделась, загоревшись желанием пнуть его за подобные слова. Энтони не сделался объектом аналогичного желания, просто из-за того, что ей и в голову не могло прийти, что под «первосортной вещью» подразумевают ее. Поскольку же ночь была и для нее весьма приятной и она выглядела восхитительно в своем вельветовом темно-вишневом платье, прекрасно ее облегающем, чувствовала она себя настолько размягченной, что от комментариев воздержалась.
Но, похоже, Энтони глаз не мог от нее оторвать, и его супруге пришлось ударить его ногой под столом. Он вздрогнул, но глаз все же не отвел, даже когда Джеймс стал на него хмуриться.
В конце концов, с некоторой досадой он спросил:
—Где, черт побери, я тебя уже видел, Джордж? Лицо у тебя дьявольски знакомое, разрази меня гром, если нет.
—Меня зовут не Джордж, — ответила она, усаживаясь за стол, — а Джорджина, для друзей и родственников — Джорджи. Вот только Джеймс, похоже, не может этого запомнить.
—Мы снова намекаем на мое старческое слабоумие? — спросил Джеймс, изгибая дугой одну бровь.
Она ответила с мягкой улыбкой:
—Если ботинок на ноге.
—Если память мне не изменяет, я заставил тебя съесть этот ботинок, когда ты в последний раз пыталась надеть мне его на ногу.
—А если меня память не подводит, — парировала она, — то, думается, это было восхитительно.
Энтони с интересом следил за этим эпизодом, терпеливо ожидая возможности повторить свой вопрос. Однако он забыл о нем думать, когда заметил, как у Джеймса внезапно загорелись глаза внутренним огнем, причем явно не огнем гнева. Страсть, вспыхнувшая при упоминании о ботинке? Неужели она его действительно съела?
—Это что, какая-то очень личная шутка? — вежливо поинтересовался он. — Или анекдот?
—Вам лучше послушать, как мы познакомились, сэр Энтони.
—Ага! — торжествующе воскликнул он. — Я ведь с самого начала так и говорил. Я чертовски силен в этих вещах, всем известно. Итак, где это было? Воксхолл Друри лейн?
— По правде говоря, в прокуренной таверне.
Энтони перевел взгляд с нее на Джеймса, одна бровь изогнулась — привычка, видимо, семейная, решила Джорджина.
—Мне следовало знать об этом. В конце концов, у тебя же слабость к барменшам.
Однако Джеймс сейчас был не в том настроении, чтобы позволять себя вышучивать. С усмешкой он произнес:
—Опять задницей своей думаешь, милый мальчик. Она там не работала. Подумать только, я так и не узнал, что она там делала.
—То же, что и ты, Джеймс, — ответила Джорджина. — Искала кое-кого.
—А ты кого искал? — спросил брата Энтони.
—Не я, а ты. Это был как раз тот день, когда ты меня проволок по половине Лондона в поисках кузена твоей жены,
День этот Энтони никогда не забудет, поэтому он тут же указал:
—Но твоя Марджи была блондинкой.
—А моя Джордж — брюнетка, любительница мужских нарядов.
И тут взгляд Энтони снова уперся в Джорджину, причем стало ясно, что он все вспомнил:
—Господи Боже мой, мегера, которая калечит лодыжки! Я-то думал, что тебе не посчастливилось найти ее, Джеймс.
—Я и не нашел ее. Она меня нашла. Свалилась прямо мне в руки, так сказать. Она подрядилась...
—Джеймс! — перебила его Джорджина, в ужасе оттого, что он снова все это будет рассказывать. — Нет ведь нужды вдаваться во все подробности, а?
—Мы одна семья, любовь моя, — беззаботно ответил он. — Неважно, если они будут знать.
—Неужели? — процедила она, сдвигая брови. — Тот же самый подход, какой ты продемонстрировал, когда обо всем этом рассказывал в моей семье?
Джеймс насупился, явно недовольный тем, что она очень близко подошла к теме, обсуждение которой ему было бы неприятно. И он не потрудился ей ответить. Повернувшись к боковому столику, на котором была разложена еда, он оказался спиной к сидящим.
Чувствуя, что атмосфера резко изменилась, Розлинн дипломатично сказала:
—Могу я вам положить еду на тарелку, Джорджи? По утрам мы сами себя обслуживаем.
—Благодарю...
Однако ее перебил Джеймс, проворчав:
—Да я и сам могу с этим справиться.
Джорджина раздраженно поджала губы. Она хотела не затрагивать ту единственную тему, которая непременно повергала Джеймса в скверное расположение духа, но, черт побери, неужели она должна была глотать оскорбления в адрес собственной семьи, безропотно сносить уколы и шпильки? Его может не волновать, что и кому он говорил и какие это поднимало волны, но ее все это заботило.
Досада ее улетучилась в тот момент, когда она получила от своего мужа тарелку с едой, которую тот шумно шмякнул перед ней. На тарелке высилась небольшая гора из омлета, кусков копченой рыбы, пирога с мясом, сосисок, обложенная бисквитами и огромными порциями различных желе — с таким количеством пищи не справились бы и четверо. Вытаращив глаза, Джорджина разглядывала эту гору, а затем заметила, что гора на тарелке Джеймса была еще выше. Обе они были сооружены столь бездумно, что к ней вернулась способность шутить.
—О, спасибо тебе, Джеймс, — поблагодарила она, из последних сил удерживаясь, чтобы не улыбнуться. — Я действительно умираю от голода, хотя и не представляю почему. С самого утра я какая-то... не очень энергичная.
Откровенная ложь имела целью привести его в более приятное расположение духа, так как оба они этим утром, прежде чем встать с постели, продемонстрировали, что обладают энергией в избытке. Но ей бы надо было уже знать, к чему ведет любая игра словами с Джеймсом Мэлори.
—Тебе следует всегда быть такой ленивой, Джордж, — ответил он с одной из своих сатанинских улыбок, и уже ничто не могло остановить румянец, начавший заливать ее щеки.
—Не знаю, отчего она краснеет, — произнес в наступившей тишине Энтони. — Не похоже, что мы должны понимать подтекст сказанного. Не то чтобы мы не понимали, но нам понимать просто не следует. Я сам с трудом выбрался из постели этим ут...
Салфетка Розлинн, ударившая его по губам, положила конец этим поддразниваниям.
—Оставь в покое бедную девушку, негодяй. Дьявол свидетель, быть замужем за Мэлори — это...
—... блаженство? — подсказал Энтони.
—Кто так считает? — фыркнула она.
—Ты, дорогая, и весьма часто.
—Наверняка в моменты умопомешательства, — вздохнула она, заработав довольный смешок своего мужа.
К этому моменту щеки Джорджины уже приняли обычную окраску, и она испытывала благодарность к Розлинн, сумевшей увести разговор от излишне личных вопросов к темам более общего характера, по крайней мере, не таким обескураживающим. Ей стало известно, что днем у нее будет портниха, которая позаботится о ее гардеробе, что в зимние месяцы состоится несколько балов, на которых она просто должна побывать — при этом оба Мэлори застонали, — а также ей надо присутствовать на нескольких десятках раутов и приемов, где, как это принято, она должна быть соответствующим образом представлена. Все это предполагало, что некое время она здесь остается, — обстоятельство, которое прежде прояснено никак не было. Бросив на Джеймса взгляд, как бы вопрошающий: «Все ли это действительно столь необходимо?», она обнаружила, что лицо его хранит загадочное выражение.
Известили Джорджину и о предстоящем вечером сборе всей семьи. В этот момент Энтони бросил:
—Кстати, старших я так вчера вечером и не навестил. Меня задержали. — Тут он пошевелил бровями и послал супруге воздушный поцелуй, она же потянулась к новой салфетке, чтобы бросить ему в лицо. Посмеиваясь, он добавил: — Кроме того, старина, я пришел к выводу, что они попросту не поверят этой новости, пока от тебя ее не услышат, а ты умеешь так неповторимо это делать — говорить об этом, не называя вещи своими именами, — что я не хотел лишать тебя возможности еще раз продемонстрировать свои способности.