—Тогда придуши ее, — сказал Джеймс с таким видом, словно действительно собирался это сделать. Затем он посмотрел на племянницу со смесью нежности и досады: — Ты намеренно это сделала? Не так ли, родная?
Она даже не попыталась это оспорить.
—Вы вдвоем так объединяетесь, наседая на него, что справедливым это никак не назовешь. Да и теперь ведь двое на одного? Но не злись на меня. Только сейчас я поняла, что мне придется выслушивать его ликующие вопли по этому поводу гораздо дольше, чем тебе. В конце концов, я же с ним живу.
Это никак не улучшило ситуацию. Николас Иден продолжал стоять с улыбкой от уха до уха.
—Возможно, мне следует жить с тобой в одном доме, Ригэн, — проговорил Джеймс. — Хотя бы пока жилье, которое мне подобрал Эдди, не отремонтировано.
Николас весь как бы ощетинился.
—Только через мой труп.
—Это, милок, можно организовать.
В этот момент к ним подошел Эдвард.
—К слову сказать, Джеймс, за всеми восхитительными треволнениями, забыл тебе сообщить, что сегодня вечером около нашего дома остановился один парень, который тебя разыскивает. Я бы ему сказал, где тебя найти, да он что-то чертовски враждебно к тебе был настроен. Я прикинул: будь он твой приятель, то манеры имел бы получше.
—Не назвал себя?
—Нет. Здоровый такой парень, очень высокий, и судя по выговору, американец.
Джеймс медленно повернулся к Джорджине, брови его сошлись вместе, выглядел он туча-тучей.
—Эти деревенские варвары, твои родственнички, — не могли же они за нами сюда явиться? Как думаешь, дорогая?
Подбородок ее слегка задрался, показывая, что она отвергает подобное отношение с его стороны. Однако она не могла скрыть изумление, заметное и в ее глазах.
—В некотором роде мои братья любят меня, Джеймс. И если ты припомнишь, в каком виде они в последний раз лицезрели меня на твоем судне, то ты получишь ответ.
Возможно, в ту памятную ночь их свадьбы из-за избытка переживаний рассудок фиксировал не все, но он ясно вспомнил, что принес ее на борт корабля с кляпом во рту, причем крепко прижимал к себе, фактически держал под мышкой.
Теперь же негромко, но с чувством он произнес:
—Вековечное чертово пекло.
44
—Черт побери, не можешь же ты всерьез так к этому относиться! — гневно воскликнула Джорджина. — Я их должна хотя бы повидать. Они такой путь проделали...
—Плевать мне, сколько им там пришлось добираться! — с не меньшим гневом отрезал Джеймс.
Вчера вечером у нее не было случая завести разговор о ее братьях, так как она поднялась к себе в комнату вскоре после отъезда старших, и хотя очень долго ждала Джеймса, но все же уснула до того, как тот вернулся. Теперь же, утром, он наотрез отказался отвезти ее в порт, категорически отказался достать для нее экипаж, когда она обратилась с этой просьбой, и в итоге в словах, исключающих недопонимание, сообщил ей, что она вообще своих братьев не увидит, и все тут.
Собравшись, она постаралась внести в их дискуссию некоторое рациональное начало, спокойно спросив:
—Не будешь ли так любезен сказать мне, чем объясняется это твое отношение? Тебе, должно быть, ясно, что прибыли они сюда лишь для того, чтобы убедиться: со мной все в порядке.
—Черта с два! — окрысился он, не желая или будучи не в состоянии мыслить разумно и вообще спокойно что-то обсуждать. — Они примчались, чтобы забрать тебя.
Она дольше не могла откладывать этот вопрос:
—Но не это ли ты собирался сделать с самого начала — отослать меня назад?
Несколько долгих секунд он хмуро глядел на нее. У нее перехватило дыхание. Затем он фыркнул, словно она сказала нечто крайне нелепое.
—Откуда, черт подери, ты могла понабраться таких мыслей? Я тебе такое говорил?
— Тебе и не требовалось говорить. Я присутствовала на нашей свадьбе. Помнишь? Ты не слишком охотно играл роль жениха.
—Что я помню, Джордж, так это то, что ты от меня сбежала, даже не сказав «до свидания»!
Услышав, что спустя столько времени и вовсе не в связи с тем, о чем она заговорила, на свет извлекается эта история, она удивленно заморгала.
—Сбежала? Да я всего лишь отправилась домой, Джеймс. Из-за этого-то я и оказалась на твоем судне — чтобы до дому добраться.
—Но не сказав мне ничего!
—А это уже не моя вина. Я бы тебе сказала, да к тому времени, когда Дрю вволю накричался на меня за то, что я появилась на Ямайке, хотя должна была быть дома, «Тритон» уже отчалил. Мне следовало прыгнуть за борт, чтобы с тобой попрощаться?
—Тебе вообще не следовало исчезать!
—Ну, это просто смешно. У нас не было полного взаимопонимания, никакой устной договоренности, из чего я могла бы сделать вывод, что ты хочешь продолжать наши отношения на постоянной основе — на любой основе, в конце концов. Я должна была читать твои мысли?
— Я собирался предложить тебе стать моей... — Он запнулся в поисках слова и заметил, как сужаются ее глаза. — Ну, не надо принимать обиженный вид, — закончил он с раздражением.
—Я не обижена, — сухо проговорила она, что дало ему ясно понять, что все как раз наоборот. — Моим ответом, кстати, было бы «нет»!
—Тогда я чертовски рад, что не стал тебя просить! — И он двинулся к двери.
—Не смей никуда уходить! — крикнула она ему вслед. — Ты не ответил на мой вопрос.
—Разве? — Он повернулся к ней лицом, причем одна бровь была изогнута дугой, что послужило ей предупреждением: он уже выпустил пар и теперь будет лишь досаждать ей уколами, что для нее было куда как хуже. — Достаточно будет сказать, что ты являешься моей женой и в качестве такой не двинешься с места.
Эти слова разъярили ее до умопомрачения.
— Ах, так мы теперь все же признаем, что я твоя жена? Просто потому, что объявились мои братья? Ты продолжаешь подобным образом мстить, Джеймс Мэлори?
— Думай, как хочешь, но даже если твои треклятые братцы сгниют в порту, переживать я не стану. Они не узнают, где тебя искать, а ты, разрази меня гром, шагу не сделаешь отсюда. Разговор окончен, любовь моя. — И громко хлопнув дверью, он вышел из спальни.
К тому моменту, как Джорджина еще трижды с силой хлопнула дверью, но так и не смогла этим вернуть для нормального завершения беседы ее мужа, доведшего ее до белого каления, она пришла к заключению, что он так и остался проклятой кирпичной стеной. Но ведь через кирпичные стены можно перелезть, раз уж их нельзя разрушить.
— Ты уже сообщил ей, что любишь ее?
Медленно положив карты на стол, Джеймс взял в руки бокал со спиртным. Вопрос, никак не связанный с тем, что говорилось ранее, заставил его приподнять бровь. Вначале он посмотрел на Джорджа Эмхерста, сидящего слева и с таким вниманием изучающего свои карты, словно никогда прежде их не видел, затем на Кони, сидевшего напротив с отсутствующим видом и, наконец, на Энтони, который и подбросил этот мерзопакостный вопрос.
—Ты случайно не ко мне обратился, а, старина?
—Именно к тебе, — усмехнулся Энтони.
—Ты весь вечер сидел и раздумывал над этим, не так ли? Неудивительно, что ты все время проигрывал.
Подняв свой бокал, Энтони лениво поболтал в нем янтарную жидкость, глядя скорее на нее, чем на брата.
—На самом деле я задумался об этом сегодня утром, услышав шум наверху. А затем днем, когда ты застукал милашку в тот момент, когда она тайком пыталась выскользнуть из дверей дома, и велел ей отправляться в ее комнату. Некоторый перебор, не думаешь?
—Ей же было сказано оставаться в своей комнате, не так ли?
—Вот именно. Она и к обеду не спустилась, что настолько огорчило мою жену, что она отправилась к кому-то в гости.
—Стало быть, милая крошка дуется, — сказал Джеймс и пожал плечами, демонстрируя безразличие. — Имеется у нее такая привычка, от которой есть весьма легкий способ ее избавлять. Просто пока что руки не дошли этим заняться.
—Ох, хо, — хмыкнул Энтони. — Подобная самонадеянность, я бы сказал, несколько неуместна, особенно, если ты не сказал ей, что любишь ее.
Бровь у Джеймса поднялась еще выше.
— Ты не собираешься давать мне советы, ведь так, Тони?
— Как выражается твоя жена, если ботинок по ноге...
—Но твои мне вовсе не по размеру. Не ты ли так погряз в своих дерьмовых невзгодах, что...
—Не обо мне речь, — лаконично проговорил Энтони, и между бровями залегла складка.
—Хорошо, — согласился Джеймс, однако добавил: — Ты бы все еще в них барахтался, не оставь я Розлинн записку, которая тебя обелила.
—Неприятно огорчать тебя, старина, — процедил Энтони, — но мне удалось починить эту изгородь, прежде чем своя записка ей на глаза попалась.
—Джентльмены, мы играем в вист, — подчеркнуто напомнил Джордж Эмхерст, — а я на двести фунтов в проигрыше, позволю себе заметить.
Не удержавшись, в конце концов, разразился хохотом Конни.
— Брось, глупыш, — сказал он Энтони. — Он так и будет сидеть в собственном дерьме, пока не соблаговолит начать из него выбраться, и, — ни на миг раньше. К тому же, на мой взгляд, ему по душе собственное дерьмо... брошенный вызов, сами понимаете. Если ей неведомо, что чувствует он, тогда, здраво рассуждая, и она не станет сообщать ему о собственных чувствах. Он от этого вроде как на цыпочках все время ходит, так ведь?
Чтобы получить подтверждение этой интересной мысли, Энтони повернулся к Джеймсу, однако наткнулся лишь на серьезный взгляд и услышал презрительное пыхтение.
В то время как братья Мэлори вновь взялись за карточную игру, Джорджина прокрадывалась из задней двери, чтобы пробраться дворами и аллейками к Парк-лейн. Там, в нетерпении прождав пятнадцать минут, она смогла остановить проезжавший кэб, который и доставил ее к лондонским докам. На ее несчастье, она уже вышла из кэба и тот успел уехать, когда она запоздало вспомнила то, о чем узнала в первый свой приезд в Англию. В Лондоне, крупнейшем мировом центре торговли и мореходства, имелся отнюдь не один док. Был Лондонский док в Уоппинге, Истиндский в Блэкуолле, Хермитидж док, Шодуэлл док — и это еще далеко не все из тех, что протянулись на мили по течению Темзы, и на южном, и на северном ее берегах.