И они отчалили, правда, Кармоди взял курс совсем не к дому. К полному изумлению Исаака, как только Джуно скрылся из виду, Кармоди круто взял влево на юг к внутреннему проливу.
— Предупредительные меры, — пояснил он с мостика, — чтобы сбить преследователей. — Затем он проинструктировал Вилли, чтобы та составила курс в обход Адмиралтейского острова в сторону Четемского течения, которое должно было отнести их к северу почти к тому самому месту, с которого они начали свои предупредительные маневры. А когда Айк указал Кармоди на это, тот признался, что на самом деле хотел обогнуть остров, чтобы посмотреть, нет ли там медведей, а если есть, то и снять парочку своей новенькой винтовкой с глушителем. А еще через полчаса Айк услышал, как Кармоди объяснял Гриру, что на самом деле хотел показать этой техасской кукле Гун — «три года уже живет здесь и до сих пор не видела ни одного настоящего индейского поселения». А еще через день, когда они на черепашьем ходу вползли наконец в течение, он на глазах у всех пояснил уже самой техасской кукле, что в действительности хотел поймать какого-то легендарного осетра, который якобы водится в здешних местах. И тогда Айк наконец понял, что на самом деле старый карась как можно дольше хочет оттянуть свое возвращение домой.
Айк ничего не имел против. Он не слишком горел желанием видеть Алису, а триумфальное возвращение ее блудного сына и вовсе его настораживало. Так приятно было плыть по спокойному проливу, сидя, как турист, в шезлонге на палубе, попивать вино, поплевывать за борт и обозревать окрестности. Они шли на такой малой скорости, что временами, отложив карты, брались за спиннинги. И Кармоди придирчиво разбирал улов, выбирая деликатесы, а остальное выбрасывал за борт или продавал пиратским предприятиям по консервированию, которые сигналили им из всех бухт и заводей.
Так они плыли, играли в покер, болтали, а Кармоди пел. По вечерам на камбузе среди грязной посуды он, как юный повеса, распевающий под окнами возлюбленной, исполнял старые любовные песни — те, что пели в шестидесятых, а порой и современные баллады. Но по мере того как ночь становилась темнее, а бутылки пустели, он неизменно возвращался к традиционным мелодиям Старого Света и в конце концов к своей главной песне о терновом кусте. Она воспринималась уже настолько естественно, что Айку стало казаться, будто она звучит в его голове с тех самых пор, как его мирный сон был прерван появлением дикой кошки в Квинаке.
Неудивительно, что поначалу Айк пытался вернуться в свой сонный покой. И в общем этому ничто не препятствовало, так как весь экипаж пребывал в каком-то полусонном состоянии. Особенно Грир. Химический возбудитель, который он надеялся найти в кейсе Кальмара, был неэффективен без второй составляющей, находившейся в Квинаке. Поэтому обычно возбужденный напарник Исаака проводил большую часть времени в кубрике на узкой койке. Арчи Каллиган не был наркоманом, но он был абсолютно вымотан своим пребыванием в Бьюлаленде, поэтому тоже в основном спал, прислонившись к титану на камбузе.
И лишь трудолюбивый Нельс Каллиган продолжал бодрствовать на капитанском мостике, стараясь справиться с зевотой в ожидании новых распоряжений. Но и сам капитан был далек от того, чтобы из него фонтанировала энергия. За все десять лет совместной работы Айк никогда еще не видел Кармоди в таком расслабленном состоянии.
Отчасти причиной тому являлось само судно: компьютерная программа была специально составлена с учетом береговой линии, управлялась голосом и постоянно корректировалась спутниками. Такое судно мог вести и десятилетний пацан, стоило лишь скомандовать «из Джуно в Квинак, скорость пятнадцать узлов», и можно было дальше идти смотреть мультики. Воистину это было величайшим достижением науки и техники и изначально оно стоило не меньше полутора миллионов. Но это было еще до того, как «Трезубец» дал течь. Поэтому Кармоди он уже достался за гроши.
Но дело было не только в судне. Старый корнуэлец наконец нашел себе идеального спутника. Яростная Вилли из Вако, может, и не была такой же современной и удобной, как корабль, зато она была столь же проста в обращении. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Кармоди тянул время. У него наступил давно заслуженный отпуск с новой подружкой. Ее общество доставляло удовольствие всем на борту, за исключением Билли Кальмара, который все еще никак не мог отойти от своей схватки с Гринером. За то время, что прошло со дня их отплытия из Джуно, Вилли успела показать себя трудолюбивым и умелым мореплавателем, к тому же она оказалась настоящей сокровищницей скабрезных баек и соленых шуток южного производства. Поэтому путешествие изобиловало весельем, выпивкой, смехом, азартными играми и бесконечными трапезами.
Особенно трапезами. Айку даже начало казаться, что Кармоди купил это судно не из-за уникального компьютерного оснащения, а по причине камбуза. Старый рыбак проводил гораздо больше времени за кухонным меню, нежели за компьютерным.
— Рыба хороша тогда, когда она только что поймана, — утверждал Кармоди. — Как я люблю свежую рыбу! И за все эти годы бесконечной ловли у меня ни разу не было на ужин свежей рыбы. Не удивительно, что я чувствую себя обделенным.
Однако размеры его пуза явно противоречили этому утверждению — оно было круглым, розовым, гладким и таким же твердым, как и его бритая голова. Все это было следствием тяжелого труда и хорошего аппетита, приправленных при любой возможности танцами и выпивкой. Так что его пузо являло собой памятник почти семидесятипятилетним непрерывным усилиям — Кармоди славился им и гордился. Он обращался с ним, как борец сумо со своим ки, то бишь центром. Он использовал его как рабочую поверхность, как точку опоры на гик, как противовес на снастях, и упирался брюхом в круглый кедровый стол, занимавший середину камбуза, и разделывал на нем десятифунтового палтуса.
— Рыба даже не особенно возражает против того, чтобы ее ловили и разделывали, — разглагольствовал Кармоди, — главное, чтобы при этом она оставалась свежей.
А палтус был действительно свежим — в его глупых глазах еще мерцали отблески жизни, и все тело продолжало содрогаться, хотя уже огромные откромсанные шматы шипели на сковородке.
— Рыба относится к жизни с рыбьей точки зрения. Она обречена быть пойманной, и все они это прекрасно понимают от мала до велика. Что ей не нравится, так это быть использованной не по назначению. «Если я тебе нужна, поймай меня, а если нет, оставь меня в покое». В старое время нам нужен был китовый жир. И что, вы когда-нибудь слышали, чтобы киты жаловались на это? Они прекрасно понимали, что смазывают колеса прогресса. Они начали жаловаться лишь тогда, когда поняли, что дальнейшее развитие не нуждается в их жире и что они нужны нам лишь для кошачьих консервов. Вот тогда они организовали «Гринпис». Потому что и у рыб есть своя гордость. Одно дело служить смазкой для гироскопов на боевых кораблях, и совсем другое — пищей для кошечек.
— Вообще-то кит не совсем рыба, мистер Кармоди, — вмешался Арчи Каллиган, сидевший на пороге камбуза. Он с интересом внимал лекции Кармоди, потягивая японское пиво. После знакомства с Гринером Арчи решил проявлять большую инициативу при общении с авторитетными лицами. И Исаак не мог без улыбки смотреть на это: лучшего оппонента, чем Майкл Кармоди, трудно было себе представить, если кто-то хотел отличиться.
— Арчи, мы сейчас говорим о философии рыбы, а не о биологии, — ответил Кармоди, постучав по столу ножом, как профессор указкой. — И даже если у китов теплокровный член, как у других млекопитающих, это еще не значит, что у них не рыбья философия.
— Как и у некоторых других известных мне млекопитающих, — вставила Вилли. Кармоди предпочел не обижаться и, посмеиваясь, вернулся к палтусу.
Дело было не в том, что Кармоди не мог ответить, когда его провоцировали. Айк однажды был свидетелем, когда тот очень лихо вмазал здоровенному верзиле за пару незначительных реплик. Капитан буксира посоветовал Кармоди возвращаться туда, откуда он явился, вместе с остальными ебаными иностранцами и оставить Аляску ее коренным обитателям. «Если мы все уедем, — вежливо ответил Кармоди, — то таким кретинам, как ты, придется вернуться за решетку вместе с остальными техасскими подонками, и здесь не останется никого, кроме ПАП».
Кармоди был англичанином, родившимся в Корнуэлле, и его предки занимались бесславным грабежом судов, которые терпели бедствие у островов Силли. И хотя сам Кармоди всю жизнь ловил рыбу, что-то он унаследовал от своих предков-пиратов, полагая, что все средства хороши.
— А таким кретинам, как ты, придется вернуться в свои болота вместе с остальными английскими тупицами, — не унимался капитан буксира.
— Увы, сэр. Я останусь в Америке, полноправным гражданином которой и являюсь.
— Вот уж фига, если только ты не заставил какую-нибудь из местных идиоток выйти за тебя замуж, напоив ее до полусмерти.
Тут они перешли от слов к делу. Кармоди невысокого роста — максимум пять футов пять дюймов. Капитан был выше его на целый фут. Зато Кармоди обладал одним преимуществом — своим пузом. Оно выдавалось вперед как резиновый буфер на носу буксира и, к полному изумлению капитана, оказалось таким же твердым. Кармоди схватил его за грудки и придавил своим пузом. Буксирщик охнул и согнулся пополам, как если бы в него врезалась катящаяся бочка. В результате его лицо оказалось на уровне лысой головы Кармоди. И тот нанес ему пять ударов с такой скоростью, как будто это был один затяжной удар невесть откуда взявшейся дубиной. Капитан свалился на пол с полным ощущением, что лишился зрения.
— Он выбил мне глаза! Я ослеп!
— Да нет, он сломал тебе нос и, похоже, скулу, поэтому глаза просто заплыли, — пояснил Айк, склоняясь над ним с полотенцем со льдом. — Когда опухоль спадет, все будет в порядке. А в следующий раз я на твоем месте был бы поосторожнее в выражениях относительно жен рыбаков.
А теперь Кармоди сам связался с техасской кретинкой, и Айк с некоторым злорадством подумывал о том, как, интересно, отреагирует его жена-аборигенка, когда он явится домой с таким уловом. Вряд ли Алиса прибегнет к кулакам, — она стала слишком цивилизованной для таких примитивных реакций, с тех пор как бросила пить, — но поножовщину он вполне мог себе представить. Нож с желобком посередине был вполне в алисином стиле. Сколько раз Айк с Гриром, потягивая кофе на консервном заводе, с восхищением наблюдали за тем, как она управляется с узким лезвием в ожидании