Печаль поняла, что они были глупыми — привлекали к себе внимание, их могли запомнить. Она с предупреждением посмотрела на Лувиана, и он закрыл глаза, понимая. Он без слов отдал ей книгу, и Печаль опустила голову, снова открыв ее. Остаток пути они молчали и вели себя хорошо, не говорили, пока карета не прибыла к гостинице в Истеваре. Печаль как раз успела дочитать, закрыла книгу с удовлетворенным стуком и вышла за Лувианом.
— Что думаешь? — спросил он, когда они повернули к улице от ярко освещенной гостиницы.
— Было… местами глупо. И удивительно… — она не думала, что могла сказать «сексуально» Лувиану. Ей было не по себе от осознания, что он собирался читать это при ней, — хорошо. И я не ожидала такого конца. Я думала, она выберет другого.
— Правда? — Лувиан нахмурился. — Я думал, было очевидно, что они будут вместе. У них было много общего.
— Например? Что они родились в одном месте? Это не важно. Важны ценности. Общие мечты. Связь.
Лувиан задумался, взял книгу, когда она ее протянула, и спрятал в задний карман штанов.
— Спасибо, — сказала Печаль. — Что дал почитать. Я не знала, что тебе нравятся такие книги.
— Я читаю почти все, где есть слова, — сказал он подозрительно спокойно. — В какой стороне кладбище?
Печаль замерла, повернулась, озираясь. Гостиница была в миле от замка, на западе. Она не была тут пешком раньше, но храм Грации смерти и возрождения, где был мавзолей Вентаксисов, был по прямой от замка, в половине мили от него. Она повернула налево.
— Сюда, — сказала она. — Нужно идти к Зимнему замку.
— Какая радость, — сказал Лувиан, но взял ее под руку, и они зашагали.
Жители Истевара шумно проводили вечер. Свет и звуки доносились из таверн, которые проходили Печаль и Лувиан, клиенты веселились. Печаль пыталась вести себя спокойно, доверяя ночи, своему облику и тому, что она редко бывала на улицах, но каждый раз, когда кто-то кричал, когда дверь открывалась, ее сердце подпрыгивало к горлу, душило ее ужасом.
Она напоминала себе с каждым шагом, каждым вдохом, что она была в порядке. Никто не знал, что она была тут, кроме Лувиана. А ему она могла доверять. Доверять, что он поможет ей, не задавая вопросов. Доверить ему все.
Но она не расслаблялась, пока они не перебрались через ограду, проникнув тихо на кладбище, пара шпилек выпала из ее волос при этом. Печаль посмотрела на монохромный храм в сете луны и пошла среди могил к большому белому зданию в конце.
Мавзолей Вентаксисов. Внутри были кости всех Вентаксисов — канцлеров, жен, сыновей и дочерей. И кости настоящей Печали Вентаксис, не сделавшей ни одного вдоха.
Она остановилась у двери, прочла большие каменные плиты по бокам с именами всех, кто был тут упокоен. Начиная с Гарфорта Вентаксиса, первого канцлера, и до ее отца, бабушки и ее матери. Над именем Серены на камне была выемка — Печаль поняла, что там было когда-то имя Мэла.
Кто-то убрал его.
— Много Вентаксисов, — Лувиан смотрел на камни. — Интересно, каким словом их можно было охарактеризовать.
Печаль вспомнила слова Беаты о ее предках.
— Разочарование, — сказала она, шутя лишь отчасти. — Тебе нужно остаться тут и следить. Серьезно, Лувиан, — строго добавила она. — Пообещай, что не войдешь.
— Обещаю, — серьезно сказал он. — Я останусь тут.
«Я ему доверяю», — напомнила себе Печаль.
— И еще одно, — сказала она.
— Говори.
— Мне нужно, чтобы ты взломал замок. У меня нет ключа.
Он улыбнулся и вытащил сверток ткани из внутреннего кармана пиджака, опустился у двери. Он развернул его и посмотрел на скважину, а потом выбрал два орудия, придвинулся к замку, взял отмычки одной ладонью и вставил все сразу.
Он левой рукой крутил их в замке, давил и проверял, Печаль наблюдала, поражаясь движениями, изящностью и точностью.
— Как ты это делаешь? — спросила она.
Он ответил, не отрываясь от дела:
— Это рычажный замок. Внутри рычаги, в старых их по два, в новых порой по пять. Мне нужно поднять отмычками каждый, и, когда они будут подняты, засов сдвинется.
Он вернулся к работе, и она смотрела, как он использовал первую, вторую а потом и третью отмычку в замке, осторожно расставив их. Он замер, кивнул и вытащил четвертую, добавил ее. Она вдруг услышала щелчок засова, и дверь открылась, выпуская прохладный затхлый воздух из гробницы.
Лувиан поднялся на ноги, она встретилась с ним взглядом. Он улыбнулся ей, и это могло быть для поддержки или смелости, или могло быть разрешением, но, что бы он ни имел в виду, Печаль ощутила силы войти в мавзолей.
— Тебе придется запереть меня внутри, — сказала она, повернувшись к нему. — Если кто-то придет и увидит открытую дверь, они поймут, что что-то не так. А потом ты меня выпустишь.
Он уставился на нее.
— Ты хочешь, чтобы я запер тебя в гробнице?
— Боишься, что не сможешь отпереть снова?
— Хочешь заставить меня, оскорбляя мои навыки? Это низко, — пошутил Лувиан, хоть это не скрыло тревогу в его глазах. — Но эффективно. Ладно. Я запру тебя. А потом отопру еще быстрее, чтобы защитить свою честь.
— Хорошо. Когда я постучу, ладно? — сказала она, отходя от двери.
Он кивнул и закрыл дверь за ней. Напоследок она увидела его тревожную улыбку.
На стенах были масляные лампы. Печаль знала, что служители храма следили, чтобы они горели днем и ночью, так что она видела, куда идти. Мавзолей был разделен по поколениям канцлеров, в конце коридора был Гарфорт и его семья. Ее родители — точнее, Харун и Серена — были ближе, и она пошла к их гробнице, минуя пустые, одна из комнат, как она поняла с дрожью, была для нее. Когда она умрет, будет лежать тут с Харуном и Сереной, но в своей гробнице, как 105-й канцлер Раннона. Если Веспус не отговорит всех.
Она отогнала мысли о нем, добралась до комнаты Харуна и Серены, как можно осторожнее открыла дверь.
Коридор был освещен, но не комнаты, и Печаль взяла одну из ламп со стены с собой.
В центре комнаты было два каменных саркофага, их деревянные крышки были с именами, датами рождения и смерти. Справа — Харун. Слева — Серена.
Печаль опустила лампу на саркофаг отца и прошла к матери. Она напоминала себе, что это не ее родители. Но как называть их иначе? У нее не было их крови, но она не могла убрать связь, которую всю жизнь ощущала с ними. Особенно, если она не знала, кем были ее настоящие родители. В письме, из-за которого она поняла, кем была — точнее, кем не была — просто говорилось «девочка пропала сразу после рождения». Никаких имен. Ни их, ни ее. Может, они и не дали ей имя.
Что-то странное произошло, пока она смотрела на гробы, представляя себя с другим именем. Впервые ей это не понравилось. Она была Печалью. Это было ее имя. Вдруг она не захотела знать, каким могло быть ее другое имя.
Она смотрела на место упокоения женщины, которая ее назвала, а потом отодвинула крышку саркофага Серены.
Печаль отвернулась от возможной вспышки гнили, но удивилась, когда этого не было. Запах ванили и бумаги ощущался миг, а потом пропал, остались лишь кости Серены Вентаксис, укутанные в шелк. Темная ткань не была гнилой, была обработана веществом, о котором Печаль не знала, что ткань осталась целой, хоть тело внутри сгнило. Она чуть не пропустила силуэт у изгиба руки Серены, тоже укутанный в черный.
Почему-то ее ранило то, с какой нежностью останки Серены держали ее дочь. Она все же последними словами прокляла ребенка, думая, что дала ей жизнь. Печали казалось неправильным, что она держала ее близко к сердцу.
И эта мысль дала Печали силы склониться и взять ее.
— Это ради Раннона, — шептала едва слышно Печаль. — Прости. Надеюсь, ты поймешь.
Она осторожно подняла сверток, ощущая, как кости двигались в оболочке из шелка, и она прижала сверток к себе, хотя ничто уже не могло навредить ему. Она опустила сверток возле лампы с осторожностью, закрыла саркофаг Серены и замерла.
Она не подумала, что сделает со скелетом мертвой Печали, забрав его. Теперь она была тут, и было неправильно забирать ее отсюда. Эти кости должны остаться тут с ее родителями. Но куда Печаль могла положить их, чтобы уберечь их, себя и Шарона?
Она подняла лампу выше и покинула комнату ее родителей, прошла по коридору мимо гробницы ее бабушки и Робена, мимо его родителей. Кости сотен мертвых Вентаксисов лежали тут, и Печаль дрожала. Если она не справится, если Веспус раскроет ее, что будет с ними? По легенде, когда ее семья захватила взять, они ворвались в мавзолеи Лисов и выбросили кости в Архиор. Она не знала, не сделают ли они так снова, выбросив потом и ее.
Она добралась до конца мавзолея, замерла у гробницы Гарфорта Вентаксиса и его жены, Янеллы. Первый канцлер. Он приговорил бывшего короля и его семью к смерти. Может, даже сам нанес последний удар, зависело от вариантов истории. Фасад саркофага обрушился от возраста, и, когда Печаль коснулась края, он рассыпался облаком пыли, осевшей на ее сапоги. Не тут.
Она стала пятиться, читать имена на камнях, вспоминая детские уроки истории при этом. Не Сезар, не Линос, не Беньян… Рохир… Кем он был? Рохир Вентаксис, ее дед, старше нее на девять поколений. Его Беата не называла… Печаль пыталась думать, но ничего не выходило. Рохир Неприметный… Могла она оставить кости у него?
Она потянулась к двери его гробницы, и она подалась удивительно легко. Печаль вошла с лампой в руке.
Внутри был десяток гробов, два больших и много маленьких.
И Печаль вспомнила, кем он был. Он и его жена потеряли пятнадцать детей, одних до их рождения, многих после. Йеденват пытался заставить его бросить жену, Ширу, и выбрать жену, которая родит. Он отказался. Он остался с ней, заявил, что они умрут без детей, и тогда править будет вице-канцлер, и их семья станет новой правящей династией. Этого не случилось. Шира родила сына, и тот вырос и продолжил род Вентаксисов.
Не Рохир Неприметный, а Рохир Верный. Рохир, который поставил любовь к жене и обещание, данное ей, выше карьеры. Она нашла хорошее место для костей. Тут, с другими потерянными детьми Вентаксисов.