Ана вышла на перрон.
Из ржавых перекладин торчали опорожненные флагштоки, которые забыли убрать после праздника. Ветер вздымал с улиц жёлтую пыль, и Ана прикрыла глаза. Она представила, как развеваются на перроне флаги. Послышался шелест материи, взволнованные разговоры людей.
Прорезали тишину протяжные сигналы — первый, второй, третий — с каждым разом всё тише и тише, обрываясь на середине, точно невидимый вещатель сбивался и пропускал окончания нот, и поезд, простоявший на перроне дольше обычного, нехотя набрал скорость. Ана понятия не имела, где находится. Линия завершилась. Бадван, снижаясь над улицей, уходил обратно, за поворот.
Она спустилась с перрона.
Её окружали слепые, без окон, гармии, жилые дома, пережившие не одно поколение жильцов, искусственно выровненные площадки за колючими ограждениями, заваленные гниющими отходами. У неё вдруг возникло чувство, что она приехала к кому-то на встречу, что кто-то давно её ждёт.
Раньше Ана боялась хагаты.
Её пугали поезда, станции с отвесными перронами, запутанные переходы между линиями и полицейские в красной форме, которые слонялись по плевам и останавливали случайных людей.
Однажды она полдня искала нужную станцию. Не помогали ни схема линий, ни советы случайных прохожих. Непокорные поезда увозили её всё дальше и дальше. Линии, которые должны были пересекаться, пролегали одна над другой или расходились в тоннелях. Ана не понимала даже, как вернуться домой.
На одной из станций она решила, что никуда больше не поедет. Пусть даже стемнеет, и ей придётся провести в плеве всю промозглую беззвёздную ночь. Она уселась на скамейку напротив гииразы, тяжело вздыхая в калечащей лицо маске.
Вещатели раздражённо гудели, прогоняя замешкавшихся пассажиров из плева — на станцию прибывал очередной поезд и приносил новые толпы. Места на всех не хватало. Ана искоса поглядывала на спускающихся с перрона, но их точно волной выносило из зала. Вскоре она уже перестала надеяться на чью-то помощь.
Неподалёку от неё растерянно встал высокий мужчина — в аккуратно выглаженном костюме, в новых лаковых ботинках с блестящими мысками. Его куртка, тёмно-синяя, как у пилотов, не подходила по цвету к остальной одежде. На руке поблёскивали часы в хромированной оправе.
Он был первым, кто никуда не спешил.
Ана быстро взглянула на него и отвела глаза. Сейчас он заговорит с ней, спросит о чём-то — наверное, он тоже потерялся и не может найти дорогу домой. Ана невольно улыбнулась, представив, как будет ему помогать, и дыхательная маска больно вре́залась в скулы.
Плев опустел. Не распахивались ведущие на улицу двери, замолчали вещатели у потолка. Повисла тишина.
Мужчина прошёлся вдоль скамейки, на секунду замер, задумался о чём-то и неторопливо направился к выходу. Ана, не слишком соображая, что делает, неуверенно поднялась со скамейки и окликнула его.
Мужчина остановился.
Он повернулся и посмотрел на Ану странным и долгим взглядом, в котором читались недоумение и, как ей тогда показалось, страх.
— Извините, — проговорила Ана. — Но я… я немного заблудилась. Вы не могли бы мне помочь?
Мужчина оторопело кивнул. Он смущённо поглядывал на маску Аны.
— Вот, — сказала она, показывая ему карту хагаты. — Мне нужно на Пра́пату. Но я никак не разберусь, как пересесть на эту вот линию.
Мужчина осторожно взял у неё замятую карту.
— Прапата? — спросил он. — Сейчас посмотрим… Правда, я тоже не очень хорошо во всём этом разбираюсь.
— Хуже меня, наверное, никто не разбирается! — поспешила заверить его Ана. — Я уже с утра тут блуждаю!
— Да, в этих схемах и правда несложно запутаться. К тому же они часто бывают не совсем точными.
Мужчина немного оживился и даже улыбнулся Ане. Его наконец перестала смущать дыхательная маска, но он всё ещё не решался смотреть Ане в глаза.
Он был молод — может, даже моложе Аны. Его лицо, плечи, руки казались ей мучительно знакомыми, как будто она знала его когда-то — в другой, позабытой жизни.
— Вот, смотрите.
Мужчина показал Ане схему. Захватанный листок, весь в продолговатых складках, упрямо сворачивался в его руке.
— Отсюда вам нужно проехать три станции на юг. Вот до этой станции. А там, если не ошибаюсь, должен быть переход. Правда, здесь он почему-то не обозначен.
Сейчас он вернёт ей карту, попрощается, не встречаясь с ней взглядом, вяло улыбнётся в ответ на благодарность и уйдёт, вышагивая, точно заводной болванчик, чтобы не помять мыски новых лакированных башмаков. Повернётся к ней спиной, закутается в свою непомерную куртку. И она снова останется одна. Посреди грязного плева, где бьют по голове протяжные гудки, и люди, боясь задержаться на секунду, ломятся в хлопающие двери. Неважно даже, поможет ли ей его наспех придуманный совет или снова заведёт на заброшенную окраину, где уже много лет никто не живёт. Совершенно неважно.
Его праздничное облачение смотрится вычурно и необычно в серый будничный день. Наверняка он куда-то спешит. Кто-то давно его ждёт.
— Я что-то не так говорю? — нахмурился мужчина. — Вам непонятно?
— Нет, нет, извините, — пролепетала Ана. — Я просто… Извините, я совсем уже запуталась. Сегодня я весь день тут блуждаю. Меня, наверное, пугает само слово «пересадка». Наверняка я опять заеду куда-нибудь не туда.
— А хотите я вам тут нарисую? Здесь всё не так страшно, как может показаться на первый взгляд. У вас есть ручка?
Ана проверила карманы, хотя знала, что у неё нет ручки. Она задержала его ещё несколько секунд. Но сейчас он уйдёт.
— Давайте я всё-таки попробую объяснить.
В голосе мужчины слышалось нетерпение.
— Давайте.
— Так вот, смотрите. Отсюда вам нужно доехать до станции…
С потолка выстрелил сигнальный гудок — с механическим треском, как будто у вещателя рассыпались электрические внутренности от напряжения. Новый поезд подходил к платформе. Ана вздрогнула. С перрона потекла пёстрая толпа — сливались в звенящий ор разномастные голоса, скрипели шатающиеся перила. Ещё один пронзительный сигнал оборвал поток прибывших, как по команде, и последний запаздавший пассажир спустился с лестницы в плев.
Опять перерыв.
Ану и её помощника несколько раз толкнули. Мужчина чуть не выронил карту и раздражённо обернулся. Резко распахивались уличные двери. Мужчина покачал головой и, повернувшись к Ане, провёл пальцем по цветному оттиску скоростного пути.
Отсюда — сюда.
Ана глубоко вздохнула, воздуха не хватало.
Плев опустел. Из вещателя прозвенел голос, с металлическим безразличием напоминая о расписании поездов.
— Подождите-ка! — спохватился мужчина. — Я совсем забыл!
Он с проворством фокусника извлёк из нагрудного кармана красивую сувенирную ручку. Ана засмотрелась на колпачок в виде вахата.
— Вот теперь будет проще!
— Какая красивая ручка!
Мужчина улыбнулся.
Он развернул карту на стене и вырисовывал поверх цветных линий тонкие заострённые стрелки. Ручка плохо писала в таком положении, он несколько раз встряхнул её, как градусник.
— Да, значит отсюда… нужно сюда… Здесь переход, как я уже говорил. Правда, почему-то он здесь не обозначен. Но переход точно есть! Он должен быть вот таким…
От одного цветной точки до другой протянулась стрелка — неровная, ведь рука почему-то дрожала.
— Потом по этой вот линии — и до самой…
Ана внимательно следила за тем, как он рисует, словно собиралась потом восстановить весь рисунок по памяти, на новой схеме движения поездов. Она хотела спросить, почему он нарядился в парадный костюм. Где взять такую красивую ручку с колпачком в виде вахата. Но молчала.
Мужчина закончил вычерчивать стрелки, спрятал ручку и протянул карту Ане.
— Надеюсь, это поможет.
И тут Ана решилась. Ведь если он откажется, если он и правда куда-то спешит, жалея даже о том, что она задержала его на эти несколько неловких минут, то для неё всё равно ничего не изменится — она поблагодарит его за беспокойство, извинится и пожелает удачного дня, а он торопливо уйдёт, надеясь наверстать потерянное с ней время.
Но ведь всё это произойдёт, даже если она ни о чём не попросит.
— Извините, — дрогнувшим голосом сказала она. — Я понимаю, что у вас, наверное, дела, наверное, вы торопитесь. И это, — она сглотнула, — слишком нагло с моей стороны. Но, вы знаете, я…
Мужчина удивлённо смотрел на неё, сжимая в руке карту.
— Я так намучалась сегодня. Вы не могли бы… меня проводить.
Мужчина растерянно сминал уголок карты. Ана решила, что его молчание и есть ответ.
— Ещё раз извините. Мне, правда, не стоило. Я совсем не хотела быть такой навязчивой. Просто я очень устала сегодня. Большое спасибо вам за помощь!
— Погодите, — сказал мужчина, — я в принципе не против. В конце концов, — улыбнулся он и в этот момент впервые посмотрел Ане в глаза, — почему бы и нет?
Ана почувствовала приятное тепло в груди. Она пожалела, что не может улыбнуться своему проводнику в ответ.
— Что ж, — деловито сказал мужчина, — в таком случае нам нужно на противоположный перрон, — и вернул ей карту транспортных линий, теперь не нужную.
— Кстати, меня зовут Анаадитва, — сказала Ана таким голосом, точно извинялась за что-то. — Но все обычно называют меня Аной.
— Ана — какое красивое имя! — сказал мужчина. — А меня зовут Ни́верт. Или Нив.
Они вместе вышли со станции и пересекли улицу.
Нив молча шёл впереди. Он молчал и на перроне, и в поезде. В вагоне оставались свободные места, но Нив не садился, и Ана тоже стояла с ним рядом, напротив помутневшего от грязи окна.
— А что там такого интересного на Прапате? — спросил наконец Нив.
— Там агада-лая, медицинский центр, — сказала Ана.
Нив понимающе кивнул.
Вечернее солнце тускло мелькало в окне. Старый расшатанный поезд сбавлял ход под хрипение невыразительной музыки, похожей на электрический гул в проводах.