— Я не больна, — сказала Ана.
— Да я и не думал…
— Я не больна. Вернее…
Ане захотелось снять маску. Она вздохнула — попыталась вздохнуть. В вагоне стояла духота, боль в груди нарастала, тряслись ослабшие руки. Она могла бы попросить Нива открыть окно, но тогда бы он понял, что её разрывает удушье.
— Это не совсем болезнь, — проговорила Ана. — Просто…
Она с трудом подбирала слова.
— У меня есть некоторая особенность. И мне нужно время от времени проходить обследование.
— Понятно, — сказал Нив.
Поезд приближался к станции — они выходили. С потолка полился неторопливый музыкальный фрагмент, красивый и плавный.
— Со мной всё в порядке, — сказала Ана на перроне. — Просто мне нельзя дышать неочищенным воздухом. И приходится носить эту маску.
— Я так и подумал, — пробормотал Нив. — Я что-то слышал об этом раньше.
Он огляделся, сощуриваясь от яркого вечернего солнца.
Первая пересадка.
— А вы хорошо разбираетесь в хагате? — беспомощно спросила Ана.
Она не понимала, о чем ещё его можно спросить, достаточно ли они знакомы, чтобы она могла поинтересоваться его праздничным нарядом, не решит ли он, что она слишком навязчива, не бросит ли её здесь, на очередной незнакомой станции, посреди этого жёлтого пустынного вечера и духоты.
— Что вы! Вовсе нет!
Нив шёл слишком быстро, размашистым и резким шагом, как у военных, и совсем не смотрел на Ану. Она с трудом поспевала за ним, грудь её распирало от боли, маска мешала дышать. Она думала, что Нив торопится поскорее вернуться. Удивительно, что он вообще согласился ей помочь.
— На самом деле, — сказал Нив, обернувшись — он наконец заметил, что Ана от него отстаёт, — я тоже не очень люблю хагату. Как-то тут всё не слишком логично. Как будто строили и сами не понимали, чего построить-то хотят. Впрочем, не знаю. Может, те, кто здесь всю жизнь провёл, всё иначе видят. И для них хагата — просто образец совершенства.
— А вы давно в городе?
— Не знаю даже, как сказать! Лично мне кажется, что очень. Хотя если посчитать, — Нив забавно растопырил пятерню, словно и правда собирался считать по пальцам, — не так уж и давно. Меня перевели по работе. Из Южного Хапура.
— Из Южного Хапура? Далековато. А я всю жизнь здесь.
Ана вздохнула.
— Расскажите, как там, в Южном Хапуре?
— Да сложно так, в двух словах. — Нив пожал плечами. — Разные совершенно города. Южный Хапур гораздо меньше. У нас нет таких гигантских бадванов. Строго говоря, вообще никаких бадванов нет! — Он рассмеялся. — Но, думаю, вам бы у нас понравилось. В Хапуре довольно сложно заблудиться.
Теперь они уже шли неторопливо, как на прогулке.
— Вы не подумайте, что у меня всегда так! — говорила Ана. — Просто мне нечасто приходится ездить. Вернее, нет, езжу-то я каждый день, но…
Она задыхалась от волнения.
— Кстати, станция наша куда дальше, чем я думал, — хмыкнул Нив.
— Езжу я каждый день, но искать что-то мне приходится не так часто. Обычно просто на работу езжу и домой. Вот и всё.
— А вы где живете?
— Неподалеку от Нивартана, на севере. Ну, знаете, старый район.
— Да, примерно представляю. Нивартан… — Нив сощурился. — Мне кажется, оттуда немножко ближе до Прапаты, чем там, где мы встретились. Или вы не из дома ехали?
— Из дома. И это хорошо, что только немножко! Я могла бы на другой конец города ускакать. Думаю, я бы скоро начала спрашивать, как мне домой вернуться. Или совсем бы куда-нибудь в пустыню уехала, за стену. В эту, как её…
Нив улыбнулся.
— Как-то неправильно с их стороны, что вам даже нормально не объяснили, как нужно проехать.
— Мне объясняли, но толку? — Ана покачала головой. — Наверное, у меня просто неправильная схема.
— Да, — согласился Нив. — Наверное, в этом всё дело.
Ана пожалела, что не может рассмеяться.
Они наконец добрались до очередной станции, занимавшей первые этажи в густо накрашенной новостройке. В плеве сквозило прохладой, как в икавезманах — Ана даже порывалась снять маску.
— А я то часто езжу, то редко, — сказал Нив. — Как повезёт. Я ведь вообще связист. Вернее, был им до перевода. А здесь…
Полицейский в зале, утомлённо расхаживающий между скамейками, поглядывал на них с интересом. Дежурный гудок известил о прибытии поезда.
— А вы чем занимаетесь? — спросил Нив.
— Я учитель в видая-лая, — сказала Ана.
— О, сугуру! — Нив шутливо склонил голову.
— Всего лишь в видая-лая первой ступени.
— И что преподаете?
— Ихатра-видая.
Ана зашла вместе с Нивом в вагон.
— А ещё иногда итиха́за-вида́я.
Она рассказывала о работе, о зашторенных весь день окнах, о детях, даже о занятиях с вечерниками. Нив заинтересовался — или же изображал интерес из вежливости.
— Хорошая, спокойная у вас работа, — сказал он.
— На самом деле не всегда. Вернее, практически никогда. Вы, наверное, давно не были в видая-лая. Уж что-что, а спокойной я бы её точно не назвала!
— Ах, ну точно! Дети! Первая ступень?
Поезд набирал ход. В вагоне послышалась громкая некрасивая мелодия.
— Кажется, — Нив выглянул в окно, — мы подъезжаем.
Когда они подходили к агада-лая — невыразительной пятиэтажной гармии, которая отличилась от жилых зданий лишь обветренными вывесками у дверей, — то уже болтали как старые знакомые.
— Надо же! — пошутил Нив. — Я и сам, признаться, не был уверен в том, что мы её найдем.
— А я бы одна точно не смогла! — затараторила Ана. — Я и сейчас не запомнила, как мы ехали! Голова кругом идёт от всех этих пересадок! Это же настоящий лабиринт! И как только у вас получается…
Они стояли у дверей в агада-лая. Проходили мимо люди, летел по бадвану огромный пассажирский состав, поднимался ветер — вся улица была в движении, — но Ане казалось, что мир вокруг неё застыл, замер в ожидании.
Она лихорадочно соображала, у неё оставались последние секунды перед тем, как он попрощается и уйдёт. Надо заговорить, найти какой-нибудь повод — встретиться там, где она сможет снять маску.
— Было очень приятно с вами познакомиться, — сказал Нив. — Вам в ближайшее время никуда больше не нужно? А то я бы с радостью…
Ну, конечно же, ей нужно.
Ана выдумала вымученный предлог, поиски несуществующей станции в лабиринте переплетённых путей, но в итоге они просто договорились о встрече.
Там, куда Ана доехала бы без карты.
Нив ушёл. Она смотрела ему вслед, но потом почему-то испугалась, что он обернётся, и зашла в агада-лая. У её врача давно закончились приёмные часы.
Ану не беспокоило то, что она не получила направление на новый препарат. Уже на следующий день после ненавистного укола она ехала в поезде с волнующим чувством, что её ждут, что она не просто ищет жирную точку на неправильной схеме движения скоростных поездов.
Иногда, вспоминая об этом дне, самом долгом за всю её жизнь, Ана думала, что Нив тогда согласился встретиться с ней из жалости и любопытства — захотел узнать, что скрывает дыхательная маска. Она не была уверена, что он не разочаровался. Раздражение от маски уже тогда уродовало её лицо. Но почему в таком случае он с ней встречался?
Первое время они много ходили по городу, хотя Ана не любила много ходить. Она не хотела рассказывать Ниву о своих приступах, зато часами болтала о работе. Когда однажды ей стало настолько плохо, что она уже не смогла это скрывать, то испугал её вовсе не приступ удушья, а то, что Нив его видит.
Нив тоже рассказывал о работе. Ана взволнованно слушала его истории и как-то невольно искала что-нибудь общее в их таких непохожих жизнях.
Они оба любили радио — как и большинство людей на Дёзе.
Ана долгое время не приглашала Нива к себе — поначалу она не решалась, а потом ей стало неловко показывать свою душную и тесную квартирку. Нив, как любой контрактник, жил в общественной гармии, каморку в которой ему предоставляла городская управа, и считал, что его обиталище не подходит для того, чтобы водить туда гостей. Они встречались как друзья или коллеги, обсуждали события последних дней, жаловались на начальство и вместе обедали. Как-то они сходили в музей пустоты, где было холодно и темно, а толстые стеклянные сферы изображали открытые учёными планеты, покачиваясь на тонких нитях вокруг большого газового фонаря. Все это выглядело комично и странно, но Нив любил такие места, а Ане было всё равно, куда идти.
Нив быстро разобрался, где системы фильтрации воздуха достаточно мощные для того, чтобы Ана могла снять уродливую маску. Он удивился, узнав, что лучшие дхаавы обычно устанавливают в икавезманах, а также в больницах — но в больницы им совсем не хотелось ходить.
В ярком газовом свете, под мерное дыхание очистителей, Ана аккуратно расстёгивала крепления на маске, отворачивалась, чтобы убрать её подальше от глаз, и всегда улыбалась Ниву, как бы здороваясь с ним во второй раз — вот я, настоящая. И они становились обычной парой, на них уже никто не смотрел.
Днём в икавезманах часто бушевали толпы, от постоянного шума и заносчивых объявлений раскалывалась голова, но перед закрытием они превращались в самые пустынные места в городе. Там, где ещё совсем недавно звенел в ушах оголтелый гомон, теперь царила глубокая тишина, вызывающая смесь ужаса и восторга. Опечатанные магазины, манекены из подтаявшего воска, примеряющие модные цветастые платья, блеск газовых ламп в зеркальной плитке пола. И Ана — без дыхательной маски.
Она даже не спрашивала Нива, есть ли у него кто-нибудь. Она предпочитала думать, что всё и так ясно. Но в действительности ничего не было ясно. Их отношения оставались такими непонятными и хрупкими, что их могла разрушить любая мелочь или случайность — неверный взгляд или плохо выбранное слово.
Они встречались больше месяца, прежде чем Нив впервые её поцеловал.
Она о чём-то быстро говорила, часто дыша — лёгкие её устали от такого количества слов, — а Нив склонился над ней и молча, глядя ей прямо в глаза, из-за чего Ана поражённо замолчала, поцеловал её, едва коснувшись губ.