Песня песка — страница 34 из 52

— Стучать! — Нив показал на переборку. — Это единственный способ. Здесь нет гииразы. Этот корабль… просто забыли списать.

Эвам смотрел на него с ужасом.

— Но почему пилот ничего не делает? Неужели он не видит?

— Может, у него тоже… не работает датчик.

Нив неожиданно рассмеялся, но смех его тут же сорвался на хрип. Эвам обессиленно опустился в кресло.

— И что же делать! Мы ведь так долго не протянем.

— Нам лететь ещё несколько минут, — сказал Нив. — Наверное. Ещё несколько минут. Совсем чуть-чуть.

Эвам снова встал, неожиданно решительно и быстро, и яро забарабанил в перегородку. Нив удивлённо посмотрел на него, но тоже поднялся. Его покачивало, по лбу стекал пот, лёгкие обжигало при каждом вдохе. Несколько секунд он стоял, упираясь в переборку, по которой молотил Эвам, потом осторожно переместился к гире и стал отстёгивать ремни.

— Что ты делаешь?

Нив не ответил. Эвам ударял в переборку всё реже и тише. Он уже рассадил себе в кровь кисти, но ещё не сдавался.

Нив отвязал последний ремень, и контейнер упал, едва не припечатав его к полу.

Нив понимал, что в любую секунду может отрубиться. Руки тряслись. Он встал на колени, чтобы вытащить гиру из контейнера, но очередной толчок сбил его с ног. В переборку уже никто не стучал.

Нив ухватился обеими руками за огромные скобы замков. Сил у него не оставалось, он не мог даже разомкнуть металлические зажимы. Новый толчок опрокинул его на спину, а когда он поднялся, то увидел, что замки наконец слетели с петель, и ящик открылся, как расколотый орех. Одна из скорлупок заскользила по полу и засадила ему по ноге.

Нив едва видел, темнота перед глазами сгущалась.

Он согнулся над гирой, хрипло вдохнул и закашлялся. Обхватил фонарь, повернул его вокруг оси. Фонарь еле двигался. Пружину заело, и она сопротивлялась Ниву с отчаянной силой, в десятки раз превосходящей его собственную. Потные руки скользили по фонарю. Нив уже ничего не видел. В ушах стоял гул.

Вдруг что-то отрывисто щёлкнуло — как перемкнувшее реле, — и фонарь окончательно заклинило. Нив даже не понял толком, что произошло. Он поднимался с колен, когда что-то наотмашь ударило его в грудь и отбросило к стене. Гира оглушительно загрохотала, весь отсек ослепила яркая вспышка, и Нив потерял сознание.

Очнулся он, когда его поднимал с пола пилот.

Дверь отсека открыли. Перед Нивом простирались горящие на солнце пески.

Он выбрался из корабля, опираясь на плечо пилота. Дул, как ему показалось, прохладный ветер. Эвам стоял неподалеку от вимана, согнувшись так, словно его рвало. Нив отстранил пилота, сделал несколько шагов по направлению к ближайшей дюне и упал на колени.

Песок обжигал ему ноги, но он ничего не чувствовал.

* * *

По результатам инцидента было назначено расследование, которому даже присвоили пугающе длинный номер, намекающий на то, что подобные случаи не так уж редки в песках. Впрочем, расследование не затянулось.

Нива только один раз вызывали в центральную и спрашивали в основном о разбитой гире. Он поначалу боялся, что его заставят возмещать ущерб или даже сократят по какому-нибудь раздутому обвинению, но заамитр, который его допрашивал, не слишком-то беспокоился о судьбе гиры — как и о том, что на самом деле произошло в песках.

Нив даже не понял, чем завершилось расследование. Вроде бы виман с отказавшей системой очистки воздуха наконец списали, но даже в этом он не был уверен. В награду за «действия, спасшие жизнь товарища» ему дали лишнюю неделю отпуска.

На этом всё.

Ане Нив ничего не сказал, а огромный синяк на груди объяснил тем, что упал во время сильной тряски в вимане, забыв по неопытности пристегнуться. Зато, когда он в следующий раз попал на одну ламбду вместе с Кхандом, ему было чем поделиться со стариком.

— Вот же зи́рна! — качнул головой Кханд. — А ты, я смотрю, везучий парень! В первый раз мы с тобой едва ноги унесли, а теперь эта вот вира́та. Я уж сколько летаю, а о таком и не слышал ни разу. Вот падение в песках — это да!

— Как бы мне не откинуться от такого везения, — сказал Нив.

— Надеюсь, оно у тебя не заразно! Но вообще ты молодец. С гирой отлично придумал.

Кханд поднялся, чтобы взять ещё бутылку воды, и, проходя мимо, похлопал Нива по плечу.

— Что-то у меня особое чувство по поводу тебя!

— В смысле?

— Как тебе сказать. Я вообще-то не шибко во все эти случайности верю, но тут поверит даже неверующий. Интересная у тебя тут будет жизнь, интересная дайвага́ти.

— Ну, спасибо!

— И всё-таки ты легко отделался! — нравоучительно покачал пальцем Кханд. — Неделю отпуска дали за то, что гиру разбил. Везучий ты парень, я же говорю!

* * *

После этого разговора Нив начал считать дни, которые оставались до конца его первого года в песках.

На пятидесятый день он полетел в мекхала-агкати вместе с Кхандом. Он даже поразился, что этот полёт так совпал с его маленьким юбилеем, но Кханду ничего не сказал. Он убедил себя в том, что снова увидит в поясе ветров падающую долию, но полёт прошёл без происшествий, буднично, скучно — Кханд даже не слишком долго упрямился, выбирая, где установить гиру.

Сотый день был днём его возвращения в город. Он сильно устал за проведённую в пустыне неделю. Его напарниками назначили Акара и Куси́да, мужчину средних лет, который, как и Акар, не отличался приветливостью. Ламбда стояла глубоко в карпаразе, на сто семьдесят четвертой миле, и Нив едва не сошёл с ума от жары. Он тосковал по Ане. К тому же этот юбилей — ровно сто дней после первого назначения в пески — казался ему необычайно важным и, несмотря на усталость, он хотел сводить Ану куда-нибудь вечером, посидеть с ней в самаде или прогуляться по улице в свете ночных фонарей. На обратном пути он торопился и мысленно подгонял виман, летевший над сумеречной пустыней, однако, вернувшись домой, сразу свалился в кровать.

Нив частенько ловил себя на мысли, что скучает по Кханду. Он был рад, когда в прихотливой лотерее назначений ему выпадало общество этого чудаковатого старика, хотя тот постоянно сваливал на него всю работу. Благодаря Кханду, пустыня переставала быть мёртвой землёй, где едва работает радио и падают виманы — она приобретала смысл, пояс ветров пел, у каждой дюны появлялось имя на гали, да и сам Нив как-то необъяснимо верил в то, что с ним ничего не может произойти. Ведь у Кханда по поводу него особое чувство.

На сто пятидесятый день Нив снова оказался на одной ламбде вместе с Кхандом. Никто не встречал его ни на посадочной полосе, ни на станции. Высокий песчаный холм за сверкающим куполом девяносто девятой накрывал густой тенью всю ламбду. Дюна абхипрапад, подумал Нив.

Девяносто девятая была пуста.

Нив взял бутылку воды, зашёл в ближайший жилой отсек, бросил на пол тяжёлую сумку, собранную вместе с Аной — множество якобы нужных вещей, которые совершенно ему не пригодятся — и, смочив ледяной водой руки, протёр лицо.

Ещё только занималось пустынное утро, но после города казалось, что стоит иступляющая жара. Нив даже проверил дхаав в отсеке — тот случай в вимане так и не забылся. На ламбду, как застывший прибой, набегали покатые волны бледного песка, которые превращались в сплошное жёлтое марево у горизонта. Нив включил радио, но приёмник не смог поймать ни одной волны.

Кханд прибыл час спустя — вместе с облаком песка и сухим пустынным ветром, каарой. С ним прилетели и два тяжёлых потёртых чемодана, которые старик, рахитично сгорбившись, еле выволок из вимана и бросил на песок. Нив, услышав рёв двигателей, выбежал встречать Кханда, и тот приветливо помахал ему рукой.

Пилот не стал дожидаться, пока они дотащат поклажу до ламбды, и начал взлетать — как во время срочного вызова, когда нельзя ждать ни секунды. Их накрыло волной песка. Ламбда на мгновение исчезла в облаке пыли, которая столбом взмывала в жёлтое небо.

Кханд ссутулился и, закашлявшись, поднял воротник куртки. Нив выругался, но Кханда почему-то не возмутила выходка пилота.

— Из города? — спросил Нив, помогая Кханду занести в отсек багаж.

Кханд вздохнул.

— Две недели, — и тут же добавил, как бы оправдываясь: — Я бы и не улетал, но таковы правила.

У Кханда в городе не было никого и ничего. Управление предоставляло ему временную каморку в общественной гармии, где он проводил время с полоумными стариками, получившими нищенское жильё за выслугу лет, или приезжими, которые относились к нему так, словно он занимает чужое пространство. Кханд ненавидел этот вынужденный отпуск.

— Что ж! — сказал он. — Когда мы в последний раз с тобой летали, а? Уже как будто абдаа́рдха назад!

— Разве? А у меня такое впечатление, что только вчера.

Кханд рассмеялся.

— И как ты тут без меня? Уже подавал заявление?

— Увы, — ответил Нив. — Только через полгода.

Кханд качнул головой.

— Что, раньше не дают? Придётся тебе ещё полгода отмотать, упахата́ка!

Их вылет в пояс ветров запланировали на вечер.

Нив до сих пор не понимал, кто и как составляет расписание, почему они всегда отправляются в пояс ветров в разное время, однако спрашивать об этом Кханда не имело смысла — старик опять принялся бы травить свои фантастические байки, и Нив в итоге забыл бы, с чего начался разговор.

— Что там у нас будет сегодня? — спросил Кханд, лениво позёвывая. — Двести тридцать шестая, дааридра?

— Двести тридцать девятая, — поправил его Нив.

— Ладно. У нас ещё куча времени! Садхуни!

Они долго разговаривали. Кханд заставил Нива пересказать чуть ли не все свои недавние полёты, вспомнить всех последних напарников. Потом вдруг заявил, что ему нужно поработать до обеда, и Нив вернулся к себе в отсек.

Он пытался слушать радио, по которому передавали помехи, новости и сводки о полётах.

Эти отчеты, сухая статистика, которую зачитывал грудной женский голос, навевали на него непонятную сонливость, однако он не мог придумать себе лучшего занятия — Кханд закрылся у себя и наверняка возился с янпаталой, работы на санганаке не было, а читать или спать он не мог.