Приёмник постоянно хрипел, сбиваясь с нужной волны, обрывая помехами тусклые голоса ведущих — как будто другая передача грубо вторгалась в эфир, — и Ана часто не слышала и половины из того, что рассказывали о Вимауне. Незавершённые фразы, чьи-то звучные имена, странные цифры, предназначение которых стирал похожий на ветер шум, лишали её сна, и она додумывала сама, вставляла пропущенные слова, завершала предложения, представляла таинственные места, искажённые названия которых пробивались сквозь помехи эфира.
Она была уверена, что когда вырастет — если вырастет, — то обязательно полетит в другие миры на этом корабле. В другие миры — насквозь синие, как безмятежный сон. Когда ей кто-то сказал, что только люди без… (Ана не разобрала слово) могут летать на ваха́тах, она всё равно была уверена. Никто не мог её разубедить. Ведь об этом говорили по радио.
Только потом Ана узнала, что Вимауна — это беспилотный корабль, управляемый сложной сангана́кой, вычислительной машиной. Он пролетит через солнечную систему и сгорит в огне ближайшей звезды.
Прошло более десяти лет, когда по радио вновь заговорили о запуске корабля. Как-то, делая себе утренний укол, Анна решила, что должна непременно его увидеть. Тогда ещё не открыли новых лекарств, мучительно продлевающих жизнь, и Ана думала, что ей осталось совсем немного — в лучшем случае она увидит ещё один холодный сезон, ещё один или два павана-ваари, после которых расцветает пустыня, а потом умрёт от удушья во сне.
Полёт Вимауны.
Ана повторяла эти слова, как молитву, хотя не особенно понимала, зачем Вимауну отправляют в космос.
Корабль должен был пересечь солнечную систему, посылая на Дёзу — через равные промежутки времени, соблюдая предписанный ритм — закодированные сигналы, похожие, как почему-то казалось Ане, на завывание помех. Сигналы эти принимала бы гигантская, построенная за городской чертой ла́мбда, приёмная станция в мёртвых песках. А потом Вимауне суждено было сгореть на солнце.
По радио это объясняли тем, что корабль всё равно не смог бы развить какую-то невероятную скорость, необходимую для того, чтобы вырваться из притяжения звезды. Но Ана считала, что в этой запланированной гибели сокрыт особенный, мистический смысл.
В день запуска Вимауны Ана поехала в загородный патман ещё ранним утром, взяв с собой лишь кружку с заваренным супом и бутылку воды. Она боялась, что может пропустить взлёт — ведь точное время так и не сообщили.
Поезд довез её до последней станции, от которой она долго шла пешком, задыхаясь от грозовой жары, а потом весь день, до позднего вечера, когда даже пасмурные облака затерялись на фоне сумеречного неба, провела у высоковольтного заграждения. Ветер приносил с заброшенных свалок сладковатый запах гнили, и Ана ощущала эту вонь даже через фильтры дыхательной маски.
Постепенно у заграждений собралась целая толпа.
Люди приходили, чтобы, как и Ана, посмотреть на взлёт корабля, о котором так взволнованно говорили по радио, однако на территорию патмана, давно уже закрытого для обычных полётов, никого не пускали. Недовольные зеваки шумно толпились у электрической ограды, пытаясь разглядеть, что происходит в порту. Сам корабль, поднимавшийся из глубокой шахты, походил на абитинскую башню с длинной конической крышей, которую венчал тонкий, отводящий грозовые удары шпиль. Невозможно было поверить в то, что эта монолитная, вросшая в каменную площадку громадина способна подняться над землёй. Вимауна больше напоминала гигантскую бутафорию, построенную, чтобы развлекать зевак.
На пустыре у заграждений постоянно слышались деловитые голоса, многие показательно возмущались, что их не пускают к кораблю. С Аной никто не говорил — её сторонились, как заразной. Она стояла одна, поодаль от остальных.
В то время урахкса́ту находили лишь у одного на тысячу, и увидеть человека в медицинской маске доводилось нечасто. Большинство спокойно переносило выжженный воздух Дёзы, но Ана могла дышать только благодаря уродливому устройству из чёрной резины, закрывающему половину лица. Из-за маски голос её становился тусклым и неживым, и она не узнавала саму себя. Резкий, обжигающий нёбо запах защитных фильтров лишал обоняния — Ана не различала ароматы духов, сладких напитков, растворимой еды из концентратов, которую продают на площадях, — однако саднящую вонь со свалок или тяжёлую гарь хагаты не мог остановить даже фильтр, и весь этот смрад отравлял ей дыхание.
Ближе к вечеру, когда обещанный дождь так и не начался, все подходы к патману наводняла шумная и пёстрая толпа. Люди расстилали на земле цветные вылинявшие тряпки — устраивались, как на празднике солнцестояния. Объявились из шума и гама приставучие торговцы и заладили свои надоедливые речёвки, предлагая сушёный хлеб и холодную воду.
Ана сжимала в руке принесённую с собой стеклянную бутылку. Горло у неё пересохло от жажды. Вчера она думала, что сможет быстро снять маску, задержать дыхание и сделать несколько глотков, однако у неё тряслись руки, когда она представляла, как откроет посреди этой вони лицо. Страх был сильнее жажды.
По-прежнему ничего не происходило.
Все устали от монотонного ожидания. Казалось, Вимауна и правда вмурована в глубокий ракетный колодец и никогда не взлетит. В порту стояла сонная тишина, как будто запуск давно отменили, но не удосужились об этом сообщить.
Ана закрыла глаза и представила, как двигатели корабля, скрытые в шахте, изрыгают кипящий огонь, от которого плавится камень. Взлётную площадку застилает чёрный дым. Земля под ногами сотрясается так, что теряешь равновесие. Проходит минута, из ракетного колодца вырываются с электрическим треском искривлённые молнии и скользят по отливающему холодом металлу корабля. Вимауна вздрагивает и через мгновение с грохотом взвивается в небо.
У пожилой женщины неподалеку от Аны оказалось переносное радио и, долго мучаясь с настройкой, вращая в разные стороны погнутый обруч приёмной антенны, та смогла наконец поймать неустойчивую волну, по которой рассказывали о корабле.
Люди вокруг оживились.
Ана сидела на земле, подстелив под себя куртку, как остальные, и наблюдала за неподвижным изваянием корабля. Рядом с Вимауной нарисовались люди в унылых робах — точно актёры немого театра. Они бегали по взлётной площадке между кораблём и приземистыми строениями патмана. На взлётной площадке вспыхивали красные огоньки.
Ведущий безымянной передачи торжественным голосом говорил:
— …самый значительный и смелый проект по исследованию велаа́ндри, великой пустоты. Сложно даже представить, каких…
Голос смешивался с помехами, и пожилая женщина нервно покрутила антенну. Передача на несколько секунд забилась шумом. Когда соседка Аны настроила приёмник, голос зазвучал тише, словно ведущий говорил благоговейным шёпотом, восторгаясь величием корабля:
— Хотя многие считали, что такой полёт невозможен, и даже учёные были долгие годы уверены в том, что не представляется возможным построить такой летательный аппарат, который сможет вырваться из гравитационного колодца Дёзы…
Серые тени людей за электрической оградой скрылись в одноэтажном строении, и взлётная полоса вновь опустела, однако сигнальные маяки замигали ярче и чаще, как нарастающий от нервного напряжения пульс.
— В отличие от вахатов, — доносилось из приёмника, — которые преодолевают зону молчания благодаря тому, что поднимаются к атмосферной короне, в пояс ветров, двигатели Вимауны обладают достаточной… вырваться из пояса ветров… преодолеть… молчания… навсегда…
— Пояс ветров — это же пустыня! — крикнул кто-то.
— Там наверху, — послышалось в ответ, и Ана невольно посмотрела на небо, — тоже есть пояс ветров.
Приём резко ухудшился, пожилая женщина подёргала антенну, но только впустила больше помех.
— Трудовой подвиг… — продолжал ведущий, которого бесцеремонно перебивал хрип неисправной радиолы. — …чем было доказано, что перед… не устоит даже непокорный…
Вимауна полыхнула, как факел — свет, бьющий ключом из взлётной шахты, заливал металлический корпус корабля. Ана не понимала, что происходит. Кто-то из стоявших позади предположил, что прогреваются двигатели. Одна из вспышек едва не выжгла глаза, и Ана, охнув, отвернулась. Когда она вновь посмотрела на Вимауну, то над взлётной площадкой уже вился дым.
Пожилая женщина опять сделала что-то с антенной, и голос ведущего зазвучал громче:
— Лучшие инженеры долгие годы… не покладая рук… над этим проектом. При постройке корабля впервые были использованы…
Передача затерялась в ряби помех, а когда голос, окрепнув, наконец заглушил шипение и треск, то ведущий рассказывал уже о чём-то другом:
— …антенна, самая большая из когда-либо построенных. Её размер превышает суммарные размеры…
Маячки на взлётной площадке на несколько секунд погасли, а потом замигали чаще, как аварийные огни — вспыхивали у ракетного колодца и тут же расходились широкой световой волной.
— …специальная приёмная ламбда, которая начнёт работу сразу после… — Снова шум помех. — …и будет получать от корабля…
Свет в шахте погас, и последовательность световых сигналов изменилась. Было совершенно непонятно, что творится в патмане — дым рассеялся, а вокруг корабля опять сновали люди в серых робах. На серебристом корпусе Вимауны мелькали стремительные отблески от сигнальных огней.
Диктор по радио увлечённо говорил о невероятном подвиге инженеров, работавших над Вимауной, и о громадной значимости этого дня для всей истории Дёзы. Многие так разволновались, что наверняка давно бы полезли через ограду, если бы не ток.
— План полёта был просчитан… — вещал ведущий. — …сразу же после выхода из атмосферной короны двигатели Вимауны, самые мощные из когда-либо…
Пожилая женщина подняла радио над головой.
— …придадут невероятное ускорение… превышающее силу притяжения Дёзы в…
Голос ведущего на секунду слился с шипением.
— …вырваться из колодца…
Ана заметила, что у пожилой женщины задрожали руки.