Песня Птицелова — страница 19 из 38

В короткую передышку перед третьей атакой Александр представил их пару со стороны. Вот сидят друг напротив друга два странных человека в серых балахонах, пялятся, будто влюбленные, глаз отвести не могут. Только лица серьезные, сосредоточенные. Интересно, отображает ли его мимика внутреннюю борьбу, показывает ли противнику усилия, которые он прилагает для противостояния?

В следующий миг в Сашкин висок будто вонзился острый штырь. Жрец отбросил деликатность и добавил к суггестии болевое воздействие. Как он это сделал дистанционно, на какие кнопки ухитрился нажать, рассуждать было некогда. Устоять, не поддаться боли, не переключить на нее свое внимание, разрушив тем самым выстроенную защиту. «Ничего, Сашка, ничего…» – уговаривал он сам себя, лихорадочно пытаясь поймать новую мысль, вспомнить текст, молитву, заклинание – что угодно. Нужные слова всплыли ассоциативно: «Ничего! Я споткнулся о камень, это к завтраму все заживет». Из Сашкиного подсознания вынырнули строчки Есенина и протянули ему руку помощи. Это стихотворение было его талисманом. Запомнив однажды для исполнения на школьном вечере, Сашка не забывал его никогда. Слова не просто придавали сил, они заставляли сжимать кулаки и давать отпор: «И уже говорю я не маме, а в чужой и хохочущий сброд: „Ничего! Я споткнулся о камень…“».

Александр не прочитал, не произнес строки стихотворения, а мысленно прокричал их прямо в рожу жрецу. Тот дрогнул и отступил.

– Первый сеанс очищения окончен, брат! Ты можешь час передохнуть, а дальше тебя ждут в зверинце. Во имя Камня!

Сашка устало кивнул, сил осталось совсем мало, все ушло на противостояние жрецу. А может, самому Камню?

– А где зверинец? – решил уточнить он. Сейчас уйдет, и поминай, как звали, а ему искать по всему периметру. У оглушенных братьев не больно-то спросишь. Вместо ответа от порога раздалось громкое мяуканье.

– Тебя проводят, – сухо сообщил жрец и ретировался.

– Лед! Привет, братишка! – обрадовался Сашка. – Давненько не виделись. А хозяйка-то твоя где опять? То были не разлей вода, а теперь все поодиночке.

Лед терся о Сашкину коленку, мурлыкал. Потом они оба забрались на топчан, Сашка завел будильник, чтобы проснуться через пятьдесят минут, и провалился в сон.

До зверинца идти оказалось недолго, всего два поворота за восточные строения. Сашка уже немного ориентировался в городке, поэтому намеренно сделал крюк и прошел мимо теплиц. Лед не сразу понял его маневр, недовольно муркнул, когда Сашка повернул не в ту сторону. Пришлось взять его на руки, шепнуть на ухо: «Юльке надо сказать, что все в порядке, чтобы не волновалась».

Она увидела их издали. Сашка не стал заходить, отвлекать, просто поднял вверх большой палец и сказал, обращаясь ко Льду:

– А вот теперь в зверинец. Веди, брат!

Прежде эта огромная расчищенная площадка, вероятно, предназначалась для ракетных установок и могла вместить не одну батарею. Сейчас же здесь располагались огромные вольеры, в которых рычали, визжали, толкались, скалили зубы самые разные представители мира животных-мутантов. Сашка смотрел на них, раскрыв рот, и мысленно прикидывал, насколько прочны запоры и металлические решетки-ограждения. Лед невозмутимо шел вперед, не обращая внимания на собратьев в клетках.

Из невысокого кирпичного здания, примыкающего к площадке с животными, вышел коротышка в очках, немного напоминающий Дока Брауна из «Назад в будущее». Скорее всего, это был один из двоих ученых, которых упоминала Юлия.

– А, Лед! – обрадовался коротышка. – Привел болвана?

– Сам ты болван! – не удержался Сашка и продолжил словами Василия Теркина: – Я солдат еще живой!

Очки ученого поползли на лоб. Вид у него был такой, будто с ним только что заговорила лошадь.

– Простите, пожалуйста, – извиняющимся тоном забормотал он. – Живых-то как раз здесь совсем мало, и я никак не ожидал, что ко мне направят столь ценного человека. Вы, вероятно, новичок?

– Вероятно, – согласился Сашка, но обороты не сбавил. Ему не понравилось пренебрежение, с которым ученый отозвался о серых «братьях», хотя он и сам неоднократно мысленно называл их болванами. Может, из-за теплого отношения к ним Юльки его так это задело?

– Профессор, профессор! – Из здания выскочил второй ученый, чуть моложе первого и значительно выше. – Кажется, получилось!

Коротышка просиял и, забыв о посетителях, быстро направился к входу в постройку. Сашка упрямо последовал за ним. Не оставаться же ему разглядывать саблезубых волков или гигантских лисиц, чьих хвостов хватило бы на целый полушубок. Тявкали эти лисы, кстати, совсем по-собачьи. Лед внутрь не пошел, предпочел ждать снаружи.

Внутри оказалась лаборатория. Ученый повыше, размахивая руками, что-то объяснял коротышке, а тот слушал и одновременно смотрел в микроскоп. Сашка кашлянул, привлекая внимание. Профессор вскинулся и, вспомнив о новичке, стал суетливо представлять его коллеге:

– Да, это наш новенький, живой. Солдат, если не ошибаюсь. А это мой помощник, лаборант. Прошу любить и жаловать. Живых здесь, как я уже говорил, мало, стараемся держаться вместе. Располагайтесь, молодой человек. Хотите чаю? Нам сестра-настоятельница выделяет персональный термос. И хлеб свежий, угощайтесь.

Ученый всячески демонстрировал радушие.

– Александр, – представился Сашка.

Профессор и лаборант как по команде повернулись к нему. В глазах обоих явно читались удивление и испуг.

– Молодой человек, – холодно сказал профессор, – если это провокация, то весьма глупая. Мы чтим здешний устав и не хотели бы неприятностей. Во имя Камня!

Повисла напряженная пауза. Сашка только собрался объяснить присутствующим, что никакой провокации нет, как профессор продолжил, слегка смягчив тон:

– Если же вы просто не в курсе, раз новенький, то спешу сообщить вам, что имен здесь нет. Все равны перед Камнем, и только избранным доступна честь именования. Поэтому большая просьба не упоминать свое имя и не провоцировать других. Нарушение запрета карается визитом палача.

Сашка чуть по лбу себя не хлопнул. Ну да, Юлька же упоминала об отсутствии имен в секте, в том числе и о себе говорила: «когда-то звали Юлия». Он тогда еще подумал, что безымянность для оглушенных – еще куда ни шло, но для живых этот запрет выглядел дико. Александр так и не смог с этим смириться и упрямо называл Юлию по имени, обижаясь, что она не делает того же в ответ.

– А Камень? Почему он, например, сестру-настоятельницу однажды по имени назвал? – вдруг вспомнил он.

Ученые переглянулись.

– Вы еще не поняли? Камень может нарушать любые запреты, в том числе, разумеется, и свои собственные. Называя кого-то по имени, он оказывает ему честь.

Кажется, ученые мужи сообразили, что он не провокатор, а всего лишь новичок, пытающийся разобраться в здешних правилах. Во всяком случае, напряжение ушло, лаборант придвинул Сашке стул, налил чая в жестяную кружку, а сам снова что-то забормотал, обращаясь к профессору.

– А Лед? Почему у него есть имя? – снова вспомнил Сашка. Юлия уже отвечала на этот вопрос, как раз назвав кота избранным. Было очень интересно, что ответят новые знакомые. Профессор снова оторвался от микроскопа, присел рядом.

– А вы знаете историю этого кота? Нет? Тогда расскажу. Принес его сюда, в Зону, еще покойный батюшка нашей уважаемой сестры-настоятельницы. Тогда это был просто белый котенок с голубыми глазами. Мутация началась достаточно быстро, и мы уже готовы были его поместить в клетку с другими животными, но изобретатель уговорил нас попробовать испытать экспериментальную вакцину, останавливающую дальнейшие изменения. Надо сказать, это был пока единственный удачный эксперимент. Лед остался котом, но с уникальной способностью трансформироваться в нужный момент времени, то есть у него контролируемая мутация. Камень сам нарек его Избранным.

– Как вам удалось сделать его разумным? – спросил Сашка.

– Кого? – не понял профессор.

– Льда, – уточнил Александр. – Он же разумен?

Профессор невесело усмехнулся и покачал головой.

– Молодой человек, не преувеличивайте. Он всего лишь хорошо выдрессирован и привязан к людям. У вас что, никогда в прошлой жизни котов не было?

Сашка молчал, не понимая, какая схожесть, кроме внешней, между обычными котами и уникальным экземпляром по имени Лед. Кот-брат однажды спас ему жизнь, появлялся всегда в нужный момент, предупреждал об опасности. Да и сейчас, когда он объяснил, зачем нужно заглянуть в теплицы, разве Лед его не понял? Чем же это можно объяснить, кроме разума? Инстинктами? Как-то непохоже.

– Лед действительно умный кот. Только называть его разумным – заблуждение. Он лишь животное, хотя и уникальное. Кстати, иногда достаточно агрессивное. Нас он, например, не любит. И мне, и лаборанту неоднократно приходилось отведать его когтей, когда мы брали у него кровь на анализ. Причем делал он это просто так, без мутаций и применения лишней силы, из озорства. Любое продолжение эксперимента с ним – это сплошные уговоры.

– Вы сами себе противоречите, профессор, – указал Сашка. – Только что вы сказали, что Лед – просто животное, и вдруг уговоры.

– Мы просто помним, что его нельзя сердить. В момент мутации его сила удесятеряется, а спровоцировать ее может любая агрессия. Поэтому только уговоры и помощь Ю… его хозяйки, нашей дорогой сестры-настоятельницы. Ее, кстати, он не царапал ни разу. Она даже может брать его на руки, представляете?

Сашка окончательно запутался. Он понял только одно – Лед ведет себя с ним не так, как с остальными, и решил пока оставить это в секрете.

Чаепитие затянулось. Александру было любопытно, что именно получилось у лаборанта-помощника в момент его прихода. И еще, раз уж его сюда направил жрец, хотелось бы понять, с какой целью. Но спрашивать об этом прямо означало снова вызвать недоверие, настороженность. Сашка решил по возможности расспросить Юлю, уж она-то наверняка в курсе.

– Спасибо за чай, – вежливо поблагодарил он. – Какую работу нужно выполнить?