Но в глубине глухих пещер
Стоит твое изображенье,
Оно развеяно везде
И связано с тобою нераздельно,
Куда б ни залетела ты,
Ты свой состав не переменишь –
Сквозь дым и жар Психея слышит
Далекий погребальный звон.
Ей кажется – огонь чужое тело ломит.
Пред нею возникает мир
Сперва в однообразии прозрачном
1926
«На лестнице я как шаман…»*
На лестнице я как шаман
Стал духов вызывать
И появились предо мной
И стали заклинать:
«Войди в наш мир,
Ты близок нам
Уйди от снов земли,
Твой прах земной
Давно истлел
Пусть стянут вниз
Лишь призрак твой,
Пусть ходит он средь них,
Как человек, как человек,
Молчащий человек». –
И хохотали духи зло.
У лестницы толпа
Тянула вниз, тянула вниз
Мой призрак, хлопоча.
<1926>
«Ангел ночной стучит, несется…»*
Ангел ночной стучит, несется
По отвратительной тропинке,
Между качающихся рож:
«Пусть мы несчастны, размечает,
Должны подруг мы охранить
И вопль гармонии ужасной
Сияньем света охватить».
И ноги сгибнувшей подруги
Он плача лобызать готов.
Вот дверь открылась
И с цветами
Идет мне сон свой рассказать,
И говорит: «Ты бледен странно,
Идем на кладбище гулять»
Вокруг могилки и цветочки,
И крестики и бузина.
И по могилкам скачут дети
И сердцевины трав едят.
И силюсь увести подругу
Под опьяняющую ночь
Столбы ограды забиваю,
Краду деревья – расставляю,
И здание сооружаю.
И снится ей, что мы блуждаем
Как брат с сестрой,
Что позади остался свист пустынной ямы,
Что вечно существуем мы
<1926>
«Звук О по улицам несется…»*
Звук О по улицам несется,
В домах затушены огни,
Но человека мозг не погасает
И гоголем стоит.
И удивляются ресницы:
«Почто воскреснул ты,
Иль на небе горят зеницы
И в волосах – цветы».
В венках фиалковых несется
Веселый хоровод:
«Пусть дьяволами нас считает
Честной народ.
В пустыне мы,
Но сохраняем
Свои огни.
И никогда мы не изменим,
Пусть нас костят орлы
Пусть будем жаждою томиться
И голодать.
К скале прикованный над нами
Прообразом висишь,
Твои мы дети и иначе
Не можешь поступить»
<1926>
Музыка («В книговращалищах летят слова…»)*
В книговращалищах летят слова.
В словохранилищах блуждаю я.
Вдруг слово запоет, как соловей –
Я к лестнице бегу скорей.
И предо мною слово точно коридор,
Как путешествие под бурною луною
Из мрака в свет, со скал береговых
На моря беспредельный перелив
Не в звуках музыка – она
Во измененье образов заключена.
Ни О, ни А, ни звук иной
Ничто пред музыкой такой.
Читаешь книгу – вдруг поет
Необъяснимый хоровод,
И хочется смеяться мне
В нежданном и весеннем дне.
1926
«За ночью ночь пусть опадает…»*
За ночью ночь пусть опадает,
Мой друг в луне
Сидит и в зеркало глядится.
А за окном свеча двоится
И зеркало висит, как птица,
Меж звезд и туч
«О, вспомни, милый, как бывало
Во дни раздоров и войны
Ты пел, взбегая на ступени
Прозрачных зданий над Невой».
И очи шире раскрывая,
Плечами вздрогнет, подойдет
И сердце, флейтой обращаясь,
Унывно в комнате поет.
А за окном свеча бледнеет
И утро серое встает.
В соседних комнатах чиханье,
Перегородок колыханье
И вот уже трамвай идет.
1926
«Час от часу редеет мрак медвяный…»*
Час от часу редеет мрак медвяный
И зеленеют за окном листы
Я чувствую желаньем полон мрамор
Вновь низвести небесные черты.
В несозданном, несотворенном мире,
Где все полно дыханием твоим,
Не назову гробницами пустыми
Я образы тревожные твои.
Охваченный твоим самосожженьем,
Не жду что завтра просветлеешь ты
И все еще ловлю в дыму твое виденье
И уходящий голос твой люблю
И для меня прекрасна ты
И мать и дочь одновременно
Средь клочьев дыма и огня.
На ложах точно сна виденья
Сидим недвижны и белы
И самовольное встает
Полулетящее виденье,
Неотразимое явленье
<1926?>
Эллинисты*
Мы эллинисты здесь толпой
В листве шумящей вдоль реки
Порхаем словно мотыльки
На тонких ножках голова
На тонких щечках синева
Блестящ и звонок дам наряд
Фонтаны бьют огни горят.
За парой парою скользим.
И впереди наш танцевод
Ступает задом наперед
И волхвованье слов под выпуклой луной
И образы людей исчезли предо мной.
И снова выплыл танцевод
За ним толпа гуськом идет
И не подруга – госпожа
За ручку каждого ведет
И каждый песенку поет:
«Проходит ночь
Уходим прочь
В свои дома –
В подвалы.
А с вышины
Из глубины
Густых паров
Глядит любовь
И движет солнцем
И землей
Зеленокрасною луной
Зеленокрасною водою».
1926
«Мрак побелел, бледнели лица…»*
Мрак побелел, бледнели лица
Полуоставшихся гостей,
Казалось, город просыпался
Еще ненужней и бойчей.
Пред Вознесенской Клеопатрой
Он опьянение прервал,
Его товарищ на диване
Опустошенный засыпал
И женщина огромной тенью,
Как идол, высилась меж них,
Чуть шевеля пахучей тканью
На красной пола желтизне.
А на столе сиял, как перстень,
Еще не допитый глоток
Символ не-вечности искусства
Быть опьяненными всегда.
1926
«От берегов на берег…»*
От берегов на берег
Меня зовет она,
Как будто ветер блещет,
Как будто бьет волна.
И с птичьими ногами
И с голосом благим
Одета синим светом
Садится предо мной:
«Плывем мы в океане,
Корабль потонет вдруг,
На острова блаженных
Прибудем, милый друг
И музыку услышишь,
И выйдет из пещер
Прельщающий движенье
Сомнамбулой Орфей.
Сапфировые косы,
Фракийские глаза,
А на устах улыбка
Придворного певца».
В стране Гипербореев
Есть остров Петербург,
И музы бьют ногами,
Хотя давно мертвы.
И птица приумолкла.
– Чирик, чирик, чирик –
И на окне, над локтем
Герани куст возник
1926
«Не лазоревый дождь…»*
Не лазоревый дождь,
И не буря во время ночное.
И не бездна вверху,
И не бездна внизу.
И не кажутся флотом,
Качаемым бурной волною,
Эти толпы домов
С перепуганным отблеском лиц.
Лишь у стекол герань
Заменила прежние пальмы
И висят занавески
Вместо тяжелых портьер.
Да еще поднялись
И засели за книгу,
Чтобы стала поменьше,
Поуютнее жизнь.
В этой жизни пустынной,
О, мой друг темнокудрый,
Нас дома разделяют,
Но, как птицы, навстречу
Наши души летят
И встречаются ночью
На склоне цветущем,
Утомленные очи подняв.
1926
«Дрожал проспект, стреляя светом…»*
Дрожал проспект, стреляя светом
Извозчиков дымилась цепь
И вверх змеями извивалась
Толпа безжизненных калек.
И каждый маму вспоминает
Вспотевший лобик вытирает
И в хоровод детей вступает
С подругой первой на лугу.
И бонны медленно шагают,
Как злые феи с тростью длинной,
А гувернеры в отдаленье
Ждут окончанья торжества.
И змеи бледные проспекта
Ползут по лестницам осклизлым
И видят клети, в клетях – лица
Подруг торжественного дня.
И исковерканные очи
Глядят с глубоким состраданьем
На вверх ползущие тела.
И прежним именем ласкают
И в хоровод детей вступают
С распущенной косою длинной,
С глазами точно крылья птиц.
<1926>
III. Стихи 1927–1934 годов
Песня слов*
Старые слова поют: