лись, но к ним добавляется новое чувство – облегчение.
– Да, – отвечает переговорщик. – Владелец винного магазина находится в стабильном состоянии. Он всего лишь ранен в плечо.
– А мой брат? Можете поклясться своей жизнью, что его ни в чем не обвинят?
– Кейлеб, я не привык клясться своей жизнью, – отвечает переговорщик. – Я хочу быть с вами абсолютно честным и потому говорю: шансы у него очень хорошие. Единственным его промахом было то, что он покинул место происшествия. К счастью, он не успел отъехать далеко. В остальном он действовал правильно. Я уверен: у него все сложится отлично. Со своей стороны, я приложу все усилия, чтобы так оно и было. Я знаю: ваш брат невиновен. У него замечательное сердце. Я не первый год занимаюсь своей работой и научился распознавать хороших людей, что называется, с первого взгляда. – Он замолкает, смотрит на меня, потом снова на Кейлеба. – И сейчас я вижу перед собой троих хороших людей. Двоих мужчин и одну женщину. Все они оказались в неподходящем месте в неподходящее время. Все они успели попортить свое положение, и за это им придется отвечать. Но у всех них есть шанс доказать, что они действительно являются хорошими людьми.
Женщина в цветастом платье разражается рыданиями, привалившись к плечу кассира.
– Кейлеб, отпустите их, – говорит переговорщик.
– Отпущу. Вы выйдете, и я отправлю их вслед за вами.
– А вы сам? Вы собираетесь сдаться?
– Мне надо подумать, – отвечает Кейлеб. – Но их я отпущу.
Переговорщик кивает и выходит из магазина.
Кейлеб расхаживает перед шкафами-холодильниками с напитками, стараясь не приближаться к витринам. Потом останавливается и левой рукой подает знак заложникам.
– Выходите. – Он указывает на дверь магазина. – Простите, что втравил вас в это. Мне очень жаль, что так получилось.
Женщина в цветастом платье поднимает на него глаза, вскакивает и с истеричным плачем выбегает наружу.
– Брей, – поворачивается к ней Кейлеб. – Ты меня прости за то, что я был таким придурком. Я серьезно, – добавляет он, глядя на меня.
– Знаю, – отвечаю я.
Брей сидит неподвижно, упираясь спиной в стену. Ее слезы высохли. На лице – никаких эмоций.
Кейлеб подходит к двери, приоткрывает и кричит:
– Я готов выйти и сдаться!
Брей встает, проходит мимо меня, направляясь в конец кондитерской секции.
Я иду следом.
– Положите пистолет на пол и выходите с поднятыми руками! – слышится голос из радиомегафона.
Кейлеб кладет пистолет у самого порога, поворачивается и спиной толкает дверь.
Едва дверь закрывается, Брей бросается к ней. В ужасе я смотрю, как она падает на пол, хватает пистолет Кейлеба и устремляется в хлебную секцию.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, осторожно приближаясь к ней. Сердце снова колотится, рискуя выпрыгнуть сквозь ребра. – Малышка… не надо… пожалуйста, не делай этого.
Она приставляет дуло к подбородку, облокачивается о прилавок и запрокидывает голову. Ее затылок упирается в буханку хлеба. Палец застывает на курке.
Я падаю на колени. У меня по щекам текут слезы. Бешеное биение сердца мешает мне, и я готов вырвать его из груди.
– Брей, прошу тебя… пожалуйста. Если ты это сделаешь, если ты у меня на глазах лишишь себя жизни, это убьет и меня. Я тебя очень люблю. Ну неужели ты такая дура, чтобы этого не понимать? Я всегда тебя любил и всегда буду любить.
Я задыхаюсь от слез. У меня горит горло.
– Помнишь, какой договор мы заключили в детстве? Мы пообещали всегда быть лучшими друзьями. Помнишь?
Я подползаю к ней на четвереньках. У меня отчаянно трясутся руки, и я не могу встать. Лицо Брей ничего не выражает. Совсем ничего. Она смотрит на меня остекленевшими глазами. Но чем больше я говорю с нею, чем больше напоминаю ей о том, как сильно я ее люблю, тем яснее в ее остекленевших глазах начинают мелькать проблески жизни. Я вижу прежнюю Брей, которую знаю и люблю с девяти лет. Брей, которая сильнее тьмы, что живет у нее внутри.
– Я знаю: ты это помнишь, – продолжаю я. – Но ты для меня больше, чем мой лучший друг. И всегда была. Мое сердце бьется ради тебя. Если ты умрешь, умрет и все человеческое, что есть во мне.
У нее начинает дрожать рука. Это меня пугает. Дрожащая рука с пальцем на курке… Я не хочу, чтобы ее рука дрожала.
– Да пойми же, Брей!.. Я люблю тебя! Не заставляй меня проходить через эти мучения!
– Я не могу сидеть за решеткой! – вскрикивает она. – Я не могу жить взаперти! В разлуке с тобой! Ты – это все, что у меня есть в этом мире! Все, что у меня было!
– Так я же никуда не денусь! – кричу я, вкладывая в свои слова все эмоции, какие у меня сейчас есть. – Я никогда тебя не оставлю! Понимаешь? Ни-ко-гда! Сколько бы времени ни прошло. Брей, я буду ждать тебя!
Я вдруг понимаю, какие слова могут ее пронять. Это приходит, точно озарение.
– Брей, я умру ради тебя. Я умру вместе с тобой!
У нее сильно трясутся губы. Она смотрит в мои глаза. Долго. Мне это кажется вечностью. И потом качает головой. Вместе с нею качается дуло, приставленное к подбородку.
– Не говори так! – кричит она.
– Я буду так говорить! – отвечаю я и подползаю еще ближе. – Брейел, помнишь, вчера я говорил о своей готовности сделать для тебя что угодно? Этот момент наступил. Вчера ты отвечала, что тебе не нужны доказательства. Но я все равно готов тебе это доказать. Не отводи от меня глаз!
Она смотрит на меня.
– Смотри мне прямо в глаза! – требую я. – Если ты действительно хочешь оборвать свою жизнь, я тоже оборву свою. Я не хочу жить без тебя. Мы и там будем вместе, как были всегда и во всем. Я не позволю тебе одной уйти из этого мира. Если ты считаешь смерть единственным выходом, тогда я умру вместе с тобой.
Она мотает головой, отчаянно пытаясь что-то произнести.
– Я не хочу, чтобы ты умирал из-за меня, – наконец говорит она.
От частых и обильных слез она совсем охрипла.
– Брей, я хочу жить, – отчаянным шепотом продолжаю я. – Я хочу прожить с тобой целую жизнь. Хочу жениться на тебе. Хочу, чтобы у нас были дети и чтобы мы вместе состарились. Я хочу жить. Но я готов умереть. Понимаешь?
– Зачем ты это говоришь?
Ее лицо искажено гримасой боли. Все ее тело дрожит.
– Потому что мы созданы друг для друга! И в жизни, и после смерти! Потому что без тебя я все равно мертв!
Она бьется головой о каравай хлеба и кричит. Пистолет с грохотом падает на пол. Я подхватываю ее на руки и прижимаю так крепко, что самому нечем дышать. Мы вместе плачем. Ее пальцы вцепляются мне в рубашку. Мои – в ее спину.
– Малышка, я тебя ужасно, невероятно, до посинения… люблю, – шепчу я ей. – Я никогда тебя не оставлю.
В магазин вбегают полицейские, но я почти не слышу топота их ног. Они для меня не более чем призраки. Такие же, каким Брей была для своих родителей. Я начинаю что-то ощущать, лишь когда нас с Брей разлучают. Растаскивают. Я выкрикиваю ее имя и больше ничего не слышу. Она тянется ко мне. У меня разрывается сердце, но я знаю, что не в силах этому помешать. Все это происходит в странном замедленном темпе.
– Я тебя не оставлю, – шепчу я, когда ее уводят с заложенными за спину руками. – Не оставлю.
В следующую секунду ее уже нет рядом.
Глава 28
Через год и две недели…
Я писал ей каждый день. Каждую неделю приезжал на свидание. Делал все, чтобы доказать Брей: мы по-прежнему вместе. И не только ей. Себе самому – тоже.
Брей приговорили к трем годам лишения свободы за непредумышленное убийство и бегство с места преступления, однако ее адвокат был уверен, что она проведет за решеткой менее половины срока. До этого у нее не было столкновений с законом, если не считать подростковых шалостей. Помогло ей и то, что она согласилась пройти тест на детекторе лжи. Поначалу суд противился тесту, поскольку против него почему-то возражали родные Джаны Макинтайр. В конце концов они перестали упрямиться.
Прошлое Джаны Макинтайр оказалось богатым на буйные выходки. Будучи подростком, она часто попадала в полицию, и ее хорошо знали в комиссии по делам несовершеннолетних. Почти везде в записях о причинах задержания фигурировала одна и та же фраза: «Агрессивное поведение с элементами насилия». Козырной картой адвоката Брей стало трехмесячное пребывание Джаны в колонии для несовершеннолетних. Туда она попала, жестоко избив в спортзале одноклассницу. В свете этой истории слова Брей о вынужденной самообороне выглядели более правдивыми. Она могла бы получить еще меньший срок, если бы не призналась, что поведение Джаны ее разозлило. Но в данном случае Брей сказала правду. Судья поверил, что Брей действительно оборонялась, однако, учитывая подробности ее стычки с Джаной, отметил, что сама Брей в тот момент не ощущала угрозы для своей жизни и ее действия были в большей степени продиктованы злостью, нежели страхом.
Помогли Брей и результаты вскрытия тела Джаны. Содержание алкоголя в крови погибшей втрое превышало допустимую норму. Помимо алкоголя, в ее организме было обнаружено изрядное количество наркотических веществ.
И еще Джана наврала о своей беременности. В отчете о результатах вскрытия об этом не было ни слова.
Что касается меня, я отделался гораздо легче. Мне дали два года условно за «оказание обвиняемой пособничества в ее бегстве с места преступления». Я остался на свободе. Но сознание того, что Брей обречена на одинокие дни за решеткой, делало и мою жизнь подобием тюремного заключения.
Брей заставила меня клятвенно пообещать, что я ни в коем случае не буду пытаться выступить в суде ее свидетелем. Такая мысль не оставляла меня и до нашего ареста, и после. Я придумал достаточно стройную историю, которой и собирался придерживаться в суде. Пока мы были вместе, Брей категорически не желала обговаривать детали. Потом такой возможности уже попросту не было. Но Брей помнила о моем намерении и на свидании сказала, что, если я попытаюсь осуществить задуманное, между нами все будет кончено. Она заявит суду, что меня в момент стычки с Джаной там не было и что я лишь пытаюсь ее выгородить.