Но в Школе Иллюзий у меня появились друзья. Сначала Джебс, потом Хар и Фрей. За ними появился добрый и мудрый Пир, лучший наставник из всех возможных. Потом началась совместная практика с магами других направлений, и в мою жизнь вошел чудесный Бьорн, такой забавный – тощий и широкоплечий, с длинной девчачьей косой. Это сейчас он набрал массы и выглядит солидно и внушительно, а в юности казался натуральной вешалкой. А в жизни Джебс появилась Фарха, удивительно красивая и при этом удивительно (на взгляд магов иных направлений) добрая Целительница, с которой я тоже быстро сдружилась.
После знакомства с темной стороной личности еще одного любимого наставника, которого я считала образцом мудрости, благородства и теплоты, Дом Иллюзий стал для меня мешком Караванщика. И я делала все, чтобы вырваться оттуда как можно скорее, как можно меньше пересекаться с Владыками и ни в коем случае не привлекать их внимание.
Потом… Потом была магография в газете. Потом первые кровные узы, как ни странно, с Бьорном; я, наверное, подсознательно тянулась к нему, как к островку спокойствия и олицетворению всего того, чего так не хватало в моей жизни.
После окончания учебы я была почти счастлива. Личная жизнь вот только не складывалась, я попросту боялась подпускать к себе новых людей и незнакомых мужчин, и мой круг общения ограничивался исключительно кровниками. Никого из них я не интересовала как женщина, и меня это полностью устраивало. И легкость, с которой я приняла Тахира, удивляла, а ведь он за единственную встречу стал мне даже ближе, чем Бьорн. Более того, Целитель нравился мне и как мужчина, и, рассматривая его в этом качестве, я не испытывала никакого внутреннего протеста и отторжения. Даже Пир вызывал симпатию ровно до тех пор, пока мысль не доходила до перспективы близости с ним.
Как же сейчас хотелось в родной уютный домик, к любимой работе! Она ведь обычно не сводилась к таким ужасам, на которые обрек меня покойный дор Керц. Самая распространенная работа Иллюзиониста – организация красивого яркого праздника. Чаще для взрослых, иногда – для детей. Несмотря на слова Тахира об истинном предназначении магов, мне нравилась эта работа, нравилось дарить людям радость. А еще попадались заказы на зачарование всяческих амулетов, создание личин, помощь в подборе платья для госпожи, которая не любит ходить по магазинам, посланники вроде моего Черепа, только попроще. И множество других мелких необычных вещиц, каждая из которых была новой увлекательной головоломкой.
Я вряд ли стала бы работать за идею, но свое дело любила не только за то, что оно меня кормило. До недавнего времени.
– Не рекомендованная к разглашению, – поправил меня сыскарь. – Но все, кому надо, в курсе. Это… что-то вроде внутренней разведки.
– Имперские Змеи? – улыбнулась я.
– Частично. – Он пожал плечами. – Змеи – это просто группа убийц. Хороших, профессиональных, но – узкоспециализированных.
– А они в самом деле существуют? – опешила я от такого откровения.
– Можно сказать и так. – Он улыбнулся уголками губ. – Но к вашему кровнику отношения не имеют. Эту организацию чаще называют «Имперской охранкой», а официального названия не знаю даже я. Преступления против императорской власти, преступления против государства, заговоры и измены – это их поле деятельности. Спора нет, дело нужное, и другими методами с ним почти невозможно справиться, но более приятными личностями они от этого не становятся.
– Вы поэтому оттуда ушли? – аккуратно попыталась подловить его я. Нашла с кем играть, конечно; следователь насмешливо покосился на меня, мгновенно раскусив нехитрый маневр.
– А почему вы решили, что я там работал?
– Вы хорошо знаете это здание, знаете тамошних работников, у вас там даже прозвище есть, не сложно предположить что-то подобное. – Я пожала плечами. В конце концов, не захочет отвечать – не ответит, все равно я не смогу настоять.
– Ну, какое-то время было в моей биографии и такое, – усмехнулся сыскарь. – Недолго. Очень недолго и давно.
– Скажите, а почему, если мне опасно появляться на улице, мы сейчас столь демонстративно и неторопливо едем в открытом экипаже? – поспешила я сменить тему. Опасно проявлять любопытство к государственным тайнам. Хорошо, если отмахнутся, но вдруг что-то раскроют? А мне и собственных проблем хватает. – Опять кого-то провоцируем?
– Хм. Скорее демонстрируем всем желающим текущее положение вещей.
– Это какое? – опешила я, озадаченно разглядывая собеседника. Тщетно – по вечно хмурому сосредоточенному лицу было невозможно что-то прочитать.
– Скажем так, мне надоело отгонять от вас убийц и всяческих странных личностей. – Сыскарь вздохнул так тяжело, будто дежурил у моего плеча с саблей наголо уже пару десятков лет, а количество убийц измерялось тысячами. – Ненавязчивая демонстрация того факта, что вы под моей личной защитой. Это остудит горячие головы. Если же, наоборот, спровоцирует кого-то на активные действия против меня – тем более отлично. Значит, мы узнаем реальный уровень ставок в этой игре.
– Почему? – Вопрос вырвался прежде, чем я успела всерьез обдумать сказанное.
– Потому что… – Он запнулся, поморщился и ответил общей фразой, откровенно уходя от ответа. – Покушение на Разрушителя – слишком серьезный шаг.
– Кхм. А куда мы едем? – вновь поспешила я переменить тему, пока мужчина не замкнулся в своих мыслях.
И высказанный вопрос в данный момент заинтересовал меня куда сильнее, чем все остальное. Потому что мой собственный дом находился на другом конце города, а поворот к резиденции Берггаренов мы только что благополучно проскочили.
– Туда, где мне не придется задумываться о вашей безопасности, – невозмутимо откликнулся подполковник.
– Надеюсь, не в тюрьму? – хмуро пошутила я.
– Что вы, госпожа магистр, как можно, – странно, но в спокойном голосе Разрушителя мне почудилось тщательно запрятанное ехидство. – Устранить неугодного человека в тюрьме еще проще, чем на улице: там он сидит и никуда не может деться, и сопротивляться обычно не способен. Хотя, боюсь, у вас скоро могут возникнуть аналогии именно с этим неприятным местом.
– Вы прикуете меня кандалами к стене? – опешила я, вытаращившись на сыскаря, но тот оставался невозмутимым.
Никогда не думала, что такое возможно, но, кажется, меня начинает раздражать чужая способность сохранять маску спокойствия в любой ситуации. Или это не маска? Если у Разрушителей действительно большие проблемы с проявлением эмоций, может быть, сыскарь в самом деле выглядит так, как чувствует? То есть – спокойным безразличным механизмом?
От этой мысли стало не по себе.
– Надеюсь, до этого не дойдет. Но выходить на улицу вы не сможете и, пожалуй, видеться со своими кровниками тоже. Считайте, вы уехали отдыхать в очень далекое от дома и довольно глухое место, – продолжил добивать меня Разрушитель.
– Вы со всеми свидетелями так обращаетесь? – язвительно поинтересовалась я.
Ну вот, опять присутствие этого человека заставляет меня вести себя так, как я никогда не позволила бы себе в здравом уме. Никакие маски не выживают, просто проклятие какое-то!
– Только с особо ценными, – вновь пожал плечами мужчина, не глядя в мою сторону.
– А, то есть я не первая. Спасибо, утешили, – возмущенно фыркнула я. – Они хоть выжили? Те, кто был раньше.
– Да, – коротко кивнув, сообщил сыскарь. Эта новость меня всерьез приободрила. – Не волнуйтесь, госпожа магистр, все это не займет много времени, – Разрушитель наконец посмотрел в мою сторону и даже чуть улыбнулся.
– Это радует, – вздохнула я, пытаясь взять себя в руки.
Вот с чего вдруг я завелась и рассердилась? Я ведь понимаю: он не просто действует в моих интересах, а делает то, что по должности делать не обязан. Вряд ли он надрывается именно ради меня, просто старается очень хорошо выполнить свою работу и подходит к вопросу с каким-то упрямым фанатизмом. Но это повод для благодарности, а не для истерики и претензий, я же киплю от раздражения. Тот же Хар некоторое время назад тоже повел себя очень некрасиво, но обижаться на него у меня почему-то и мысли не возникло!
Оставалось признать очевидное, меня совершенно деморализует общество господина следователя. И как бы я ни гнала от себя эти мысли, как бы ни пыталась убедить себя в обратном, Тахир прав: я по-прежнему влюблена в этого почти незнакомого человека. И выводит из себя главным образом понимание полного безразличия со стороны Разрушителя в ответ на все мои чувства. Тар ведь поставил мне диагноз при нем. Буквально в лоб заявил, что вот эта глупая девочка столько лет его любила, и любит до сих пор, несмотря ни на что. А господину подполковнику оказалось плевать на этот бесполезный факт. И теперь я злюсь, говорю глупости, язвлю, нервничаю, пытаясь выдавить из него хоть какие-то эмоции. В общем, продолжаю вести себя как глупая маленькая девочка, стремящаяся правдами и неправдами привлечь внимание предмета своего обожания.
О, Инина, надеюсь, хоть тебе интересно все это наблюдать!
– Господин следователь, а чем я ценна как свидетель? Настолько, что меня настойчиво пытаются убить, – пытаясь взять себя в руки, задала я более-менее разумный вопрос без личного (надеюсь) подтекста. Маски норовят сползти? Подновим. Я же Иллюзионистка, я – собственная фантазия, я без магии продержалась перед лицом самого Тай-ай-Арселя, так неужели какой-то хмурый Разрушитель – задача посложнее?
– Тем, что скрывает клятва. А еще тем, что вы вспомнили. Тахир рассказал, не волнуйтесь, вам не придется лишний раз через это проходить. Во всяком случае, до суда, – он потер двумя пальцами переносицу. – Хотелось бы обойтись и без этого, и я постараюсь, но может статься, вам придется опознать тех ублюдков, которые… убили вашу семью. Я докопаюсь до дна этой истории, но ваши показания все равно пока остаются единственным и самым неопровержимым доказательством этого убийства и… преступления Юнуса Амар-ай-Шруса лично. – Следователь явно пытался смягчить формулировку и не бить столь уж сильно по самому больному. Но я теперь помнила все в подробностях, поэтому замена одного слова на другое ничего не решала.