Альфригг с квартирмейстером все еще шуршали книгами, но Мак-Ихерна, к великому моему облегчению, видно не было. Среди книг и бумаг стояли две пустые бутылки из-под вина и одна початая, что, как правило, означало, что Альфригг держит переговоры под контролем. У его локтя ждала своего часа красная фляжка с уциатом. Когда мой наниматель поднял взгляд, я поклонился:
— Мастер Альфригг, у меня есть все необходимые сведения. Всадник Зенгал любезно ответил на все вопросы. Осмелюсь сказать, что мы можем удовлетворить все нужды Всадников за умеренную плату. Завтра надо будет послать сюда Тарвила и Джедди, чтобы снять мерки.
Давин положил перед Альфриггом свои заметки и отошел в сторону. Купец принялся изучать убористо исписанные листы.
— Необычные материалы? Особые фасоны?
— Здесь все записано, сударь. Почти все ваши оценки оправдались.
— Превосходно! — Окрыленный успехом, Альфригг, казалось, забыл прежние обиды. — Скажите то же самое вон тому господину, и, если наши последние цифры его устроят, через месяц, начиная с этого дня, мы сможем сделать первые поставки.
Я перевел квартирмейстеру слова Альфригга, словно бы он и вправду не понимал сказанного. "Только бы он согласился, — подумал я, — и можно будет убраться отсюда подобру-поздорову". Теперь, когда наконец представилась возможность задать все вопросы, я мечтал лишь о том, чтобы поскорее оказаться в моей комнате в Камартане и обдумать то, что я узнал. Однако, к моему отчаянию, квартирмейстер решил попытаться сбить цену, и битых два часа они с Альфриггом страстно торговались. Теперь, когда у них снова был переводчик, они не желали обходиться знаками и кивками — я должен был переводить каждое слово.
Два негоцианта снова и снова обсуждали, взвешивали, пересматривали, оспаривали каждую деталь соглашения: сколько, почем, когда, в котором часу, на каких условиях… Я был готов взвыть, чтобы они соглашались наконец или провалились в тартарары. Прибывали работники за платой, в комнате стало шумно. Компания офицеров громогласно обсуждала предстоящие учения и непредвиденно скверную погоду.
Двое слуг подбросили дров в очаг, и в комнате стало душно. Альфригг побагровел — он и так уже взмок от вина и жара финансового сражения, — и рванул воротник толстой куртки:
— Ну, можно подумать, мы уж у дракона в глотке!
Я не ответил. И зря. Он не хотел уступать косоглазому квартирмейстеру ни медяка и сорвал досаду на мне.
— Ну что за высокородный дурень?! Стоит тут и парится в плаще! Нам надо обсудить еще несколько пунктов, так что уж будьте любезны, снизойдите до нас, грязных крестьян. Снимите плащ и давайте-ка думать о деле!
Лицо мое и вправду было в поту, а одежда под шерстяным плащом промокла насквозь, но не мог же я снять плащ — тогда все заметили бы, что я в перчатках!
— Я, пожалуй, останусь так, сударь, — мягко ответил я. — Что мне ответить господину на последний вопрос?
Из узла за спиной женщины с пустыми глазами, стоявшей в очереди за деньгами, послышался надрывный, неумолчный плач младенца. Это было как тупым ножом прямо по нервам. В комнате все кричали, чтобы перекрыть общий гвалт, и к тому же начали грохотать ставни. Из очага повалил дым, стало плохо видно. Многие начали кашлять, и я в том числе. Ветер тут был ни при чем.
Ставни загрохотали сильнее, земля под ногами затряслась. Ящик с металлическими кружками грянулся на пол. Бутылки, стоявшие среди бумаг, опрокинулись, и я, испугавшись, что все придется переделывать, протянул скрюченную руку, чтобы выхватить бумаги из лужи густого красного вина. И в тот самый миг драконы, пролетавшие над крышей, закричали в ненависти своей. Схватившись за край стола, я закрыл глаза и пытался унять пламя, пожиравшее мозг, раздиравшее грудь, охватившее все тело. Я едва не закричал, как тогда, на пути в долину.
Две сильные руки прижали мои запястья к столу. Сердце у меня остановилось, и я открыл глаза, оцепенев от ужаса.
Но это был всего лишь Альфригг — он озадаченно и с искренним участием глядел на меня, не отпуская руки.
— Эйдан, мальчик мой, вам плохо? — Я был готов поклясться, что гвалт стих, а в комнате повисла мертвая тишина, едва он произнес мое имя. Все его слышали. — Краше в гроб кладут!
— Нет-нет, — пробормотал я, проклиная себя за то, что выдумал себе только фамилию. — Все в порядке. А почему вы…
— Вы же прямо в перчатках — и в вино! Снимите их, а то все тут забрызгаете!
— Я осторожно.
— Не глупите, мальчик мой, снимите перчатки!
Какой образ лучше всего отражает понятие "смертельная опасность"? Вот он я — стою, опираясь на стол, и перчатки мои мокнут в винной луже, и я не сниму их, ни за что не сниму, иначе весь ужас прошлого вернется, и я потеряю рассудок. А напротив сидит удем и смотрит на меня недоуменным взглядом, и он твердо намерен заставить меня обнажить руки, а то я запачкаю его бумаги и запятнаю его репутацию. И мне никак не объяснить ему, чего он лишится, если я уступлю его просьбе и меня узнают.
— Альфригг, прошу вас, не надо, — тихо взмолился я.
Его железная хватка не ослабела.
— Вся работа насмарку пойдет! Мы же это вот-вот подпишем! — прошипел он сквозь зубы. Лицо его залилось краской — и не только из-за духоты. Поблизости был только квартирмейстер, и на какой-то миг мне показалось, что все обойдется, потому что перед косоглазым возник Давин и учтиво поклонился:
— Извините великодушно, господин мой, я сейчас тут все уберу!
Квартирмейстер отвлекся, и я как раз успел выдернуть искалеченные пальцы из перчаток. Я тут же спрятал руки под плащ, но слишком замешкался. Челюсть торговца кожей отвисла, а раздражение быстро сменилось любопытством и жалостью. Альфригг был хороший и добрый человек.
— Клянусь огнем Ванира, Эйдан, мальчик мой! Что у вас с руками?! — Голос Альфригга отнюдь не подходил для приватной беседы. — Дайте-ка взглянуть… — Он схватил меня за руку и потянул к свету.
— Альфригг, не надо, — прошептал я, но было поздно.
Квартирмейстер оттолкнул элима в сторону.
— Эйдан? Я не ослышался? Эйдан, у которого что-то с руками? — Он уставился мне в лицо. — Осмунд, немедленно извести верховного командора. Скажи, что мы узнали нечто потрясающее об одном из наших гостей. — Он скользнул вокруг стола и оказался рядом с Альфриггом. Тот по-прежнему мертвой хваткой держал меня за левое запястье, уставившись на мои несчастные пальцы. Когда квартирмейстер увидел работу своего брата по Клану, на лице его расцвела улыбка.
— Дерк, Вронд! — позвал он. — Связать обоих!
Альфригг поднял глаза и увидел, как к нам бегут два солдата с обнаженными мечами. Он немедленно отпустил мое запястье и потянулся к ножнам. Купец ничуть не растерялся и прекрасно знал, что делает. Он убил бы всякого, кто коснулся бы его или меня, — и не важно, что нападавший был из Клана Всадников и это происходило в самом сердце военного лагеря. Надо было его остановить.
Я собрал все свои жалкие силы и левой рукой ударил удема по голове, отшвырнув его к каменной стене. Мне было куда больнее, чем ему. Однако мне удалось оглушить его, и я вытащил из ножен кинжал, вцепившись в рукоять обеими руками и моля всех богов, чтобы мне удалось удержать его хоть сколько-нибудь долго. Клинок я прижал к горлу Альфригга.
— Тебе не взять меня, удем! — заорал я. — Ты все это время работал на Мак-Ихерна! Ты играл со мной… ты заманил меня в ловушку! Я тебя насквозь вижу!
Альфригг пробормотал проклятие. У меня в распоряжении были считаные секунды — сейчас он опомнится и стряхнет меня, как муху. Пройдет еще несколько секунд, и все поймут, что Альфригг, конечно, не работал на Мак-Ихерна. Но пока на него не набросились, мне нужно дать понять, что он и на меня не работал. Как мне не хотелось этого делать…
— Не позволю, удемская гнусь! — закричал я, вонзил кинжал в мякоть его плеча и повернул — так, чтобы было предостаточно крови и очень больно, но совершенно не опасно. — Тебе не упечь меня обратно в Мазадин!
Я пытался шепотом оправдаться, но он меня не слышал, так как разразился такими витиеватыми проклятиями, что подобной заковыристой и красочной тирады, пожалуй, богам слышать еще не доводилось.
Сил на то, чтобы вытащить кинжал, у меня не было, так что я оставил его в ране, отскочил прочь и кинулся к задней двери. Я понимал, что скорее мне удастся стать невидимкой, чем сбежать, но стоять смирно и ждать, когда меня скрутят, было выше моих сил. Я помчался к проему в дальнем конце площадки. Они решат, что я побежал вниз. Уже совсем темно, ветер слишком силен, искать следы на тропе, ведущей в долину, никто не станет. Я вскочил на барьер и, не рассуждая, кинулся по заснеженной стене туда, где в углу намело обледенелый сугроб до самой крыши.
Не успел я добраться до крыши, как дверь распахнулась и полукруглую площадку залило факельное пламя. Прижавшись к снежной горе, я затаил дыхание, выжидая, когда галдящая толпа солдат ринется сквозь проем на тропу. Я вскарабкался на конек, и тут еще одна компания вслед за первой бросилась в долину, а за ними из штаба выскочила третья, поменьше двух первых.
Вскоре к штабному зданию примчался Мак-Ихерн.
— Где он? — закричал командор.
— Сбежал. В долину. Мы не успели…
— Вы пустили его к драконам?! Божьи зубы, ну и недоумки! — Тыльной стороной ладони Мак-Ихерн ударил квартирмейстера по голове, и тот рухнул наземь. — Бездарные недоумки! Всех под плети отдам! Он же… о проклятье! — Он ринулся за кожаную занавесь, а квартирмейстер с трудом поднялся с заснеженного крыльца и последовал за командором.
Полчаса я пролежал на крыше. Пот на лице замерз, а одежда под плащом затвердела. Разумно было бы подождать, пока Мак-Ихерн раздаст задания преследователям и очистит штаб от ожидавших платы работников, но терпеть я больше не мог. Суставы у меня закоченели так, что, когда один из поисковых отрядов вернулся, я даже не смог пригнуться. Так что я осторожно прополз по коньку к тому концу здания, где были стойла и коновязь для лошадей посетителей. Стиснув зубы, я свалился в снег.