Вот про Наташу никто не говорил, что она странная. Хотя, если разобраться, странной-то была как раз она, а не я. Однажды я увидела, что она прячет под лист лопуха конфету.
— Ты что делаешь? — удивилась я.
— Молчи, — сказала она. — Никому не говори. Ты не видела Сашу?
— Какого?
— Ну того, рыженького. Пойдем поищем.
Мы нашли Сашу возле кухни. Он сидел на земле и выковыривал мозг из большой кости. Видно было, что занятие это ему вовсе не нравится. Просто это единственное занятие, которое никому не мешает.
— Хочешь, я тебе тайну покажу? — спросила Наташа.
Саша сразу откинул кость.
— Какую тайну?
— Хорошую. Только руки вымой.
…Наташа взяла его за руку, и мы втроем пошли к тому месту, где была спрятана конфета.
— У меня есть знакомая белочка, — сказала Наташа. — Она живет на высоком дереве, в дупле. Она тебе принесла подарок.
— Мне!?
— Да.
— А какой?
— Вот увидишь.
Мы подошли к тому самому лопуху.
— Где-то здесь, — сказала Наташа. — Поищи как следует. Под листиками.
Саша сел на корточки и стал приподнимать листья. И вдруг вскрикнул.
— Нашел?
Саша встал. На ладони его лежала конфета. Обыкновенная яблочная карамель в обертке. Но как он на нее смотрел!
— Это она мне подарила?
— Тебе.
— Белочка?
— Да.
— А где она?
— Она пошла орехи собирать для своих бельчат.
— А я? Я ей что подарю?
— Ты? А что у тебя есть?
Саша задумался.
— Трамвайчик есть, только он без колес. Ракушка. Шишка.
— Ну, давай подарим ей шишку. Она ее в дупло к себе возьмет, чтобы бельчата играли.
— Давай!
Вот так началась у нас с Наташей и Сашей странная игра: играли-то мы с Наташей, а Саша не играл, он всему верил.
Белочка каждый день приносила Саше какой-нибудь подарок: то печенье, то яблоко от полдника, то ириску. Мы прятали белочкины подарки где-нибудь в лесу, подальше от тропинки, подвешивали на нитке к ветке или прилепляли к смолистому стволу толстой ели. И когда, нагнетая таинственность, мы вместе с Сашей крадучись подходили к этому месту, у меня невольно возникало ощущение, что это и правда белочка оставила на дереве маленький подарок.
Но Саша! Как он бывал изумлен каждый раз! Как ждал этих путешествий! Он подходил к Наташе, заглядывал ей в лицо и, хоть ни о чем вслух не просил, всем своим видом умолял: когда же мы пойдем к белочке?
И Наташа ни разу не сказала ему «Брысь!». Хотя она, не в пример мне, и бегала, и подтягивалась, и играла в волейбол. Не лучше всех, но и не хуже. Если била мимо мяча и раздавался смех — сама над собой смеялась. Я так не могла.
А потом мы с ней придумали про лесную фею.
Эту фею нельзя увидеть — она прозрачная. Но иногда она становится видимой на одну секунду. Кто успеет ее увидеть в эту секунду, тот станет счастливым на всю жизнь.
— А где эта фея живет? — спросил Саша.
— У нее в лесу есть зеленый дворец, — сочиняли мы. — Но к нему нельзя пробраться, потому что его стерегут гномы. В зеленом дворце у феи есть постелька из пуха одуванчиков и ковер из серебряного мха. Фея умеет превращать капли росы в хрустальные шарики. Этих шариков у нее полные лилии, она ими играет.
— А мы можем увидеть фею?
— Можем, но только тогда, когда созреют орехи.
Мы с Наташей играли, кажется, теперь уже больше для себя, чем для Саши. Он требовал все новых и новых рассказов про фею, и мы их придумывали.
— Посмотри! — говорили мы. — Здесь прошла фея. Видишь, ромашка опустила головку? Знаешь почему? Это она с феей здоровалась. Она ей поклонилась. Видишь, муравьи бегут по тропинке? Это они несут фее муравьиный сок.
— А мы? Мы что отнесем фее?
— Давай подарим ей букетик земляники. На пенек положим, она увидит и возьмет.
В августе созрели лесные орехи. Они стали чуть коричневыми у основания и легко вынимались из своих зеленых гнезд. Ядрышки еще не покрылись коричневой шкуркой, но уже были крупные, очень вкусные. Даже вкуснее, чем у более поздних, осенних орехов. Вокруг лагеря, особенно там, куда мы ежедневно ходили на прогулку, были целые заросли орешника, сплошь усыпанные орехами.
— Уже скоро теперь? — спрашивал Саша. — Скоро мы пойдем смотреть фею? Ведь орехи созрели!
— Завтра! — сказала Наташа. — После полдника.
— Завтра — это долго?
— Вот ты поспишь и наступит завтра.
…К фее нельзя идти обычной тропинкой. К ней можно только лететь по воздуху. Нас фея заколдовала — научила летать. Мы полетим, а Саша с нами, мы понесем его. Но он не должен ничего видеть во время полета, а то волшебство кончится, и мы упадем с высоты вниз и разобьемся.
Саша послушно подставил лицо, и Наташа обвязала ему глаза косынкой.
— Ничего не видишь?
— Ничего. Я даже глаза закрыл.
— Тогда садись, и покрепче нас обхватывай. Сейчас мы поднимемся.
Мы посадили Сашу на скрещенные руки — он оказался очень легким. Саша положил руки нам на плечи.
— Боишься?
— Нет!
— Тогда — раз, два, три! Полетели!
Мы раскачали Сашу и понесли его десной тропинкой по дороге к речке.
— Как высоко! — переговаривались мы с Наташей. — Какое все синее!
— Я дотронулась до облака!
— Я тоже! Какое оно теплое! Саша! Чувствуешь, какое облако теплое?
— Чувствую! Оно меня пощекотало.
— Правда, хорошо лететь?
— Очень! Очень!
— Снижаемся! Саша, крепче держись!
Мы «опустились» у реки и плавно опустили Сашу на землю возле старой ивы, расщепленной грозой. Это было могучее, ветвистое дерево с громадной шапкой зелени. Ствол лежал на земле, а ветви поднимались над водой и сквозь их гущину песчаный берег, и речка, и даже небо над ней казались серебристо-зелеными. Наташа взобралась на ствол и стояла, балансируя и держась за ветки. Со своими густыми волосами цвета спелой ржи, серыми глазами, большим ртом на худеньком лице, длинными тонкими ногами в белых носочках и сандалиях, она казалась полупрозрачной в столбе солнечного света, который пробивался из-за узкого облака.
— Ты в царстве феи! — сказала она. — Еще нельзя снимать повязку! Я скажу, когда можно. Сейчас… Сейчас… Еще немножко… Можно!
Саша сорвал с глаз косынку.
— Видел? Видел? — закричали мы.
Он поднял на нас доверчивые глаза.
— Видел… Она зеленая, да?
— Да! — в восторге ответили мы. — Правильно! Зеленая! Вернее, зеленоватая, нежная такая, полупрозрачная!..
— Да… И у нее на платьице сидела стрекозка.
— Молодец! — сказала Наташа. — Значит, ты успел. Теперь ты станешь счастливым на всю жизнь. Главное, ты в это верь!
— Ладно, — сказал Саша.
Второй заплыв
— Я сегодня удеру с тихого часа, — шепнула мне Нина. — Ты постой в коридоре, последи, чтобы никто не заметил, ладно?
— А куда удерешь?
— На речку.
— Ой, а можно и я с тобой?
— Ну… — замялась Нина. — Давай лучше ты в другой раз… А то вдруг попадемся? Так хоть мне одной влетит…
— Что ты! — горячо возразила я. — Наоборот, вдвоем безопаснее!
— Ну, я не знаю… — согласилась Нина.
И вот мы лежим в палате — пять девочек из второго звена старшего отряда. Хорошо быть старшей. Не так донимают дисциплиной. Во время тихого часа вожатые не заглядывают в палату — все-таки нам уже по тринадцать. Инна читает, Валя разглядывает себя в зеркальце, Аня рисует карикатуру для стенгазеты. Нина лежит с закрытыми глазами, но веки ее вздрагивают. Я понимаю: она ждет, когда затихнут шаги пионервожатой в коридоре.
Под окном раздался тихий свист. Я выглянула, но никого не увидела. Наверно, птица. Нина встала с постели и сказала, ни к кому не обращаясь:
— Пойду, что ли, схожу в туалет.
И вышла из палаты.
С минуту я еще полежала — усыпляла бдительность подруг, потом сказала, не придумав ничего другого:
— Я, что ли, тоже в туалет, — и шмыгнула за дверь.
Нины в коридоре не было, значит, она уже вылезла из окна и ждет меня там, в кустарнике. Окно в конце коридора открыто. Через него до самой крыши проходит пожарная лестница. Я взобралась на подоконник, оттуда шагнула на ступеньку и быстро спустилась со второго этажа. Не страшно, не в первый раз. Оглянулась — никого. Лагерь затих на целых два часа. Я пересекла тропу и нырнула в густой кустарник.
— Нина! — шепотом окликнула я.
Никто не ответил. Я опять позвала. Молчание.
— Нина! — окликнула я почти громко.
И вдруг увидела ее пестрый красно-белый сарафан совсем близко, за елкой. Нина смотрела на меня из-за ствола и молчала. За спиной у нее стоял Сашка Тарасов.
— И ты удрал? — обрадованно спросила я Сашку. — Вот здорово! И мы тоже! Ты куда? На речку? И мы — на речку! Нина, примем его в компанию?
— Ладно, пошли, — ответила Нина.
И мы зашагали, сначала по пятнистой от солнца лесной тропинке, потом спустились с крутого откоса и пошли скошенным лугом. Идти босиком было колко, я подволакивала ноги, чтобы приминалась короткая, жесткая стерня. Солнце слепило, пахло свежескошенным сеном.
Я чувствовала себя ловкой и отважной — здорово нам удалось всех обмануть! Теперь поскорее — туда, где нам запрещалось купаться, где наша неширокая речка делала поворот и была шире и глубже, чем в других местах, почти сразу от берега — с головкой. Нас водили купаться на песчаную отмель, где в самом глубоком месте — по пояс.
— Давайте поскорее! — торопила я своих спутников. — Купаться очень хочется.
Но они почему-то еле тащились, и приходилось то и дело останавливаться, ждать их.
— Да ты иди, — сказала Нина. — Не жди нас.
— Нет уж, — ответила я. — Давайте уж вместе, а то не по-товарищески.
И остаток пути честно шла рядом с ними.
Вот, наконец, омут. Мы с Ниной скинули сарафаны, под которые у нас заранее были надеты купальники, и погрузились в чистую, прогретую солнцем, искрящуюся воду. Сашка прыгнул с разбега и поплыл саженками. Нина плавала по-собачьи. Сашка кружил вокруг нее и смеялся над ее стилем. Я плавала лучше Нины — на боку.