Когда две недели спустя он покидал магазин, он весил на семь килограммов меньше. Он был бледен и так слаб, что каждые десять метров останавливался отдохнуть. Его вырвало в парке, которому позже присвоили имя Моники Цеттерлунд, и на неверных ногах двинулся дальше, к Оденплан.
Йона никогда не думал, что потерял семью навсегда. Ему казалось, что придется быть на расстоянии от жены и дочери, не видеться с ними, не касаться их — какое-то время. Он понимал, что это может продлиться годы, может быть, понадобится несколько армий, но он верил, что сумеет схватить тень Юрека Вальтера. Комиссар рассчитывал, что когда-нибудь сорвет покров с преступлений Вальтера и его сообщника, прольет свет на их деяния и спокойно рассмотрит каждую деталь, — но и за десять лет ушел не дальше, чем за десять дней. Следов было мало, и они никуда не вели. Единственным конкретным доказательством существования помощника стало то, что вынесенный Вальтером Самюэлю приговор был исполнен более чем эффективно.
Официально полиция не усматривала связи между исчезновением семьи Самюэля и Вальтером. Пропажу жены и двух детей полицейского считали несчастным случаем. Похоже, один только Йона продолжал верить, что их похитил сообщник Вальтера.
Йона был убежден в своей правоте, но начинал склоняться к ничьей. Он не станет искать сообщника, зато его жена и дочь останутся живы.
Он прекратил говорить об этом деле, но так как отмахнуться от того, что за ним кто-то приглядывает, было невозможно, Йона оказался обречен на одиночество.
Шли годы, и смерть разыгранная все больше напоминала настоящую.
Он по-настоящему потерял дочь и жену.
Йона остановился позади такси возле главного входа Южной больницы, вылез из машины, пробежал сквозь легкий снегопад и вошел во вращающиеся двери.
Глава 32
Микаэля Колера-Фроста перевели из реанимации Южной больницы в отделение номер шестьдесят шесть, где лежали пациенты с инфекционными заболеваниями — и в острой фазе, и в хронической.
Врач с усталым симпатичным лицом представилась Ирмой Гудвин. Она проводила Йону по коридору с блестящим пластиковым покрытием. Блики света лежали на литографиях в застекленных рамочках.
— Общее состояние было очень плохое, — рассказывала Ирма на ходу, — истощение, воспаление легких. В лаборатории в его моче выявили антиген к легионелле, и…
— Болезнь легионеров?
Йона остановился и, как гребнем, провел пятерней по своим взлохмаченным волосам. Глаза стали ярко-серыми, почти как начищенное серебро. Врач поспешила объяснить комиссару, что болезнь не заразна.
— Она связана с особенными местами…
— Я знаю. — Йона двинулся дальше.
Он вспомнил, что у мужчины, найденного в пластиковом баке, диагностировали болезнь легионеров. Чтобы заболеть, человек должен оказаться в месте с зараженной водой. Для Швеции такая болезнь весьма необычна. Бактерии легионеллы размножаются в пыли, в цистернах с водой и в водопроводных трубах при низкой температуре.
— Но он поправится?
— Думаю, да. Я сразу дала ему макролид. — Ирма пыталась приноровиться к шагам долговязого комиссара.
— Помогло?
— Потребуется несколько дней — у него все еще высокая температура, существует риск септических эмболий. — Ирма открыла дверь, жестом пригласила комиссара войти, и оба приблизились к пациенту.
Дневной свет падал на мешок капельницы, заставляя его светиться. Худой, очень бледный человек лежал на койке, закрыв глаза и механически бормоча:
— Нет, нет, нет… нет, нет, нет, нет…
Подбородок дрожал, капли пота на лбу собирались в ручейки.
Рядом сидела медсестра. Она тщательно выбирала мелкие осколки из раны в его левой руке.
— Он что-нибудь говорил? — спросил Йона.
— Он постоянно бредит, не так-то легко понять, что он говорит, — ответила медсестра, накладывая на рану компресс.
Потом она вышла, и Йона осторожно наклонился к пациенту.
Комиссар рассматривал заострившийся нос, торчащие скулы, запавшие щеки — и без труда узнавал детское лицо, в которое столько раз вглядывался на фотографии. Нежный рот с вытянутой вперед верхней губой, длинные темные ресницы. Йона помнил самую последнюю фотографию Микаэля. На ней мальчику было десять лет, он сидел за компьютером — челка падает на глаза, на губах спокойная улыбка.
Молодой человек, лежащий на больничной койке, мучительно закашлялся, с трудом вдохнул, не открывая глаз, и зашептал:
— Нет, нет, нет…
Без сомнения, на койке перед комиссаром лежал Микаэль Колер-Фрост.
— Ты в безопасности, Микаэль, — сказал Йона.
Ирма неслышно встала у него за спиной и смотрела на истощенного юношу.
— Я не хочу, не хочу.
Он затряс головой, задергался, напрягся всем телом. Жидкость в трубке капельницы окрасилась кровью.
Микаэль задрожал и тихо заскулил.
— Меня зовут Йона Линна, я комиссар и один из тех, кто искал тебя, когда ты не вернулся домой.
Микаэль чуть приоткрыл глаза, он как будто ничего не видел. Несколько раз моргнул, прищурился на Йону.
— В полиции верили, что я жив…
Он закашлялся и полежал, задыхаясь и глядя на Йону.
— Где ты был, Микаэль?
— Я не знаю, я же не знаю, не знаю, я не знаю, где я, ничего не знаю…
— Ты в Южной больнице, в Стокгольме, — прервал его Йона.
— А дверь заперта? Заперта?
— Микаэль, мне очень нужно знать, где ты был.
— Я не понимаю, что вы говорите, — прошептал юноша.
— Мне нужно…
— Какого хрена вы со мной делаете? — с отчаянием в голосе спросил Микаэль и заплакал.
— Я дам ему успокоительного, — сказала врач и вышла.
— Ты уже в безопасности, — объяснил Йона. — Все здесь помогают тебе…
— Я не хочу, не хочу, я не выдержу…
Микаэль замотал головой и попытался слабыми пальцами вытащить из локтя трубку капельницы.
— Где ты был так долго, Микаэль? Где ты жил? Где прятался? Тебя держали взаперти или…
— Я не знаю, не понимаю, о чем вы говорите.
— Ты устал, и у тебя жар, — тихо сказал комиссар. — Но все же попытайся вспомнить.
Глава 33
Микаэль лежал, дыша как сбитый машиной заяц. Он что-то тихо пробормотал, облизал губы и, взглянув на Йону большими удивленными глазами, спросил:
— Можно ли запереть человека в нигде?
— Нет. Нельзя.
— Правда нельзя? Я не понимаю, не знаю, мне трудно думать, — слабо прошептал юноша. — В памяти ничего не осталось, только темнота… Все, которое — ничто, у меня все перемешалось… Перепуталось все, что внутри и что было вначале, не могу думать, слишком много песка, я даже не знаю, что во сне, а что…
Он закашлялся, опустил голову на подушку и закрыл глаза.
— Ты говорил о чем-то, что было вначале, — напомнил Йона. — Попробуй…
— Не трогайте меня. Я не хочу, чтобы вы меня трогали, — перебил юноша.
— Я и не трогаю.
— Не хочу, не хочу, не хочу, не хочу…
У Микаэля закатились глаза, голова странно, как-то наискось наклонилась, он зажмурился и задрожал.
— Ты в безопасности, — повторял Йона.
Вскоре Микаэль обмяк, кашлянул и поднял глаза на комиссара.
— Можешь рассказать, что было в самом начале? — мягко повторил Йона.
— Когда я был маленький… мы тогда сидели на полу, тесно, — еле слышно проговорил юноша.
— Значит, вначале вас было несколько? — Йона передернулся, и волоски на шее встали дыбом.
— Мы все боялись… я звал маму и папу… и там была взрослая женщина и какой-то старый дядя, на полу… они сидели на полу за диваном… Она успокаивала меня, но… но я слышал, что она все время плачет.
— Что она говорила?
— Не помню, я ничего не помню, наверное, я забыл вообще все…
— Ты только что упомянул о пожилом человеке и о какой-то женщине.
— Нет.
— За диваном, — напомнил Йона.
— Нет, — прошептал Микаэль.
— Помнишь, как ее звали?
Микаэль закашлялся и помотал головой.
— Все только кричали и плакали, а женщина с глазом все время спрашивала про двух мальчиков, — сказал он, и его взгляд обратился куда-то внутрь.
— Помнишь чье-нибудь имя?
— А?
— Помнишь имена…
— Я не хочу, не хочу…
— Мне не хочется волновать тебя, но…
— Все исчезли, все просто исчезли. — Голос Микаэля зазвучал энергичнее. — Все исчезли, все…
Его голос зазвучал прерывисто, различить слова юноши стало невозможно.
Йона еще раз повторил, что все будет хорошо. Микаэль взглянул ему в глаза, но юношу так трясло, что он не мог говорить.
— Ты в безопасности, — повторил комиссар. — Я из полиции, я прослежу, чтобы с тобой ничего не случилось.
В палату вошли Ирма с медсестрой, снова заботливо закрепили на больном кислородную трубку. Сестра ласково объясняла, что она делает, впрыскивая седативную эмульсию через инфузионную систему.
— Ему пора отдохнуть, — сказала она Йоне.
— Мне нужно знать, что он видел.
Ирма склонила голову набок, потирая безымянный палец.
— Это настолько необходимо? Срочно?
— Нет. В общем, нет.
— Тогда возвращайтесь завтра. Я думаю…
У Ирмы зазвонил мобильный телефон, она коротко ответила и торопливо вышла. Йона стоял возле койки Микаэля, слушая, как врач удаляется по коридору.
— Микаэль, что значит — «с глазом»? Ты говорил про женщину с глазом, что ты имел в виду? — медленно спросил он.
— Он был как… как черная капля…
— Зрачок?
— Да, — прошептал Микаэль и закрыл глаза.
Йона смотрел на юношу, чувствуя, как пульс стучит в висках, и хрипло, как-то металлически спросил:
— Ее звали Ребекка?
Глава 34
Микаэль заплакал, когда седативный препарат пошел в кровь. Тело обмякло, плач звучал все более утомленно, потом затих, и юноша соскользнул в сон.
Ощущая странную пустоту внутри, Йона вышел из палаты и вытащил телефон. Остановился, глубоко вздохнул и позвонил Нолену, который тринадцать лет назад проводил вскрытие тел, найденных в Лилль-Янсскугене.
— Нильс Олен.