Сухой повернул коня в их сторону и от неожиданности застыл, не зная, что делать дальше. Когда троица подошла ближе, Корявый еще раз выстрелил вверх.
– Эй! Дядя! Не тронь зазря пацанов! – крикнул он объездчику и угрожающе помахал обрезом.
Сухой сильно побледнел, что-то невнятно пробормотал и, развернув поводьями коня, помчался в сторону балки.
Корявый вместе с приятелями подошел к Митьке и стал рассматривать на его спине еще свежие багровые рубцы.
– Ну ты попал, мужик! – сочувственно произнес он. – На тебе же живого места нет…
Он повернулся к стоящему рядом Розуваеву и отдал ему бидончик со смородиной.
– У вас что, все в деревне такие отмороженные? – продолжал он. – Как в старину, за кусок арбуза людей секут… как крепостных каких-то…
– Не… Это только Сухой кнутом балует… он у нас один такой… перед Васищевым выслуживается, – с трудом ответил Митька, все еще не пришедший в себя от боли.
– Да он у вас прямо граф Дракула какой-то, Иван Грозный! – возмущенно произнес Корявый. – Как вас располосовал! Я бы его не простил. Что будешь делать? Пойдешь в сельсовет свой жаловаться? Или так отомстишь? – Корявый тяжело вздохнул. – Слышь, а у тебя отец есть или братуха, постарше?
– Батя? Есть…
– Так скажи ему, пусть он этому Сухому рыло начистит… одним словом, даст ему в дыню…
– Да нет… мы сами виноваты, – с трудом проговорил Митька. – Черт нас попутал… Все из-за грозы… не заметили, как на баштан попали. А Сухой что? У него работа такая – за баштаном следить.
– Ну ты, брат, даешь! – удивился Корявый. – Да ты спину свою видел? На ней же живого места нет. А ты урода этого защищаешь… Он тебя не пожалел!
– Не… не… нельзя, – твердил Митька, словно оправдываясь перед Корявым. – Батю в сельсовет вызовут, трудодни отберут…
– Трудодни отберут?! Ха! Ха! Эх, деревня ты, деревня… Да из-за таких, как ты, и появляются всякие Сухие… Слабак ты… тряпка! Я бы на твоем месте его не простил…
От этих слов у Митьки заблестели глаза, было видно, как он напрягает всю свою волю, чтобы не заплакать. Было жалко и больно на него смотреть. В тот момент мне показалось, что лицо Корявого дрогнуло и даже смягчилось… Возможно, ему впервые в жизни стало стыдно и неловко за свои слова. Он подошел к Митьке и взял его за руку.
– Ладно, брат, не обижайся, – попытался ободрить он Митьку. – Живи как знаешь… У каждого своя правда… Но на баштан больше не ходи!
Корявый на прощание пожал всем нам руки и направился с приятелями в сторону Белой лесополосы.
Мы удивленно смотрели им вслед, никак не понимая, почему именно они – эти вокзальские хулиганы – пришли к нам на помощь. Видимо, иногда бывают такие моменты в жизни, когда и у самых отпетых хулиганов где-то в глубине души появляется чувство сострадания и справедливости… И это чувство человеческого сострадания, видимо, объединяет всех нас – людей.
Вот так закончилась эта история. Наши бывшие грабители стали нашими спасителями. С тех пор прошло много лет, некоторых участников этого происшествия уже нет в живых, кто-то сидит в тюрьме, кто-то процветает. А кто-то так и живет в Лесновке и ходит по смородину…
Танкист
Несмотря на свой преклонный возраст, Михалыч слыл среди своих знакомых настоящим оригиналом. А все благодаря своему неугомонному и задиристому характеру. Внешне ничем не примечательный, небольшого роста, с козлиной бородкой, он носил старый военный китель с орденскими планками и при этом любил всем рассказывать различные небылицы про войну. Особенно он любил вспоминать о своем боевом танке Т-34, на котором он дошел до самого Берлина и протаранил не один немецкий «тигр». Правда, в это мало кто верил, но прозвище «танкист» за ним закрепилось надолго.
А один раз из-за своего упрямства и отчаянности он чуть не загремел в тюрьму. Случилось это лет десять назад, в лихие девяностые, когда по всей стране пышным цветом расцвело бандитское движение. В то время в нашем городе хозяйничала банда Гришки Прошкина по кличке Грыня. Под его крышей находились все заправочные станции и мойки города. И вот на одну из таких моек заехал Михалыч на своем стареньком «москвиче». Не успел он занять очередь, как нагрянул этот самый Грыня со своими дружками. Подъехали они на двух джипах – и давай порядок наводить. Всем дают указания, на окружающих страх нагоняют. Особенно свирепствовал Грыня.
– А подайте мне сюда хозяина, – кричал он. – Почему грязь на мойке?! Забыли, с кем разговариваете?!
С испугу все мойщики во главе с седовласым хозяином выстроились по стойке смирно.
– Я вас заставлю себя уважать! – продолжал Грыня. – Вы еще меня узнаете!
Он эффектно вытащил из кармана толстую пачку денег и на глазах всей очереди протянул ее ошеломленному хозяину.
– И хорошо мотор помойте… с мылом…
Грыня презрительно посмотрел на очередь и смачно сплюнул окурок сигареты.
– Мойте не спеша… часа три, четыре… И смотрите мне, чтобы чисто было, как в аптеке.
– Будет сделано Григорий Иванович, – подобострастно ответил хозяин и по-лакейски прогнулся перед ним.
– А как же мы? – спросил кто-то из очереди. – Мы уже тут три часа торчим.
– Вы?! – удивился хозяин заданному вопросу и сделал вид, будто первый раз увидел очередь. – Мойка на сегодня закрывается, по техническим причинам, – неожиданно объявил он.
– Мойку закрывают! – пронеслось по очереди. – Опять Грыня мотор мыть будет…
А один шустрый худощавый паренек в кожаной кепке вылез из своего «запорожца» и, набравшись смелости, подошел поближе к Грыне.
– А не кажется ли вам, господин хороший, – обратился он к нему, – что ваше место в конце очереди? Мы вас здесь раньше не видели.
– Меня раньше не видели, – удивился Грыня смелости парня и, откинув голову, закатился мелким веселым смехом. – Да ты знаешь, кто я?! У меня, может быть, весь город вот где… – он показал парню здоровенный кулак и несколько раз махнул им. – А ты мне: раньше не видел… Ну, деревня!
– Вот именно! – поддержал его хозяин и с укором посмотрел на парня. – Ты хоть понимаешь, с кем ты споришь, дурак!
– С Грыней.
Хозяин махнул рукой и покрутил пальцем около виска.
– Какой он тебе Грыня. Это же Григорий Иванович Прошкин – известный в нашем городе бизнесмен и меценат! Уважаемый человек!
– А по мне, хоть папа римский, – не унимался парень. – Но место свое я все равно не уступлю.
От этих дерзких слов все присутствующие в страхе опустили глаза и замолчали, стараясь не смотреть на бандитов. Нарушил тишину сам Грыня. Он подошел вплотную к парню, измерив его тяжелым взглядом.
– Ты кто такой? – спросил он, надвигаясь на него всей своей массой.
– Вася.
– Вася?! – рассмеялся Грыня и хлопнул себя по бедрам. – Михась, – обратился он к здоровенному парню в кожаной куртке, – объясни Васе, где его место в очереди.
Васю вывели за ворота. Раздался шум глухих ударов. Затем все затихло. Прошло несколько минут. Наконец из-за ворот показался Вася, весь окровавленный, с порванной рубахой и подбитым глазом. Он с трудом добрался до своей машины и вытер лицо грязной тряпкой. Водители стали разъезжаться. Через минуту во дворе мойки уже никого не было, кроме старенького «москвича» и одинокой фигуры Михалыча.
– Что же вы делаете, бусурмане, – обратился он к бандитам. – Паренек-то еще совсем молодой, а вы его по лицу… Его же молодуха дома ждет.
– А это еще что за фрукт такой, – рассмеялся Грыня, с любопытством рассматривая военный китель Михалыча. – Ты бы лучше, дед, помалкивал, пока и тебе не накостыляли.
Михалыч встрепенулся, словно его укололи в самое живое место. От волнения у него даже затряслась борода.
– А ты меня не пугай, – задыхаясь от злости, сказал он. – Я немцев не боялся, а вас, иродов, и подавно… Понацепляли на себя цепей, как в цирке, и ходите тут…
– Михась, – обратился Грыня к своему дружку. – Здесь, кажется, был какой-то шум? Или мне показалось?
– Вам показалось, Григорий Иванович, – ответил Михась и, схватив Михалыча за шиворот, вытолкнул его из мойки. Михалыч споткнулся и ударился об угол. В глазах у него потемнело, по щекам потекла кровь. С трудом поднявшись, он молча сел в машину и под громкий хохот бандитов выехал со двора.
«Ничего, – подумал он. – Стерплю… не впервой…»
Михалыч вдруг вспомнил фронт, своих боевых друзей, не доживших до Победы, и от этого у него на глазах навернулись слезы.
«А зачем я должен терпеть, – вдруг мелькнуло в его сознании. – И нужно ли терпеть?»
Сам не понимая, что творит, Михалыч вдруг развернул машину и направил в сторону мойки.
«Зачем терпеть? Зачем терпеть?» – мысленно повторял он.
Какая-то невиданная до сих пор сила вдруг охватила все его существо. Может быть, это была уязвленная гордость, или обостренное чувство человеческого достоинства, или просто ощущение безысходности… Но остановиться он уже не мог. Когда он подъехал к мойке, черный джип только въезжал в бокс. Михалыч нажал на газ и, как раньше на своем Т-34 таранил немецкие танки, так и сейчас на полном ходу въехал в правое крыло джипа. Раздался сильный грохот. Михалыч на какое-то мгновение увидел побелевшее от ужаса лицо Грыни и от сильного удара потерял сознание.
Затем его арестовали, долго судили и оправдали… А за боевой таран в мирное время все в городе к его прозвищу «танкист» стали добавлять слово «народный».
Легенда о «Черном капитане»
На пересечении улиц Пушкинской и Горького резко притормозила черная «девятка» и остановилась у края тротуара. Из нее вышел высокий худощавый мужчина лет тридцати в форме капитана милиции и уверенной походкой двинулся в сторону центра. Несмотря на впалые щеки и необычную бледность лица, у него была бодрая, пружинистая походка, в каждом его движении чувствовались четкость и сила. Одет он был в черную кожаную куртку, опоясанную белым ремнем с кобурой. Весь его облик имел довольно-таки внушительный и даже грозный вид. Он прошел метров сто и остановился у входа в банк «Аваль». Напротив, рядом с модным магазином «Полина», стоял новенький серебристый «мерс», в пяти метрах от него возвышался огромный черный джип. Капитан надел черные солнцезащитные очки и подошел к «мерседесу» со стороны водительского окна. Он вытащил из ремня полосатый жезл и несколько раз постучал им по крыше автомобиля. В проеме окна появилась рыжая голова водителя.