Хватит! Молчать не стану!
— Остановите машину!
Водитель, а по совместительству Андреевны муж, не отреагировал.
— Остановите, — повторила я. — Или на ходу выпрыгну.
Показав, что не шучу, приоткрыла дверь и высунула одну ногу. Машина притормозила, но прежде чем я вдохнула вольного воздуха, прежде чем сбросила с себя липкую грязь чужой зависти, расслышала прощальное:
— Ну, и дрянь же ты!
Дорога к троллейбусной остановке заняла полжизни, и все под такт кружившим мыслям: «дрянь, дрянь, дрянь»…
Что, если Андреевна права и я — дрянь?
Утро убило жалость и зародившиеся черные зерна, брошенные Андреевной. Не плевать ли мне, если человек, который не раз подставлял меня перед директором и смеялся за глаза, назвал меня дрянью?
Да это комплимент в превосходной степени.
Я задрала голову выше неба и зашла в офис.
— Ну, я погорячилась, — с порога улыбка Андреевны, — погорячилась. Сделай скидку на обстоятельства.
Я задрала голову так, что заболела шея.
— Что Артем, не проявлялся? — подключилась Наташка.
— Нет.
— Хочешь, я ему позвоню?
— Нет.
— Как знаешь. Я думала помочь. Мы же подруги.
А вот я не уверена, что Наташка не знала вчера о предстоящем разговоре с ее матерью. Не верю, потому как убежала она первой и перед этим посмотрела на меня так, будто что-то хотела сказать, но не осмелилась.
Не удивлюсь, если Наташка подсказала матери поговорить со мной в таком тоне, чтобы разбудить совесть, ибо одна из ее коронных фраз гласила: «хочешь достучаться — кричи!».
Заметив мое нежелание общаться, Наташка оставила меня в покое, и я была рада побыть одна. Но вскоре все представители террариума, даже невесть когда появившийся Леонид Михалыч, обступили мой стол.
— Ты с нами? — лилейным голоском спросила Наташка.
— В смысле?
На стол опустился исписанный каракулями лист.
— Мы написали докладную.
— На кого?
— На Матвея.
Ближе всех ко мне стояла Ленка — с опущенной головой, не состоявшийся главный бухгалтер, пошедший на поводу у своры. За ней маячила грузная фигура Андреевны. Директор сел на мой стол и улыбнулся.
— Прорвемся, — сказал он.
— И что здесь?
— Только правда, — подала голос Андреевна. — Перечень угроз этого, так сказать, руководства, жалоба, что он нас уволил, хотя не имел права. Это может сделать только директор филиала, а его даже не поставили в известность… Про то, что раздавал непонятные должности, хотя тоже не имел на это права. В общем, правда.
Леонид Михалыч приобнял меня за плечи и повтори, успокаивая сам себя:
— Прорвемся.
Я пробежала глазами по листку. Абсурд. Как Леонид Михалыч мог согласиться? Какие рычаги применила Андреевна? Им, действительно, ловко руководили. Андреевна знала что-то, что пока не знала я.
Возможно, на какие деньги наш директор отгрохал себе дачу? Но ведь и она прикупила особнячок под Одессой.
— Я подписалась не раздумывая, — замечание Наташки прозвучало как упрек моей медлительности.
— Вы же подруги, — вставила Андреевна. — А она здесь не будет работать, если мы все так и оставим. Это же беспредел! Директора уже ни во что не ставят!
— Подпиши, — попросил Леонид Михалыч.
— Подпиши, — неуверенный голос Ленки.
Я взяла ручку.
Глава № 14
Итак, думать нужно быстро.
Филиал ничего не потеряет, если здесь не будет Андреевны, пусть даже Наташка уволится — тоже ничего. Придет другая девочка, которая не будет полдня красить ресницы, не будет вводить в заблуждение мальчиков со склада, шантажировать дружеским участием, не будет ничего знать об Артеме.
Дальше.
Сметут директора. Кто останется? Ленка и я. Ленка довольна новой должностью, даже говорила, что запишется на курсы бухгалтеров, мне достанется должность повыше. А если я поддержу заговор — тоже рассчитать несложно: уволят вместе со всеми. Мне это надо?
И Матвей… Не хочу идти против него по другим причинам, личным, о которых никому знать не нужно, да и мне лучше не вспоминать.
Я покрутила ручку, еще раз перечитала кляузу и написала: «Согласна с пунктом 2,1».
— Что это?! — разочарованно ахнули вокруг.
— Я согласна только с тем, что против увольнения Леонида Михалыча, если ему это будет грозить. С остальным — нет.
Вздох.
Хмык.
«Ну-ну» — в виде угрозы.
Тишина, которая провозгласила новый виток изгнания для меня, и грядущее чувство нереальной свободы… Для меня…
С квартиры пришлось съехать в трехдневный срок. Не поверите — бабка плакала.
Почему все бабки доводят до белого каления, а когда я их покидаю, виснут на шее со слезами? Сожалеют, что некого больше мучить?
Странно, но я чувствовала необыкновенную легкость, хотя идти-то было некуда.
Сдала вещи в камеру хранения на жд вокзале, там же устроилась в комнате отдыха, взяла двухнедельный отпуск и начала поиск комнаты.
Мне повезло и удалось снять квартиру возле «Аэропортовского». Отдельную, однокомнатную, в которой можно было спать без страха и сидеть на кухне часами, без страха, и уже не было надобности в дешевом вместительном тазике — отдельная ванная была не против моей компании.
Несколько раз звонил региональный, но я была так занята своими проблемами, что толком не смогла ответить относительно ситуации в филиале.
Один раз звонила Ленка, но кто-то зашел в это время в кабинет, и она ничего не успела сказать. Да я и не хотела ее слушать. Каждый сам за себя.
А в один из дней заслуженного отдыха в мобильном услышала голос, заставивший заметаться по комнате. Матвей.
— Ты где сейчас?
— Дома.
— Ты можешь подъехать к «Дому мебели»? Я хочу поговорить.
— Хорошо.
У Дома мебели я покрутилась минут пять, когда рядом остановилась иномарка. Я предусмотрительно заглянула в окно и только после этого села в машину.
Матвей выглядел очень уставшим, даже голос был неестественно тихим.
— Давай просто проедемся — потом отвезу тебя, где живешь.
Прозвучало как факт, а не предложение.
— Я в Одессе проездом, — пояснил он, — и раз уж все равно проезжал мимо, решил встретиться. Ты взяла отпуск?
— Да.
— Правильно. Тебе никто не звонил?
— А должен был?
Он с минуту обдумывал, потом продолжил:
— Когда вернешься в филиал, ни о чем не беспокойся. Андреевны уже не будет, а Леонид и слова не скажет. Он знает, что тебя поддерживают. Кстати, — он достал из бардачка свернутый лист бумаги, — передашь или мне самому завезти?
Я развернула листок — докладная, вверху роспись Матвея: «Ознакомлен».
Как и думала, все знает. Значит, видел и мой автограф.
— Ладно, заеду сам.
Он притормозил, внимательно рассматривая что-то через окно с моей стороны.
— Сходим в кино?
— В кино?
— Почему нет? — Он улыбнулся. — Устал от дороги. Ты же в дом не пригласишь? Идем?
И снова поставил перед фактом, выйдя из машины. Конечно, я могла развернуться и уйти домой, но, во-первых, идти от кинотеатра далековато, а я на босоножках с немилосердными шпильками, во-вторых, уходить от Матвея не хотелось.
Понимать понимала — он мой шеф, женат, я не в его вкусе, если стану поперек дороги — раздавит, не задумываясь, но пока была возможность быть рядом, я ее использовала.
Я осталась на улице на перекур, а Матвей зашел в здание за билетами. Зажигалка тухла от ветра, я развернулась и вдруг… увидела в двух шагах Артема с букетом цветов.
— Что ты… — Он запнулся.
Что я здесь делаю? А что делаешь ты?
Он.
Я.
Кинотеатр тот же.
— Идем? — голос Матвея за спиной.
— Привет! — радостное восклицание рядом с Артемом.
Я повернулась к Матвею, кивнула.
— Да, конечно.
Я смотрела на пляшущие картинки в темном кинозале, но видела ее лицо, моей соперницы, той, которую выбрал Артем. Отросшие черные корни на безжизненных желтых волосах, убитых перекисью, штанишки, которые болтались на ветру из стороны в сторону, лиловая помада — наверное, бабушкина, сейчас такой цвет не моден, коричневый лак на ногтях-обрубках. Я приплюсовала ей чесночный запах изо рта, сама поверила, и даже поморщилась от отвращения.
— Тебе нравится? — зевнув, спросил Матвей.
— Кто? — всполошилась я.
— Фильм.
— Ну…
Я внимательно посмотрела на экран — так сразу и не скажешь.
— Сбежим?
Не дожидаясь ответа, он взял меня за руку, мы встали, а когда протискивались сквозь ряды, я заметила Артема и его девушку. Они смотрели на нас.
Матвей задержался в баре — захотел попкорн, я — снова на улице с сигаретой и едва дымом не поперхнулась, когда увидела его выходящим с Артемом и девушкой с неухоженными волосами.
Не знаю, в ней, как по мне, недостатков масса, но меня упорно раздражали ее крашеные пакли. Позже я так же стану блондинкой и быть может, кто-то и мои волосы назовет паклей, — и в какой-то момент этот кто-то будет недалек от истины, — но пока ничего хуже мне видеть не приходилось.
— Вам тоже фильм не понравился? — Матвей им широко улыбнулся и подошел ко мне. — Прости, что вытянул на это занудство.
— Там было занудство?
— Неужели уснула раньше меня? Я исправлюсь. Похрустим на брудершафт?
Я заметила в его руках две больших коробки попкорна, два шейка и безалкогольное пиво — такое ощущение, что у него было отнюдь не десять пальцев.
Загорелых, длинных… Я поперхнулась дымом и выбросила сигарету.
— Только если без поцелуев.
— Все еще надеешься? — поддразнил он и первым пошел к машине.
Неслыханное самомнение! Я возмутилась, но безропотно пошла следом. Мне хотелось быть сегодня с ним. И с его повышенным самомнением.
Матвей был влюблен в Одессу не меньше моего, а вот знал о ней значительно больше. Он рассказывал об основателе города — Иосифе Паскуале Доминике Де Рибасе, который был итальянцем по рождению, испанцем — по отцу, ирландцем — по матери, или россиянином-славянином — по славным деяниям его