Прошел час, звезды сдвинулись на ширину ладони, на горизонте забрезжил рассвет. Наконец решившись, Палмер выбрал палатку для набега. Сняв походные очки, он нашарил дайверскую маску и надел оголовье на лоб. Внезапно вдали возникла какая-то суматоха, и Палмер подумал, что его заметили.
Пригнувшись, он попятился назад, глядя, как двое у костра вскочили, отбрасывая длинные тени. Послышались голоса, крики. Посмотрев туда, куда бежали те двое, он увидел среди дюн покачивавшиеся огни фонариков. Приближалась еще одна группа. В ближайшей палатке вспыхнул свет — кто-то проснулся. Из большой палатки, где горел фонарь, вышли несколько фигур. Все удалялись от Палмера, направляясь в сторону новоприбывших.
«Ну, давай же, — скомандовало его брюхо. — Давай, черт бы тебя побрал».
Палмер послушно взбежал на вершину дюны и соскользнул на спине с другой ее стороны, обрушив лавину песка. Он оказался с подветренной стороны от дюны поменьше, где песок уже не бил ему в лицо. Большая палатка стояла неподалеку, шумно трепеща тканью. Палмер вспомнил бочонки с припасами в этой палатке и стол посреди нее. Он мог уйти в песок, вынырнуть под столом и оглядеться.
«Быстрее», — поторопило брюхо. Группа идущих приближалась. Как долго они будут сидеть вокруг костра, хлебая спиртное и куря табак, прежде чем вернутся в свои палатки?
Палмер рискнул обогнуть дюну и, пригнувшись, поспешил к задней стене большой палатки. Надо было подобраться поближе. Входить в песок с зарядом костюма на исходе было опасно. Единственное, чего дайверы боялись больше, чем остаться без воздуха, — остаться без заряда и ощутить, как песок затвердевает вокруг тела. С возможностью двигаться не мог сравниться никакой глоток воздуха. Если ты мог двигаться, ты мог добраться до поверхности и вдохнуть. Полные легкие и пустая батарея — вот из чего состояли худшие кошмары. У дайвера оставалось время, чтобы умереть, и место для похорон. И потому Палмер пробежал, пригнувшись, как можно дальше, надеясь, что ему хватит заряда для быстрого нырка.
До задней стороны палатки он добрался незамеченным. Все внимание сосредоточилось на возвращавшихся в лагерь. Вслушавшись сквозь шум ветра и хлопанье брезента, он не услышал ни звука изнутри. Включив маску и костюм, Палмер лег плашмя на живот, чтобы свести расход энергии к минимуму. Черт, до чего же он ослаб. Он умирал от голода, руки и ноги дрожали. Опустив маску, Палмер взглянул на красный мигающий огонек в углу поля зрения — костюм сообщал, что он на последнем издыхании. «Как и я», — подумал Палмер.
Песок принял его. Задержав дыхание, Палмер погрузился на полный метр, на случай если пол внутри уходил вниз. Скользнув туда, где должен был находиться центр палатки, он уставился на колеблющееся пурпурное пятно над головой. Открытое пространство. Там никто не стоял. Несколько пятен поменьше сбоку — возможно, те самые бочонки с едой и водой. Он медленно всплыл, закинув назад голову и выставив лишь маску и уши, готовый бежать, если кто-то его заметит. Вытащив из песка руку, он поднял маску на лоб и глубоко вздохнул. Стол над головой закрывал лампу, так что Палмер оставался в тени. Он медленно и бесшумно развернулся кругом, окидывая взглядом всю палатку.
Ни ботинок, ни бугрящихся спальных мешков. Никаких приближающихся голосов. Выбравшись из песка, он присел и быстро выключил костюм, экономя остатки заряда, чтобы иметь возможность покинуть палатку, не проходя через ее полог.
Сперва он пополз к штабелю ящиков, отчасти осознавая, что оставляет следы в песке. Лампа над головой покачнулась, тени в палатке зловеще зашевелились. Один ящик был накрыт брезентом. Палмер мог думать только о еде и потому, подняв брезент, увидел там буханки хлеба. Ярко-белые караваи. Достав один, он ощутил запах чего-то похожего на мел и резину и понял, что эти буханки, слишком маленькие и тяжелые, вовсе не из хлеба.
Разум играл с ним дурную шутку. Палмер поднес брикет к свету. Взрывчатка. Он как-то раз видел похожие бомбы, когда пришлось снести пескоскреб в Спрингстоне, прежде чем движущаяся дюна обрушила бы его на соседний. Проверив ящик, Палмер увидел, что тот полон таких же белых брикетов. Он видел последствия от бомб мятежников, как и любой, кто вырос в Спрингстоне. Красные пятна на песке, кровавые следы, ботинки с торчащими из них окровавленными обрубками, изуродованные до неузнаваемости мужчины, женщины и дети. Держа в руке брикет, он ощущал тот же страх, то же покалывание в затылке, что и на любых похоронах, свадьбе или празднестве, где в любой момент могло последовать возмездие и грохот взрыва становился последним, что ты слышал в своей жизни.
Палмер оглядел палатку. Брок и его люди уже не походили на мародеров или пиратов. Тут явно происходило нечто иное.
Его брюхо велело ему сосредоточиться. «Еда», — говорило оно. Брикет вернулся на место, как и брезент. По другую сторону стола стояли бочонки. Над краем одного из них блестела металлическая ручка черпака. Рот Палмера обожгло чувство жажды. Он шагнул к бочонку, стряхивая песок с фляжки, и, заглянув через край, увидел тусклое и мутное, но при этом восхитительное отражение на дне. В черной луже покачивалось его исхудавшее лицо. Отвернув крышку, Палмер перегнулся через край и погрузил фляжку под поверхность, ощущая на руке прохладное и живительное прикосновение воды. Фляжка дважды булькнула, наверх всплыли воздушные пузырьки, и тут возле самой палатки послышался чей-то крик, а затем приближающиеся голоса.
Выдернув руку, Палмер развернулся кругом. Его члены и органы желали бежать сразу во все стороны, и в итоге он застыл как вкопанный. Неподалеку раздался смех. Полог палатки откинулся, и Палмер, упав наземь, заполз под стол, проливая воду и слыша топот нескольких пар ботинок.
— Твою мать! — рявкнул кто-то. — Ну и тяжесть!
Послышался звук хлопка ладонью по чьей-то спине. Палмер ощутил запах жареного мяса, горячей еды. Включив костюм, он погрузился по пояс в песок, оставив снаружи плечи и руки. Он завернул крышку фляжки, не рискуя сделать глоток и чувствуя, как вода стекает по правой ладони. Прижав мокрую руку ко рту, он беззвучно всосал остатки влаги. Увидев оставленные им следы, он осторожно, будто пеленая спящего младенца, разрыхлил песок с помощью костюма. Рядом со столом ударилось о землю что-то тяжелое, большой металлический цилиндр, и кто-то крикнул: «Осторожнее!» Над головой послышался стук рюкзаков и другого снаряжения. Кто-то смахнул песок со стола, и тот осыпался вокруг Палмера, будто пелена в свете лампы.
Палмер начал погружаться в песок, чтобы убраться отсюда, переждать и вернуться позже, когда все заснут, но его внимание привлек фрагмент фразы:
— …никаких следов второго дайвера?
Смех и шум стихли. Палмер затаил дыхание, уверенный, что можно услышать биение его сердца.
— Нет. — Палмер узнал спокойный, но повелительный голос Могуна. — Мы просканировали на двести метров, так далеко, как только могли, и там только одно тело.
— А он точно не мог всплыть? — снова послышался голос Брока, спрашивавшего насчет дайвера. Его странный акцент ни с чем невозможно было спутать. Вероятно, его не было в лагере, и он только что вернулся. Но откуда? Палмер прислушался.
— Никаких шансов. — Палмер не сомневался, что на этот раз ответил Егери. — На такую глубину способен погрузиться лишь один дайвер из четырех, и именно так и случилось. Один из четырех сумел добраться. В песке на такой глубине невозможно дышать и двигаться одновременно. К тому же прошло четыре дня. Его больше нет.
«Четыре дня», — подумал Палмер.
«Я пыталось тебе сказать», — сообщило брюхо.
— Так это та самая тяжеленная хрень, за которой мы охотились? — спросил кто-то. В голосе его звучало сомнение, даже разочарование. Палмер не видел, о чем они говорят.
— Она самая, — ответил Брок.
— То есть можно сворачивать лагерь? — спросил кто-то еще.
— Да. С рассветом отправляемся на юг. Не оставляя никаких следов.
— Уверен, что эта штука делает именно то, что ты говоришь?
— Давайте взглянем, — предложил кто-то.
— Положите на стол, — приказал Брок.
Прямо перед Палмером опустились две пары рук и схватили большой металлический цилиндр. Палмер глубоко вздохнул, раздвигая песок вокруг груди, и выключил костюм. Вряд ли у него осталось больше нескольких капель заряда. Он был погребен до подмышек, но все еще мог дышать.
— Уверен, что стол выдержит?
— Выдержит.
Металлический стол над Палмером затрещал и напрягся под тяжестью странного предмета. Палмер успел лишь бросить на него взгляд в свете лампы, но тот походил на некую старую технологию, с проводами и маленькими трубками, аккуратно сработанную и дорогую на вид. Дорогую и старую.
— Тяжелая хреновина, — сказал кто-то, когда стол каким-то образом не прогнулся под ее весом. Палмер приложил руку к груди, готовый нырнуть в любой момент. Предмет над головой наводил на мрачные мысли.
— Похоже, она сломана. Провода оборваны к черту. И гляньте сюда — этого точно не починить.
— Не важно, — ответил Брок. — Главное — то, что внутри. Остальное — лишь для приведения ее в действие, но нам это не требуется.
Все замолчали, разглядывая устройство. Добытчику в душе Палмера становилось все любопытнее.
— Произведение искусства, — прошептал Егери.
— Но как оно работает? — спросил Могун.
— Не знаю, — признался Егери. — Послышался неприятный шорох тяжелых ботинок. — В смысле, я не понимаю сам принцип, науку. Но в книге говорится, что одна такая штука может сравнять с землей целый город…
— Целый город? — фыркнул кто-то.
— Заткнись, — приказал Брок и велел Егери продолжать.
— Там просто маленькая сфера. Внутри ничего больше нет. Она достаточно инертная. В книге говорится, что она может оставаться в рабочем состоянии сотни тысяч лет. Все, что требуется, — быстро сдавить эту сферу, примерно как из горсти песка сделать стеклянный шарик, и все взорвется. Эта штука отправит дюны к небесам и превратит пустыню в стекло.