и «Медовая нора». Сквозь свежие трещины в стене бил свет. Беспорядочно громоздились бочки и ящики, сдвинутые в сторону, когда Коннер толкал свою семью наверх сквозь потолок. Они находились в складских помещениях на третьем этаже, но при этом оседали вниз вместе с быстро понижавшимся уровнем песка, пытаясь найти опору и сохранить равновесие. Мать ругалась, с трудом удерживая на руках Роба.
Вспомнив про ботинки, Коннер уплотнил песок, создав нечто вроде ровной площадки. Мать снова начала дышать в рот Робу. Девочка, Лилия, тоже была здесь, живая. Она смотрела широко раскрытыми глазами на Коннера, глубоко дыша. Отец хорошо ее обучил. Но Роб… Бедняге Робу, которого сызмальства влекло все связанное с дайвингом, так и не представился шанс поплавать под песком. Для него это оказался первый раз. Только бы не последний. Только бы не последний.
Коннер, слишком уставший и отупевший, смотрел, как трудится мать, и боялся сказать хоть слово, сосредоточившись на том, чтобы поддерживать плотность песка, пока они оседали вниз. Песок, заполнивший «Медовую нору», утекал из нее, вибрируя, будто кто-то заставлял его двигаться. Жесткий песчаный помост опустился обратно в дыру, в комнату матери. Стало светлее. Песок сыпался через разбитое окно и потрескавшуюся стену. «Медовая нора» теперь оказалась поверх дюн. Коннер ничего не понимал, чувствуя ярость и силу песка через ботинки и оголовье. Что-то обожгло его виски, будто вспыхнула ткань, а затем ярость и жар исчезли. Мир замер. В комнате все было покрыто слоем песка, но основная масса наноса высыпалась. Коннер попытался сопоставить события последних нескольких минут, подумав, что, возможно, «Медовая нора» совершила полный оборот и его погребло под песком на ту самую минуту, когда мир перевернулся вверх ногами, а потом принял исходное положение, и песок ушел.
Он приблизился к матери и Робу. Брат не шевелился. Мать склонилась над ним, положив ладони на грудь, и резко надавливала на нее, считая вслух. Досчитав до пяти, она начала дуть Робу в рот.
— Что мне делать? — спросил Коннер.
Мать не ответила, повторяя ту же процедуру, будто приводя в чувство пьяного. Именно потому они принесли девочку в «Медовую нору». Мать умела спасать людей. Такова уж была ее натура. И Коннер наблюдал это собственными глазами. Он сочувствовал ей, сочувствовал Робу. Взяв брата за маленькую безвольную ладошку, он увидел, что Лилия держит Роба за другую руку. Всех четверых покрывал слой песка. Внезапно мать тяжело вздохнула…
Нет, всхлипнула. Мать всхлипнула. А вздохнул Роб.
Брат выплюнул изо рта песок и судорожно задышал. Мать прижала его голову к груди, и Коннер почувствовал, как пальцы брата сжимаются вокруг его собственных. Он понял, что слишком крепко стиснул руку Роба.
— Воды, — сказала мать.
Она повернулась к Коннеру, но взгляд ее упал мимо него, на что-то на полу. Глаза матери широко раскрылись. Коннер обернулся, ожидая, что за его спиной обрушивается очередная песчаная лавина, и увидел лежащее на полу возле двери тело женщины. Из ее уха текли красные струйки. Голова была повернута в его сторону, глаза закрывала маска. Но Коннер узнал бы ее с расстояния в тысячу дюн. Его сестра. Здесь. Это казалось еще более необъяснимым, чем поведение песка.
Коннер шагнул к ней, но его рука запуталась в тянувшихся от оголовья к ботинкам проводах. Сорвав оголовье, так что оно волочилось за ним, он наконец добрался до сестры.
— Вик? — Он перевернул ее на спину и поднял маску. Из ее носа шла кровь. Вскрикнув, Коннер повернулся к матери, которая все еще держала Роба, умоляя его дышать. — Что мне делать? — спросил он.
Мать плакала. Слезы оставляли в песке под ее глазами темные полоски, похожие на испорченный макияж. Сорвав рубашку, Коннер вытряхнул песок и промокнул нос Вик.
— Она дышит? — спросила мать.
— Не знаю!
Он в самом деле не знал. Как проверить? Что вообще произошло? Вик и весь этот песок. Мир перевернулся с ног на голову. Роб кашлял. Передав его Лилии, мать подошла к Коннеру. Вид у нее был странно спокойный — казалось, она нисколько не удивилась. Потрогав шею Вик, она прижалась щекой к губам дочери. И Коннер снова увидел мать в деле. Она воспринимала движущиеся дюны как данность, пусть даже мир уходил у нее из под ног — поскольку мир всегда пребывал в движении. Для Коннера случившееся стало шоком, но мать просто действовала, спасая их.
Вик пошевелилась и застонала.
— Что за гребаная хрень? — в замешательстве спросил Коннер, ощутив ни с чем не сравнимое облегчение. Он окинул взглядом царивший вокруг хаос, свою тяжело дышавшую и засыпанную песком семью. Возможно, мать не услышала — она ничего не ответила, не велела ему следить за языком, лишь обнимала дочь. Веки Вик дрогнули, ее покрытые песчаной коркой губы раздвинулись, послышался стон, а затем вздох.
Вик попыталась сесть и огляделась, похоже силясь понять, где она.
— Спокойнее, — сказала мать.
Но Вик ее словно не слышала. Вик не хотела успокаиваться.
— Там есть другие, — сказала она, будто не теряла сознание, будто у нее не шла кровь, будто она договаривала какую-то начатую год назад фразу. Год назад. Именно столько минуло с тех пор, как Коннер видел ее в последний раз. И первые ее слова были: «Там есть другие». А потом: — Мне нужно идти.
Шатаясь, она поднялась на ноги и, опираясь одной рукой о дверной косяк, поднесла другую к маске.
— Большая стена… — проговорила мать, показывая на остатки окна.
Вик потерла нос и взглянула на свой палец.
— Проверь, что с остальными. — Она мотнула головой в сторону балкона и направилась к выходу.
— Подожди, — умоляюще сказал Коннер.
Но его сестра уже бежала вниз по лестнице. И слово, с которым она их покинула — «остальными» — застряло в его голове. Собственное чудесное спасение и вызванное случившимся замешательство вдруг потускнели на фоне внезапно пришедшего осознания, что опасность может грозить многим. Мать, похоже, поняла. Не говоря ни слова, будто поведение дочери нисколько ее не удивило, она откупорила кувшин с водой и подала Лилии, которая взяла его забинтованными руками и, превратившись из пациентки в заботливую сиделку, поднесла к губам Роба.
Лишь один Коннер все еще с трудом соображал, ощущая тупой звон в ушах от взрыва бомбы. С минуту он пытался окончательно осознать, что жив, прежде чем броситься на помощь другим. Его мать и Вик вели себя так, будто с ними уже случалось подобное. Даже Лилия, похоже, быстро освоилась в этом чудовищном мире. Растерянно повернувшись кругом, Коннер услышал топот бегущей по лестнице сестры. На полу лежало оголовье от дайверской маски, и от него тянулись провода к отцовским ботинкам.
Собрав провода, Коннер натянул оголовье на лоб. Там, снаружи, были погребены люди. Его погребенный народ. Он это знал. Коннер выбежал из комнаты, крича сестре, чтобы та его подождала.
47. Слишком мало ведер
Коннер боялся, что к тому времени, когда он окажется снаружи, Вик уже уйдет глубоко под песок. Он сбежал по лестнице, которая раскачивалась под ногами, держась лишь на нескольких гвоздях. По всему бару двигались люди, помогая друг другу подняться. Некоторые тела наполовину погребло под наносом, но живых было не меньше, чем мертвых, — настоящее чудо. Добравшись до входной двери, Коннер уже смутно догадывался, чтó совершила его сестра и почему все они до сих пор живы. Хотя такое было просто невозможно — поднять целое здание вроде этого. Из ее ушей и носа текла кровь. Именно тогда он ощутил страх за сестру — чувство, запомнившееся с детства.
Он увидел, что она бежит по песку, вместо того чтобы в него нырнуть. Вокруг простирался похожий на кошмарный сон мир: смятая жесть и расколотое дерево посреди волнующегося моря нового песка. Раскинувшийся на западе Шентитаун, похоже, не пострадал, но те, кто жил на восточной окраине, пропали без вести. Коннер видел людей, бегущих с лопатами и ведрами. Другие стояли на вершинах далеких дюн, прикрыв рукой глаза и тупо глядя на чудовищные разрушения. Коннер бросился следом за сестрой. Взглянув через плечо на восток, он увидел почти ровное пространство руин. Из песка торчал край упавшего пескоскреба, будто хребет наполовину погребенного трупа. Там, где когда-то была большая стена, возвышалась дюна. Весь остальной песок, накапливавшийся в течение поколений, исчез. Все бедствия распределились ровным слоем.
Коннер сосредоточился на том, чтобы поспеть за Вик, стараясь не думать о большой стене и пустом месте там, где она когда-то высилась. При мысли о том, что подобному постоянству пришел конец, его охватил страх. «Не думай об этом. Следуй за Вик». Та по какой-то причине не ныряла под дюны, спасая других, а бежала среди зданий, выглядевших все более неповрежденными по мере того, как они удалялись на северо-запад. Коннер задыхался, его сердце отчаянно колотилось. Он обежал следом за ней вокруг какого-то дома, собираясь из последних сил ее позвать, когда заметил стоявший посреди открытого песка сарфер.
Главный парус был поднят, трепетала ткань, покачивался гик. Сарфер мятежников с красным парусом. Коннер вдруг понял, что сестра вовсе не случайно оказалась здесь, когда рухнула большая стена. Грохот, который он слышал, прежде чем хлынул песок, походил на взрывы далеких бомб. Десятки взрывов. Вик водилась с теми, кто мог это совершить. Мысль, что она могла в этом участвовать, могла приложить руку к смертям тысяч людей, могла прийти лишь затем, чтобы спасти их мать, причинила ему куда большую боль, чем обрушение стены, — будто жгучая царапина вместо тупой, повергающей в оцепенение травмы.
Возле сарфера Вик возилась с чем-то в багажнике. Нет… Не с чем-то, а с кем-то. Подойдя ближе, Коннер понял, что это его брат.
— Палм? — спросил Коннер, приходя в еще большее замешательство, и, прислонившись к горячему корпусу сарфера, перевел дух. Старший брат смотрел на него из тени импровизированного навеса. Лицо его было покрыто волдырями, губы распухли. Он слабо улыбнулся.