Коннер понял. Он вспомнил все, что оказалось там погребено, а затем проверил, что его дайверскому костюму ничто не угрожает и тот не улетит. Он уже казался его собственным, этот костюм. От костюма пахло Коннером. И он уже ему послужил.
Они молча продолжали двигаться в том же направлении, что и ветер, — слышался лишь шорох песка об алюминиевый корпус. Лишь миновав последние лачуги Шентитауна и оказавшись западнее водяного насоса, они свернули на юг и приспустили паруса. Солнце уже почти взошло, и стало достаточно светло, чтобы оглядеться. Коннер смотрел, как мимо скользит Насосный гребень, с вершины которого сыпался песок из ведер, которые опорожняли крошечные фигурки сизифов. Вик оставила гребень далеко слева, чтобы тот не перекрывал им ветер.
— Так что это за чушь насчет отца? — спросила она. Покрутив лебедку, она закрепила кливер и снова села, положив ногу на румпель и управляя ботинком. — Что за сцену вы устроили вчера на лестнице?
Коннер вспомнил, как его сестра выбежала из «Медовой норы». Ему хотелось в ответ спросить ее о том же самом — что за сцену она устроила вчера. Именно она, а не кто-то другой. Он поправил защитные очки и подоткнул платок за их край, не зная, как рассказать ей о той же новости, не вызвав той же реакции. Вероятно, мать вчера сразу вывалила на нее слишком многое. Но он все же попытался.
— Ты же знаешь про прошлые выходные? Про поход с палаткой?
Он постарался, чтобы она не восприняла его слова как обвинение в том, что ее там не было. Вик кивнула. Сарфер продолжал плавно скользить на юг.
— Ну так вот, мы с Робом пошли одни, как и в прошлом году. Палмер не добрался… впрочем, тебе это и так уже известно. И знаешь, все было точно так же. Мы поставили палатку, развели костер, зажгли лампу…
— И рассказывали истории про отца, — сказала Вик.
— Угу, но суть не в этом. — Он глубоко вздохнул и поправил очки, прищемлявшие волосы. — В общем, мы пошли спать. И посреди ночи в наш лагерь приползла девочка. Девочка из Ничейной земли.
— Та самая, с которой хотела меня познакомить мама? Которая говорила, что пришла прямо оттуда? И ты в это веришь?
— Угу. Верю, Вик. Она свалилась прямо мне на руки.
— Может, это дочка старика Джозефа, — рассмеялась Вик.
— Вовсе нет, — возразил Коннер. — Вик, ее прислал папа.
Сестра нахмурила лоб над темными очками.
— Чушь, — бросила она, уже больше не смеясь.
Коннер стянул с лица платок.
— Это не чушь, говорю тебе. Она знала, кто я. И про Роба тоже знала. Она в точности описала папу.
— Это любой в городе смог бы. — Сарфер наткнулся на выбоину, и Вик взглянула в сторону носа, поправляя курс. — И даже мама ей верит? Ты точно знаешь, что это не какая-нибудь девочка из приюта, искавшая лучшей жизни?
— Да, мама ей верит, — сказал Коннер, утирая песок с уголков рта. — Палмер не верит, но его там не было. Я даже не знаю, как долго он с ней разговаривал.
— Никто не выходит из Ничейной земли. — Вик повернулась к брату. Он жалел, что не может ничего разглядеть сквозь ее темные очки: то, что позволяло видеть одному, ослепляло другого.
— Так что она рассказывала? — полным недоверия и подозрений тоном спросила сестра.
— Она родилась в лагере рудокопов на другой стороне Ничейной земли. Папа помог ей бежать. Он послал ее, чтобы предупредить…
— И она заявляет, будто она наша сестра? Что наш отец — ее отец?
— Угу. Папа сделал ей костюм, и она нырнула под каким-то крутым склоном, а потом шла десять дней, чтобы добраться до нас. Но…
— Но что?
Коннер показал вперед — их снова начало сносить. Вик убрала ногу с румпеля и взяла его в руку.
— Так что? — спросила она.
— Я верю ей, но Палмер вчера отвел меня в сторону и кое-что сказал. Мол, что-то тут не так. У Лилии… той девочки… нашей сестры… странный акцент. Палм говорит, точно такой же, как и у того типа, который его нанял, чтобы найти Данвар.
— Кого, Брока? Это тот самый отморозок, которого мы преследуем. Что еще говорил Палм?
Коннер пожал плечами.
— Только то, что у них похожий акцент. И все.
Вик уставилась вперед, жуя песчаную крошку во рту. Коннер слышал, как та хрустит у нее на зубах.
— Не нравится мне это, — сказала она. — И я больше не желаю слышать всю эту чушь насчет папы, понял? Хватит с меня и всего прочего.
Коннер кивнул. Он привык слышать подобное от родных и давно научился молчать об отце, зная, что есть лишь одна ночь в году, когда о нем позволено говорить. Он попытался устроиться поудобнее на плетеном сиденье и тут увидел что-то вдали.
— Эй, что это? — Он показал в сторону носа.
— Ничего хорошего, вот что. — Вик поправила румпель, направляя сарфер туда, где поднимался наклонный столб дыма, который сносило ветром на запад. Что-то горело. — Нужно остановиться и проверить, что там.
Вик показала на трос, сворачивавший кливер. Коннер взял его, дожидаясь команды. Впереди появился дымящийся остов сарфера. Главный парус сгорел, а расплавившаяся у основания мачта обвисла, будто свечной фитиль. Оба корпуса продолжали пылать, металл светился будто утреннее солнце. Черный дым поднимался вверх, завиваясь на ветру.
Вик начала отпускать главный парус, а Коннер свернул кливер. Затем Вик убавила мощность полозьев и руля, так что песок перестал разрыхляться, медленно тормозя сарфер. Они оставили главный парус поднятым, позволив гику свободно поворачиваться, чтобы тот, словно флюгер, показывал направление ветра.
— Похоже на тело. — Коннер кивнул на неподвижно лежавшую возле дымящегося остова фигуру.
Вик спрыгнула с сарфера, Коннер спустился следом за ней. Оба осторожно подошли к остову. Пылающий корпус трещал от жара, издавая чудовищную едкую вонь. Коннер огляделся в поисках других тел, и тут на губах лежавшего вспенилась кровь. Рука приподнялась на несколько дюймов над песком и снова упала.
Коннер услышал, как выругалась сестра, поспешно опускаясь на колени рядом с лежавшим на песке молодым парнем. Она крикнула Коннеру, чтобы тот принес аптечку. Достав ее из багажника, он поспешил обратно к сестре, чувствуя, как проваливается песок под ботинками.
— Господи… господи… — говорила Вик. Коннер положил аптечку на песок и расстегнул клапан. Сестра не обращала на него внимания. Судя по тому, как она раскачивалась туда-сюда, держа парня за руку, Коннер понял, что помочь ему они уже ничем не могут. — Дэмиен? — позвала она. — Ты меня слышишь?
На губах парня выступила кровь. Взглянув на него, Коннер не увидел никаких явных ран, никакой крови на груди, животе и руках, но потом заметил, как странно согнуты ноги лежащего, будто лишившись формы. Обтягивающий дайверский костюм вмялся там, где должны были выступать колени. Зайдя с другой стороны от Вик, Коннер осторожно провел руками от бедра к голени, пытаясь увидеть какую-либо реакцию на лице парня, нащупать перелом. Парень пошевелил губами, пытаясь что-то сказать, и Коннер ощутил под ладонями губчатую плоть, лишенную костей.
— Что? — переспросила Вик, наклоняясь ближе к губам лежащего. С ее носа капал пот. Жар от горящего сарфера был невыносим. Коннер увидел, что одна рука парня не двигается, столь же безвольная и изуродованная, как и ноги.
— Нужно оттащить его от пламени, — сказал Коннер.
Сестра отмахнулась, прислушиваясь. На ее лице застыло сосредоточенное выражение, полное ярости и горя, на лбу пролегли тревожные морщины. Подойдя со стороны головы лежащего, Коннер попытался слушать вместе с ней. Парень что-то бормотал хриплым, прерывистым шепотом. Коннер услышал, как тот упомянул какую-то бомбу, что-то насчет стеклянных шариков. Рассказ о смертях путался с бредом о детской игре. А потом Коннер услышал имя Егери, которое было ему знакомо — сестра часто рассказывала об этом человеке, известном дайв-мастере. Раненый облизал губы и попытался снова заговорить.
— Прости, — прохрипел он. Похоже, слова требовали от него немалых усилий. Короткие фразы перемежались кровавыми вздохами. — Я пытался их остановить. Услышал, что они собираются сделать. От перебежчика. Они заставили меня рассказать, от кого я это услышал. Я рассказал им, Вик. Прости…
Он закашлялся, сплевывая кровь. Коннер увидел на его шее татуировки, знаки Легиона Лоу-Пэба. Один из друзей сестры.
— Что они планируют? — спросила сестра.
Раненый снова заговорил про стеклянные шарики, про бомбу, про тех, кто не согласился и теперь был мертв. Он сказал, что Егери сошел с ума, что с ним бесполезно разговаривать. Будто тот тип с севера теперь у него в ушах, у него в голове.
Парень приподнял руку на несколько дюймов над песком, и Вик схватила ее.
— Сегодня, — проговорил он, переводя взгляд с Вик на небо, и перестал смаргивать песок с глаз. — Сегодня, — прошептал он, и кровь на его губах застыла неподвижно.
Вик наклонилась к умершему и закричала. Крик ее, скорее, походил на звериное рычание кайота, загнанного в угол между дюнами. Нечеловеческий вой, повергший Коннера в ужас.
Он сидел не шевелясь, глядя, как его сестра набирает две горсти песка и кладет их на глаза мертвеца. Опустив руку, она провела по его животу, открыла карман, что-то оттуда достала и спрятала, а потом, похоже, заметила: что-то не так. Снова внимательно осмотрев костюм, она утерла со щек слезы.
— Гребаные извращенцы, — прошипела она.
— Что такое? — спросил Коннер. Он едва мог дышать. От пламени исходил невыносимый жар, но он знал, что будет сидеть здесь столько, сколько потребуется сестре.
— Его костюм. — Она показала на прореху на поясе мужчины, из которой торчали вытащенные наружу скрученные провода. Другая такая же прореха виднелась возле плеча. — Они переделали его костюм, использовали его собственное оголовье для пытки. Обратили костюм против него, чтобы заставить его говорить.
Она ударила кулаком о песок, потом еще раз, затем встала и направилась обратно к сарферу.
— Что он сказал? — спросил Коннер, догоняя ее. — Что они собираются делать? Он говорил, где взорвется бомба?