Тут в разговор невольно вступаю я:
– Но если мы внутри себя, если все это лишь наше воображение, тогда как мы можем говорить друг с другом? Неужели пересекаются наши воображаемые миры? Они ведь не могут пересекаться, они герметичны! А я чувствую, что не мог вас придумать…
Эзри смотрит на меня, не скрывая иронии.
– Помните вчерашний разговор? Как я вас напугал? А почему бы ей не напугать вас еще раз – уже в мою сторону? Почему бы мне не быть полновесным плодом вашего воображения? Или это невозможно лишь по той причине, что окончательно собьет вас с толку, вы лишитесь всяких ориентиров, земля, понимаете ли, из-под ног уйдет, и все такое? Да? Извините, маловато мне чести. Я ведь не ориентир, не столб указательный. Или если бы меня не было – меня следовало бы придумать?
Они оба смеются. Я чувствую себя круглым идиотом, разве что без яблока в руках.
– Наверное, мне пора… Подумаем – встретимся.
ЧТО ЗА ЕРУНДА?
Выхожу на улицу, оборачиваюсь, и вдруг замечаю на стене дома, из которого вышел, надпись. Корявую, типа детского граффити, из баллончика. Буквы не то черные, не то темно-красные.
Эзри знает о нас все, а мы о нем – ничего! Он слышит наши мысли. Мы не слышим его мыслей. Эй!
Безобидная такая надпись. Интонация будто бы детская. Но в ней чудится какая-то бездна злобы. Вековечная.
4
ЭДЕМ ЭТО СКУЧНО
…Есть Библия. Такая книга. И первая ее часть называется Книга Бытия. А повествует она ну совсем не про бытие. А про творение и разрушение. Как был создан мир и человек – и как человек из первозданного мира ушел в свой, земной. Первое бытие человеческое – оно, по идее, где-то между. Но как раз о нем почти ни слова. Я все думал, почему так? Разве это неважно, как Адам встретил Еву, как исполнялись все их желания, как они учились говорить? Но они вроде и не говорят. То есть им не нужно слов. Так? И мир вокруг – красочный и бесформенный.
Помню, когда-то в детстве я нашел на чердаке странную книгу без переплета. Она начиналась с полуслова и на полуслове заканчивалась. Можно было только понять, что это какой-то французский автор в переводе, где-то конца девятнадцатого века, я думаю. А речь в этой книге как раз шла о времени, пока Адам с Евой были в Эдеме. Немного наивно, немного трогательно – на манер нынешних «мыльных опер». Адам ревнует Еву к ангелам, например. Хотя еще не знает, что такое ревность… Тогда я прочитал, посмеялся и забыл. А теперь я догадываюсь, что в Книге Бытия пропущены подробности не по незнанию, не по нехватке воображения, и не по каким особым резонам. А потому, что диктовавшему Библию ангелу тот период жизни Адама и Евы был крайне неинтересен.
У НАС, КОНЕЧНО, ВСЕ ИНАЧЕ
Говорят, где-то в Швеции есть образцовая тюрьма. То есть – чуть лучше всех остальных шведских тюрем. Она стоит на берегу моря, в живописном месте, и заключенные там живут как на курорте. Сколько хочешь прогулок, морского воздуха, загара. Есть кинотеатры, клубы. То, за что обычные шведы платят большие деньги, преступникам (причем самым рядовым) достается даром. Но от этого тюрьма не перестает быть для них тюрьмой. Они ждут конца срока и мечтают о воле, точно так же томятся, как заключенные всех тюрем мира. Никто не хочет пробыть на этом курорте лишнего дня.
БЕЖАТЬ
Никто отсюда – живым. Адаму и Еве пришлось изменить свою природу. Наша природа здесь тоже – неживая. Порода. Животная порода, порода камня. Стены. Они где-то тут.
Биться об них головой. Пробить границу между иллюзией и реальностью.
ПОСЛЕДНЕЕ ОБЪЯСНЕНИЕ
– И все-таки, как ты решилась сюда приехать? Теперь-то, скажи…
– Это как раз то, о чем намекал Эзри. Про выход. Он выходил, а я – вошла. Только и он выйти не смог. Едва сделал шаг. Дальше было бы просто самоубийство.
Телепортация, прокол реальности – называй как хочешь. Но у него для этого были силы. Много сил. Он сумел представить, как его нет в этом городе, нет на этом озере, нет в виду горы Сара. Он представил себя на улице, где он родился. И оказался там. Но в тот же миг почувствовал боль – как все, кто пытается уйти. И захотел вернуться. И – вернулся. Во второй раз он сделал так же, но взял с собой эту бутылочку на шнурке. Просто чтобы хоть на минуту дольше пробыть там, хоть чуть-чуть смягчить боль. Это действительно позволяло продлить бегство на несколько десятков секунд. Мы должны были встретиться в условленном месте. Но ничего не получилось. Когда он задержался чуть дольше, боль стала невыносимой, и он рванул шнурок на шее. Флакон упал на землю. Эзри вернулся, а ЭТО осталось. Лежать на земле. Как самая обычная бутылочка, флакончик из-под духов, например. Кто-то его подобрал. Кому-то не повезло.
Впрочем, теперь я уже не уверена, что встретила в городе именно его. Эзри. Это ведь только интернет-псевдоним. Может, правда, придумала? Может, он – мой фантом?
СМЕРТЬ ЭЗРИ
Тело нашли рано утром. Никто не понимает, как это может быть. Все закрывают глаза, открывают их снова – тело остается на песке. Это невозможно. Здесь нет смерти.
Постепенно серые тени расходятся. Тишина. Впервые за много дней город остается таким же, как был накануне. Только тело старика с запекшейся раной на голове – тут, у перекрестка. В трех метрах от лавочки, торгующей спиртным. Двери открыты. Внутри – никого.
Я не знаю, зачем я пью. И пить мне не нравится. Я помню, как это. Сухие губы. К краю стакана слегка прилипает губа. Здесь – нет. Здесь это как по памяти. Абсолютный, идеальный процесс. Легкий и звонкий хрусталь бокала. Ничего лишнего. Здесь ничего не прилипает к губе. Даже слова.
Опьянение тоже какое-то идеальное. Не мешающее сосредоточиться. И, конечно, нет похмелья. Вот еще! Никогда бы не подумал, что мне будет не хватать похмелья. Как в космосе. Я слышал, космонавтам теперь на Новый год присылают коньяк. Интересно, как оно? Как здесь? Вряд ли. Невесомость, все такое. Алкоголь нейтрализуется. Хорошо бы им прислали наконец наркотики и спросили, что они видят через иллюминатор. Возможно, кто-нибудь из них и увидел бы мертвое озеро…
ИСТОРИЯ
– Это ты его убил! – она плачет.
– Ты с ума сошла! Как я мог его убить? Зачем?
– Затем, что ты такой же, как все. Тебе не нужно отсюда уходить. Тебе не нужно жить. Тебя устраивает – как есть. Он тебе мешал, он тебя подталкивал – отсюда. И ты знал, что у него нет другой надежды на возвращение людей. Туда, в мир.
– Ты бредишь! Мы с тобой приехали сюда всего несколько месяцев назад. Оттуда. Мир населен людьми, их шесть миллиардов! Ты забыла? Или ты – совсем не та, с кем я ехал? (меня прошибает холодный пот) Отвечай!
– Ты не понимаешь? – спрашивает она. – Ты, правда, не понимаешь? Ты не понимаешь, что история всего мира каждый раз начинается с одного человека? И думаешь, она начиналась миллиарды раз? Девять миллиардов историй? Нет! Их, может быть, несколько тысяч, начиная с библейской истории. В лучшем случае – по одной в год. На всей земле. У них своя очередь. Теперь была твоя – и его.
– И твоя?
– Да! Я так думала.
– Но почему он умер? Я был готов узнать его план. Я бы доверился ему. Теперь что – все? Ничего не будет?
– Я не знаю, – отвечает она, закрыв лицо руками.
– И, выходит, я больше не нужен тебе, а ты мне?
– Я не знаю.
ИЛЛЮЗИЯ
Мне хочется, чтобы на этот раз все было по-настоящему. Не понимаю, почему. Все-таки это смерть. Мне ничего не стоит представить на этом месте могилу. Свежевырытую могилу с аккуратными отвалами по бокам. Но этого не будет! Я беру в руки лопату, она легко входит в песок. Чуть глубже – слой глины. Как я и предполагал. Но она легко поддается, и через полчаса я уже стою по пояс в песке. На мгновение останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, смахнуть пот со лба (солнце стоит в зените), поднимаю голову – и вижу над собой удивленное лицо Арни.
– Ты сам копаешь? Мне это не снится?
– Да.
– Это такой ритуал? Новый ритуал наших мест – копать могилы?
– Арни, чего тебе надо?
– Да ничего. Хочешь, помогу?
– Иди отсюда.
Я отворачиваюсь и с силой втыкаю лопату в глину. Какого черта? Неужели это он убил Эзри? Он или его фантом? Какая разница. Убить здесь никого нельзя. Тысячу раз проверялось. Игра в войну. Камни, летящие в голову. А хоть и пули. Шрамы заживают на глазах, от удара даже боли не чувствуешь… Убивай, не убивай – какая разница, все равно убитый воскреснет через пять минут. Хоть пепел по ветру развей. Правда, этого никто пока не пробовал. Фантазия не дошла. А куда пеплу лететь? В озеро? Живая вода, мертвая вода… Как в сказке… Лопата с силой ударяется о какой-то предмет. Летят искры. Бью вокруг – то же самое: как будто ниже ровная стальная плита. Аккуратно счищаю глину. Под ней – пологая каменная поверхность. Каменный щит по всей ширине могилы. И дальше, наверное. На невообразимое расстояние. Каменный пол. И хотя он внизу, внезапно возникает чувство, будто попал в коробочку с каменными стенами. Со всех сторон. Все. Я их нашел.
– Эй, что там у тебя? – спрашивает Арни. – Что-то откопал?
– Смотри! – я вылезаю из могилы, он подходит к краю и протяжно свистит.
– Ясно. Свод небесный, не иначе.
– Арни, причем тут твоя идиотская космогония?
– А как же! Создатель умер, и не воскрес. И на второй день открылась твердь небесная, дабы его поглотить…
– Замолчи ты наконец! А то лопатой садану, как ты Эзри, – в раздражении я уже не могу скрывать своих подозрений. Да и зачем?
– Ребята, вам повезло. Я вижу, у вас есть всему объяснение, – сморщившись, отвечает Арни. – Хорошо. Не буду мешать. И правда, можешь садануть меня лопатой. Давай. Только не забудь, что лопата твоя воображаемая, других-то здесь нет. Ты ее придумал полчаса назад. И как ты думаешь, получилось у тебя выкопать воображаемой лопатой настоящую могилу?
Он поворачивается и уходит, насвистывая что-то под нос. Я смотрю на вырытую яму. И правда – идиотизм. Как в анекдоте про психов, которые копаются в совершенно сухом бассейне, убежденные, что рассекают кролем и брассом, и хвастают случайному посетителю, что главный врач им за хорошее поведение, может быть, еще и воду сюда нальет…