Амиль рванул джип с места. Взвизгнули шины, подгоняемые мощным двигателем. Окутанная дымом от горящей резины машина дернулась и с надсадным воем, словно самолет на взлетной полосе, помчалась прочь от причала.
— Как ты можешь? — вскрикнула Варя. — Они же ранили его. Немедленно вернись.
— Если я вернусь, мы все будем лежать там.
Маша без слов наклонилась через сиденье сзади и обняла подругу, прижимая ее к сиденью. Варя еще сопротивлялась какое-то время, но потом затихла, прижав ладони к лицу. Она плакала молча, без истерики, как-то очень по-взрослому.
— Я думаю, это те, кто ждал Самиха с грузом в порту, — после некоторой паузы, произнес Амиль.
— Почему ты так решил? — удивилась Маша.
— Быстро вычислили. Только они могли знать, что у нас с Самихом в Акабе родственники. — Он горестно вздохнул. — Скорее всего, мы должны были привезти наркотик. Если хозяева этого груза решат, что мы его украли, нас убьют.
— И нельзя сказать, что это не мы, а этот… — Маша щелкнула пальцами. — Ну, в черных очках… Кармаль!
— Сказать-то можно, поверял ли, — ухмыльнулся Амиль. — Чтобы убедиться, могут поджарить.
— Как это?
— Как шашлык.
Спорить с ним никто не стал, да и желания проверять страшные слова ни у кого не было.
Петляя по извилистым улочкам, джип пробирался по окраине города к автостраде. Его пассажиры решили, что самым разумным будет покинуть Акабу, но привлекать внимание не хотели. Разомлевший от послеобеденной жары город еще дремал, укрывшись в тени редких деревьев над водоемами или прохладе кондиционеров. Дороги были пустыми, и риск столкнуться с какой-нибудь повозкой или прохожим, петлявшим вдоль глинобитных стен небогатых домов, сводился к нулю.
Благодаря тому, что Амиль в детстве часто навещал здесь родственников и бегал со сверстниками по этим улицам, джип уверенно миновал квартал за кварталом на предельной скорости, пока не выскочил на широкое полотно шоссе. Асфальт из особого состава, хотя и был рассчитан на высокие температуры, все равно был податливым под мощными колесами тяжелого джипа. Машина прибавила скорость. Правда, в салоне это не ощущалось. Перестало трясти на ухабах, шум от неровностей исчез, а плавность хода убаюкивала. Редкие встречные машины, не успевая свистнуть по левому борту, исчезали сзади. Раскинувшийся во все стороны однообразный пейзаж вообще скрадывал скорость. Словно звездолет в межгалактическом пространстве, джип застыл на черной полоске прямой автострады, и горы лениво ползли навстречу, как стрелка спидометра на приборной панели. Она медленно подобралась к правому ограничителю и уперлась в него. Цифровое табло по соседству меланхолично отсчитывало километры, оставленные позади. Джип уносил своих пассажиров все дальше и дальше от маленького причала, который они, скорее всего, больше никогда не увидят в своей жизни. Но память будет бережно хранить в своих кладовых замедленные кадры страшного кино, в котором щупленькое тело арапчонка будет бесконечно долго падать на хлипкий дощатый настил, а потом смуглая рука будет медленно размахивать окровавленным обрывком рубашки, подавая им сигнал к отступлению.
Очевидно, Бусама довелось пережить серьезное потрясение перед такой страшной смертью. Сначала он струсил в могильнике, решив, что всевышний покарал его за алчность и наказал, замуровав заживо. Потом угрызения совести терзали его несколько часов обратной дороги к пристани. И когда он вновь неожиданно столкнулся со смертью, то решил не раздумывая. Он окрасил своей кровью белый лоскут рубахи, чтобы товарищи заметили его издалека и поняли все без слов.
Так погибают воины, ценой своей жизни спасая отряд от коварной засады. Хотелось верить, что, когда сердце Бусама окажется на весах перед грозным Осирисом, малодушный поступок в могильнике не перевесит смерть, принятую ради дружбы и зарождавшейся любви, на хлипком дощатом настиле неприметного причала на окраине Акабы. Кровь, стекающая сквозь щели, попадет в залив, разделяющий берега Саудовской Аравии и Египта, а потом растворится в водах самого красивого моря на свете. Может быть, поэтому его называют Красным.
Глава XII
Порывы свежего ветерка заигрывали с пышной шевелюрой пшеничных волос незнакомца, спешащего куда-то легкой походкой в серой толпе. Колечки и завитки, увлеченные этой игрой, податливыми волнами пробегали до самых плеч, а потом, будто опомнившись, спешили за своим господином. Он ловко уклонялся от неминуемых столкновений с тучными прохожими, зеваками, остановившимися посреди дороги, и приезжими, увешанными сумками и пакетами. Загорелые мускулистые руки незнакомца были свободны, но длинные тонкие пальцы выглядели напряженными, словно искали что-то. Светлая рубашка с короткими рукавами так и льнула к стройному телу, стремясь утолить неуемное желание прикосновений на виду у всех.
Широкоплечий обладатель золотистой прически, что едва поспевала за ним, поражал легкостью движений. В стремительной походке угадывалась незримая сила. Она притягивала пытливый взгляд, старавшийся распознать, как это происходит. Варя едва поспевала за незнакомцем, увлеченная единственным желанием увидеть его лицо. Она уже выбивалась из сил в своих тщетных попытках догнать вздрагивающие на его плечах кудряшки, как тот неожиданно остановился и резко обернулся. Варя с разбега налетела на незнакомца, упершись руками в его грудь. Это получилось так неуклюже, что девушка чуть не потеряла равновесие. Сильная рука легко подхватила ее за талию, помогая справиться с неловкостью.
— Ты хотела меня видеть? — с легкой насмешкой спросил приятный голос.
Варя вскинула взгляд на незнакомца. На широком открытом лице мелькнула и погасла ироничная улыбка, в голубых, почти прозрачных глазах притаилась грусть. Высокий гладкий лоб и чуть выдающиеся скулы покрывала загорелая упругая кожа. Совсем без морщинок. Даже в уголках полных чувственных губ не пряталась сеточка морщинок. Прямой нос с четко очерченными ноздрями придавал лицу выражение спокойствия и власти.
— Ну как, не изменился? — его губы не дрогнули, голос звучал где-то внутри у Вари.
— Н-нет, — едва выдавила из себя девушка.
— А ты повзрослела, — его взгляд стал внимательней. — Пройдет еще немного времени— и бутон расцветет. Нужно лишь напоить его живой водой из источника.
— Какого источника?
— Он в твоем сердце.
— Не понимаю, — девушка вопросительно посмотрела в голубую глубину его прозрачных глаз, ощущая, как соскальзывает куда-то, поддаваясь непреодолимой силе их очарования. — О чем ты?
— О любви.
— Мне кажется, я никогда не смогу полюбить, — ее ресницы дрогнули, прикрывая излучаемое блаженство и негу. — Я всех мужчин сравниваю с тобой.
Ладони девушки медленно и нежно обвили его шею.
— Ни разу не встречала и намека.
— Всему свое время, — его красивое лицо было неподвижным, а слова звучали самостоятельно.
— Дело не во времени, — попыталась возразить Варя, но осеклась. — Хотя нет. Именно в нем. Почему я так поздно родилась? Два тысячелетия…
Последнее «я» задержалось на горячих губах, не давая им сомкнуться и продолжая признание в немом шепоте: «… я, я так долго жду тебя, твоих ласк, твоей нежности, твоей любви…»
— Бутон созрел. Он полон необузданных желаний. В нем нежность дремлет, страсти вопреки. Стыдливость бережет от чувственных познаний. Он спит. Но ждет прикосновения божественной руки.
— О, коснись меня, Александр!
— Ну что ты, это всего лишь плохой перевод с арабского.
— Это про меня.
— Осталось совсем немного, и ты найдешь родник.
— Но здесь пустыня.
— Именно в пустыне нужно искать свой родник. Вспомни. Иисус сорок дней был в пустыне, а Моисей — сорок лет.
— Но я же не Мессия.
— Не важно, кто ты, важно, к чему стремится душа твоя.
— А ты нашел, к чему стремился? Он лишь грустно улыбнулся в ответ.
— Я знаю, ты нашел эликсир бессмертия.
— И стал вечным скитальцем на этой грешной земле.
— А ты хотел стать богом?
— Я был рожден им. По крайней мере, так утверждали Аристотель и моя мать.
— Олимпиада никогда не верила, что ты умер 13 июня в своем Вавилонском дворце.
— А ты веришь?
— Как я могу в это верить, если общаюсь с тобой с самого детства.
— Возможно, я допустил ошибку, позволив тебе это.
— О, нет. Ты сделал меня счастливейшей из смертных.
— Вот как? А мне казалось, что женщина счастлива только в любви.
— Ты хочешь услышать мое признание? Он жестом попросил ее не продолжать.
— Хорошо. Тогда ответь мне. Это правда, что ты нашел свитки с берегов Мертвого моря в личной сокровищнице Дария?
— Да, это было в Персеполе, — он ласково посмотрел на собеседницу. — Браво, девочка.
— И ты поверил?
— Было немало сомнений, но в общем… Да.
— Поэтому после индийского похода ты вновь вернулся в Вавилон.
— Там у меня было время познакомиться с другими документами, и… Я рискнул.
— Проверить на себе ритуал бальзамирования и воскрешения?
— Твои современники пишут много вздора на эту тему, хотя иногда бывают удивительно близки к истине.
— Значит, твой тру… — девушка запнулась. — Тебя не случайно потом привезли в Мемфис?
— Мой славный Птолемей привез саркофаг в древнюю столицу и тайно оставил в храме, где девятью годами ранее я был провозглашен фараоном.
— Значит, в Александрию отправился кто-то другой?
— Этому городу достаточно носить мое имя, — в глубине его глаз блеснула озорная искорка. — А к чему столько вопросов? Он отстранился, освобождаясь от ее объятий.
— Опять не сделала уроки или ваши профессора опять врут?
Варя попыталась удержать его, бормоча и причитая что-то, но стройное гибкое тело выскользнуло без видимых усилий и растворилось в толпе.
— Да проснись, ты! Отпусти парня-то!
Варя вздрогнула, открыв глаза. Кто-то тряс ее за плечи. Постепенно она стала осознавать происходящее. Они едут в джипе. Маша, привстав на заднем сиденье, пытается ее разбудить, а Варя судорожно вцепилась в руку Амиля, который с трудом удерживает руль машины, несущейся на большой скорости по шоссе.