— Ничего страшного не случиться, — кряхтя, пояснял Гоша. Он приспосабливал под упор кресло. ПИФ и Луиджи держали двери. — Они инстинктивно бросились за нами. Минут пять будут ломиться. Потом успокоятся, — мощный удар чуть не снес их с ног. — Такие мрачные безрадостные типы не смогут сохранить возбужденный интерес к нашим персонам. Вряд ли они сконцентрируются на этом беззубом штурме. Скорее перегрызут друг друга.
Словно опровергая это утверждение, в дверь замолотили сильнее.
— Жалко нет запасного выхода. Дверь — то надежная?
— Сомневаюсь. Что они будут делать, когда ворвутся сюда? — ПИФ залез на кресло и пытался зафиксировать верхнюю часть двери, по которой молотили сильнее всего.
— Думаю — они и сами пока не знают. Пока решают проблему двери. Для простых двухходовых комбинаций у них слишком громоздкое воображение. Запутаются в вариантах. Психологически они уже не люди, хотя возможно продолжают мыслить разумно и логично.
— Поэтому визжат как гиены?
Никто не ответил ПИФу.
Каких животных, идущих в пищу, вы жалеете больше всего?
Зачистка имела свой ритм и последовательность. Хранитель с товарищами выбивали двери, хватали обезумевших торчков, если кто-то сопротивлялся — сразу совали кулаком в лицо или лупили чем — нибудь подручным. Потом засыпали беднягу песком.
В разных частях поселка Вильгельм вскрыл еще десяток гематом.
Продвигаясь, отряд периодически обнаруживал вменяемых жителей. Они внятно отвечали на вопросы (оказалось гуру говорит на всех вообразимых языках), выражали обеспокоенность, были мрачны, с уважением смотрели на Хранителя и не проявляли признаков отчаянной асоциальности.
Их быстро допрашивали и включали в группу. К исходу карательной операции новых хмурых боевиков набралось почти пятьдесят человек.
Ведер, лопат, багров давно не хватало. Добровольцев вооружали, чем попало — отодранными от крылец досками, ветками срубленных берез, домашней утварью. Эвенку Георгию досталась ножка от кровати, месье Кевуру длинный серопроводный кран.
Действовали медленно, несогласованно, но действовали. К исходу второго часа зачистки помощники Хранителя перестали таскать песок ведрами (руки уже не слушались) — сыпали прямо на телегу (ее дощатый пол накрыли внушительными листами фанеры).
Пока арьергард (2–3 человека) утихомиривал очередного доходягу, четыре человека хватали фанеру, несли к дому. Торчка вытаскивали во двор, иногда превентивно оглушая. Затем засыпали песком. Пока бойцы проверяли, надежно ли погребен ушлепок, Ли тащил телегу к ближайшей гематоме. Оказалось, они очень удобно рассредоточены по поселку.
Специально?
Когда сил и песка не хватало, песок брали с дорожек. Он был крупнее — тяжелее, поэтому практичнее. Вильгельм пояснил: «Мелкий, конечно, получше проводник. Но и этот тоже сойдет».
К исходу третьего часа с поселком покончили. Девяносто два торчка, оставшихся здесь, были надежно завалены песком.
Изможденная команда Хранителя усыпала лужайку одного из домов на окраине.
— Мы решили самую легкую задачу. Двадцать минут на отдых и идем к морю, — скомандовал Вильгельм.
Очаги болезненной усталости и напряжения, проступающие, пульсирующие на ней, казались Ляпе неуместными и лишними («человеческое слишком человеческое»). В теле стало неуютно словно его от пят до бровей засыпали песком и заставили передвигать эту сложноуправляемую лохань. Душа нестерпимо чесалась и зудела.
Чуть отдохнув, Хранитель, Густав и Ли отправились на разведку. Осторожно выглянули сквозь крайнюю линию боярышника — впереди только поле, море и диснеевский замок. По полю слоняются торчки.
Казалось — вся армия Ксеркса собралась на этой широкой прибрежной полосе. Казалось — здесь не 800 человек, а десятки тысяч. В отдельных местах клубились драки, по 5–6 участвующих, не больше. Наверняка, они были жестокими, возможно смертельными, но издалека выглядели как забавы расшалившихся мальчишек.
Некоторые ушлепки сбившись в кучи пробовали общаться — но эти попытки были мимолетны. Компании быстро распадались.
— Огромный человеческий опыт плюс тоска по Земле — гремучая комбинация, — подытожил гуру. — Протащили через себя бездну человеческих эмоций и теперь…
— Где мы теперь столько песка возьмем? — глаза норвежца разбегались вслед хаотичным перемещением наблюдаемых фигур.
— Дело не только в песке, — ответил Хранитель. — У нас всего десять багров и двадцать ведер.
— Будем работать в пять смен? Все равно нет шансов?
— Есть, — разведчики отползли из пункта наблюдения. — Я забыл одну важную вещь. По прошествии времени все, имеющие крайнюю зависимость от Земли, начисто утрачивают способность к организованным коллективным действиям. У нас нет сил, нет оружия, но в отличие от торчков мы можем действовать вместе. Мы…
Мяуканье Ли перебило Вильгельма.
— Ли хочет кушать? — попробовал перевести Густав, прислушиваясь к бурчащему животу.
— Нет. Ли говорит — мы настоящие самураи. Но лучше зайти на торчков с моря. Там много песка.
— Во как приперло телегу таскать, — одобрил Густав. — Креатив попер. Давайте отдадим креативному классу багры. Он сам с торчками разберется.
Душевное расстройство — это признак наличия души?
— Открываем дверь, пробегаем гостиную, сигаем с балкона.
За дверью десяток разных голосов тоскливо завыли.
— Какая глубина рядом с домом?
— Издеваешься? Откуда мне знать?! Я вдохновлял — Омега проектировала и строила. Не представляю даже, какой здесь фундамент — скала, сваи или кости динозавров.
— В любом случае прыгать придется, а Луиджи Альбертович?
— Concorde.
— Ага. Вот и полетим Конкордом. Отталкиваемся от перил как можно дальше!
Им удалось добежать до балкона только по инерции стартового рывка — лица тех, кого они увидели в зале, могли спокойно заморозить движение. Страдание, ожидание и уже никакой надежды.
Доктор Гоша как всегда успел заметить самое главное — АКМ в углу гостиной. Видимо, эти сложносочиненные интегральные существа отложили автомат в сторонку вместо того, чтобы размолотить в прах двери, которые они настойчиво штурмовали.
Беглецы смогли допрыгнуть до воды. Самым неприятным оказалась не глубина, а температура — явно больше сорока по Цельсию. Как ошпаренные они принялись грести вдоль берега, стараясь не глядеть на пляж и вершину косогора. Там как потерянные слонялись ушлепки. В основном, они смотрели себе под ноги, словно уронили что-то важное, но все еще стараются отыскать. Иногда словно уже не надеясь на себя, на удачу, они поднимали лица к небу.
Никто не погнался за беглецами.
Милосердие бывает жестоким?
Пока отряд отдыхал, Ляпа отошла осмотреться. Наугад прыснула между зарослей боярышника, ставших местами помятыми, местами щербатыми.
Как только ей показалось, что она осталась одна, Ляпа присела, но рядом послышалось неразборчивое бормотание. Выглядывая сквозь ветви, Ляпа увидела мерзкую картину. какой-то ушлепок копал землю. Он вырыл приличную яму, и, стоя на дне, царапал грунт. Потом внимательно разглядывал ногти, потом подушечками пальцев ласкал лицо, потом поочередно обсасывал их, потом… больше Ляпа не смотрела.
Она бросилась в сторону и быстро заблудилась. Ляпа не стала звать на помощь, прислушалась. Веселое кряхтение и щенячье поскуливание (песик?) вывело Ляпу к поляне, где развлекались двое ушлепков. Девушка пожалела, что смело шагнула к ним из-за кустов. Увиденное заставило окаменеть.
Опрокинув скулящую женщину на груду березовых дров, ее насиловал негр.
Раньше негров на Омеге Ляпа не видела. Неужели цветным все-таки удобнее выглядеть белыми? Когда все началось, они приняли свой истинный облик?
Женщина была в разодранном платье, негр совершенно голый. По другую сторону поленницы присел подельник, на котором нацеплен ворох тряпья. Одной рукой он придерживал за подбородок жертву и настойчиво заглядывал ей в глаза, другой усердно копался у себя между ног.
Периодически жертва пыталась вырваться, но негр уверенно удерживал ее. Она хрипела — подельник не позволял ей раскрывать рот.
Ляпа стояла не в силах отвести глаза. Мимо нее чинно прошел ушлепок. Рукав рубахи в крови. Коротким перочинным ножиком он ковырялся в своих венах.
Наконец, голый гортанно взвыл и прикрикнул на помощника. Тот бодро вскочил. В руках у него оказался топор. Когда голый взвыл громче, «ворох тряпья» коротко размахнулся и рубанул жертву по шее. Брызнула кровь, женщина дико завизжала. Безумный палач размахнулся шире и рубанул вновь. Кровь ударила фонтаном, голова, отвратительно хрипя, покатилась по траве.
Голый продолжал энергично долбить дергающееся в агонии тело. Подельник поднял окровавленную голову, что-то нежно заворковал, вновь глядя ей в глаза. В этот момент негр издал рык и отбросил обезглавленную. «Ворох тряпья» аккуратно поставил голову на землю, подполз на коленях к негру и …
Ляпа закрыла глаза. Происходящее отпечаталось у нее в голове, но она не осознавала увиденного.
Когда девушка открыла глаза, негр (он успел накинуть серый балахон) и его закутанный в сто одежек компаньон (губы и кожа вокруг них в крови) стояли рядышком и внимательно рассматривали Ляпу. Увидев, что она очнулась, насильники одновременно ласково улыбнулись и замахали руками. Приглашая.
Девушка с ужасом поняла — а ведь они могут оказаться милыми обходительными людьми. Расспросят о настроении, о планах на сегодняшний вечер. Возможно, проводят до дома. Будто нет обезглавленного тела поодаль, нет окровавленного топора у ног.
Они перестали слышать не только друг друга, но и себя. Эти существа уже распались на тысячи и тысячи судеб, которые их угораздило рассмотреть и прожить на Земле. Теперь они никто и нигде. Не чувствуют боли, вообще ничего не чувствуют.
«Они чувствуют только желание вернуться? Лишь некоторые — я, Покрышкин, Вильгельм, еще десяток человек, не столь часто путешествующие на Землю, меняются не так стремительно. Но и наши часы сочтены?».