Я не сомневался, что не только найду способ передать песок Ляпе, но и позаимствую для русских ученых все разработки европейских коллег, нервно ожидающих в моем лице еще одного камикадзе.
— Если я передумаю? — когда мы перешли на крепкие напитки, я задал Лонгу вопрос, включенный в первую десятку вечных русских вопросов. Десятку эту замыкает не менее коварная задачка, которая звучит примерно так — «за сколько ты готов сделать это?».
— Вы не передумаете, Иван Владимирович, — Лонг чокнулся со мной; уровень Матусалема в наших рюмках поднимался с каждым новым тостом.
Я отмечал третий «самый необыкновенный» день в моей жизни. Первый случился, когда я встретил Ляпу. Я все еще резервировал за ним право быть счастливым.
Второй — день обнаружения Лемура. И, наконец, нынешнее торжество связано с тем, что меня зацепили за яйца, в который раз воскресив во мне надежду доказать возможность чуда.
Подозреваю — Лонг пил за то, что завербовал меня (зацепил за яйца, ага).
— Почему Лемур появляется из пучин? — язык мой заплетался; ром и тропические сумерки — наилучшее сочетания для того, чтобы попробовать изыскать счастье в самом себе. Может быть, на самом дне души еще остались его весомые осколки?
— Вам предстоит в этом разобраться. Вместе с нами.
На следующий день, как и планировалось я приземлился в Ганновере.
На какой оплачиваемый эксперимент согласились бы Вы?
Доктор Гоша, несмотря на способность размышлять о кварках и квазарах, оказался сногсшибательно свойским парнем. Я с ним быстро сошелся и с пристрастием допрашивал:
— Там уже кто-то был?
— Ктотобыл, ктотобыл, ктотобыл, — эхом отвечает Гоша. На мгновение он превращается в ржущую русскую образину в ювелирном обрамлении бороды цвета темной потускневшей меди. Доктор обожает недомолвки.
— Кто?
— Закрытая информация, — с очаровательной улыбкой, окантовка бороды становится равносторонним треугольником. Доктор Гоша выглядит как ученый, двигается как ученый и даже жмурится как гений — с особым бесовским огоньком в глазах, который так и не удалось передать голливудским актерам. Гениален, безумен, открыт и одновременно непроницаем — великолепный собеседник, идеальный друг.
— Он вернулся?
— Закрытая информация, ПИФ, — Гоша подмигивает всей фигурой — приседает и одновременно моргает; весело шевелятся лапки морщин у глаз. — У тебя не будет ни карт, ни координат, ни паролей — явок. Когда ты вступишь туда, найти тебя мы и никто другой не сможет. Все, что расположено ТАМ, за гранью добра, зла и линий горизонта. Не знаю, как у тебя, ПИФ, у меня, когда я произношу слово «Омега», очко совершает неконтролируемый жим — жим, — доктор покачивает бедрами, словно удерживая на талии Хула-Хуп; нижняя (перламутровая!) пуговица его идеально белого халата (от Армани?) со звоном падает на светлый (ясень арктик?) паркет. — Жимжимжимжим.
Мои инициалы — Покрышкин Иван Владимирович (ПИВ) Гоша переиначил на поросячий лад — ПИФ.
Вечера мы просиживаем между первым и вторым этажом чей — то пижонской виллы на окраине Ганновера. Делать все равно нечего. Днем Гоша готовится к эксперименту (лазит по порносайтам), я — исследую свое временное пристанище (дрыхну попеременно, то на первом, то на втором этаже среди мебели в викторианской стиле, под огромными портретами хмурых дядек в горностаях).
Я сразу распознал в Гоше породу тех вымерших фанатов науки, которые готовы костьми лечь за свои теории лишь бы они не имели прикладного значения, поэтому очень надеялся, что эксперимент, который мы готовили, будет безнадежно провален. Я как минимум выживу. Максимум — получу воз капиталов, способных помочь мне устроиться в этой непростой действительности.
— Пока сычи не приедут, так и будем киснуть, — «сычами» Гоша называет своих коллег — ученых — руководителей — спонсоров, которые должны пожаловать перед началом эксперимента.
— Почему не едут? — равнодушно интересуюсь я (на самом деле, очень боюсь дня Х, когда начнутся опыты). Пока же мне капают неплохие суточные, меня до отвала кормят, родственники в Москве предупреждены, в собеседниках у меня русский гений, которого немыслимые повороты судьбы закинули в секретную иностранную контору… словом ничего не предвещает бури).
— В этот раз должно быть трое волонтеров…
— Подопытных.
— Угу. Морских свинок, ПИФ. Но один внезапно отказался. Не помогли ни деньги, ни уговоры. Ищут тебе напарника. Или напарницу, — Гоша вскарабкивается на широкий подоконник и с нетерпением ждет моих расспросов.
— Почему ты обзываешь пространство перед входом на Омегу «зоной G»? — не заставляю себя ждать.
— Я придумал название! Копирайт, — шепчет Гоша умопомрачительно заговорщическим голосом. — В честь эрогенной зоны, которую никто не видел. Точки Граффенберга[16]. Все о ней знают и (Гоша зашевелил пальцами, словно играя на невидимом фортепиано) оп-ля иногда думают, что отыскали (пасть раскрывается в заразительном хохоте). К тому же междометием «Гэ» бескомпромиссный русский пацан, даже с высшим медицинским, ничего хорошего не обозначит, — Гоша звонко щелкнул пальцами. — Сычам понравилось. Они эту «Гэ» по-разному расшифровывают. То generation, то GOD.
— Теперь, коллега, пару слов про «зону Ch». Не для протокола, — возвращаю его на нужную стезю, в надежде вытянуть сегодня чуть больше. — Тоже ты придумал?
— Яволь. У сычей с воображением туго. А мне Че Гевара до сих пор нравится. Он бы, не моргнув, отправился бы в зону «Че», зоны Жэ, Хэ, Цэ, куда угодно. И навел бы порядок в нашей беспорядочной Вселенной. Назло Пентагону и совету директоров ФРС. Сычи расшифровали как Crazy Humanity. Юмора меньше миллилитра.
Я знаю — официально и без юмора эти зоны называются «Альфа» и «Омега». Именно так. Без дураков. Жуткие названия.
— У вас есть видеозаписи волонтеров? Как они рассказывают про дверь?
Мой мучитель картинно задумывается, разглядывая из окна трехметровый забор, окружающий виллу. Во флигельке у ворот зажигают свет наши круглосуточно доблестные охранники («карабинеры», как их называет Гоша).
— Есть одна. Остальное — аудио и стенограммы. Я же рассказывал — это не всегда дверь. Обычно просто видишь то, чего на этом месте никогда не было. Поворот в нишу, арку зашторенную, створки лифта, люк, лестницу в темноту.
Я вновь вспоминаю дверь на Ламуре. С меня льется холодный пот. Делаю вид, что с интересом рассматриваю вековые дубы за окном. Я уже досконально изучил каждую веточку. С ужасом признаюсь себе — рано или поздно отыщется третий волонтер, и мы начнем эксперимент.
— Момент раздвоения личности происходит на границе между Альфой и Омегой, когда волонтер дрожит от страха, — утробным голосом пугает меня Гоша. — Волонтер возвращается, мы обрабатываем его, чтобы понять — перешел ли ушлепок из зоны «Гэ» в «Че».
Я начинаю ржать. Ушлепком Гоша величает информационный двойник — «слепок» (Гоша любит шепелявить как «Кирпич» из «Места встречи») личности, который ушел (ушлепал!) за порог нашего мира (!!!).
За два дня пребывания в Ганновере я познакомился с несколькими версиями о параллельном мире, в который меня угораздило шагнуть на Ламуре. Гипотез доктора Гоши хватило бы на многотомник, пожелай «кембриджская» группа издавать их.
Видимо Гошу посадили на оклад из-за неиссякаемого фонтана идей, бьющего из него днем и ночью. Не иначе порносайты настраивают на серьезный исследовательский пыл.
Самая последовательная версия гласила — люди легко попадают в «зону G». Дня не проходит, чтобы там не потоптался среднестатистический землянин.
— Мы ежедневно пробегаем мимо, задевая, вклиниваясь. Лишняя книга на полке, третий носок на батарее — верные сигналы о том, что ты сошел с намеченной траектории жизни. Оступился. Заглянул туда, где идет настоящая борьба за жизнь на Земле.
Какой самый забавный закон физики?
— Изменение энтропии пропорционально массе тела. Впитываешь? Гравитация — не есть фундаментальное поле, а лишь «энтропийный эффект»! Это поле что-то вроде флогистона — «материального мифа»[17]… Таким образом, все Сущее и «частные поля» не являются проявлением некоего единого собирательного поля. Наша реальность — проекция глубинного уровня мироздания[18], а мы паразитируем на ней в виде струн, — уши мои вяли, когда Гоша объяснял мне теорию Омеги, активно жонглируя меняющимся набором терминов, ловко козыряя ими в нужный момент. Гравитоны, орбифолды, изменение центров масс.
— Человечество треть жизни проводит в пограничных состояниях — сон, бред, религиозный экстаз. Неужели кто-то считает, что все это проходит бесследно? Образование «зоны Альфа и Омега» связано с нестабильной фазой целого ряда частиц. Омега существует за счет ежегодного появления в зоне Альфа до 100 миллионов человек. Лишь немногие обыватели понимают, что ступили «не туда». Немногие из немногих относительно ловко передвигаются в «зоне Альфа».
— Когда волонтер входит в зону, его видно из внешнего мира. Но если он пойдет дальше, — на сей раз пауза была не театральной — у Гоши действительно пересохло горло. Он подошел к холодильнику, установленному не на кухне или столовой, а на площадке у верхнего лестничного пролета. Я остался на подоконнике и терпеливо не болтал ногами. Нынешнюю говорливость Гоши можно спугнуть любым неосторожным движением. Доктор вернулся с бутылкой «Krombacher» а.
— Обученные волонтеры кембриджской группы стабильно доходят до прохода между зонами. Здесь и происходит раздвоение — у человека появляется точный информационный двойник («ушлепок» по терминологии Гоши). Он и проваливается в неисследованную часть Вселенной. Потом мы под гипнозом вытаскиваем, отделился или нет ушлепок. Сам волонтер часто не помнит момента приближения к переходу и нестройное состояние ужаса, которое обычно случается во время разделения души и тела.