И нет никакого Бургдорфского педагогического института. Песталоцци с детьми снова оказался на улице.
Знал ли всю эту историю Наполеон или нет — неизвестно. Думаю, что вряд ли: первому консулу очень не понравился человек, который, прикрываясь вопросами явно сомнительного образования, на самом деле лезет в политики.
Наполеон не интересовался людьми, которые ему не нравились, предпочитая их забывать.
Вспоминается Станц?
Напрасно…
Совсем иная ситуация.
Да, его очередное учебное заведение закрыто. Да, он с учениками снова, можно сказать — в чистом поле.
Однако Песталоцци — уже знаменитый педагог. И по-прежнему любимый писатель. Его взгляды, описанные в книгах, широко известны. Они не только вызывают интерес. Есть множество свидетельств, что они приносят пользу.
Разные кантоны предлагают Иоганну Генриху Песталоцци приехать к ним, чтобы открыть свое учебное заведение. Они почитают за честь именно в своем кантоне видеть учебное заведение под руководством такого знаменитого человека.
У Штапфера, не умеющего (или не захотевшего) защитить своего друга, тоже вдруг появляются самые разные варианты продолжения работы Песталоцци. На этот раз он сам приглашает друга и с улыбкой предлагает несколько городов, где есть прекрасные здания, в которых можно открыть учебное заведение.
Песталоцци расстроен, разочарован. Но не страдает. Будущее уже не представляется неясным.
У него — впервые в жизни! — существует выбор. Ему 58 лет, он похоронил любимого сына. Но зато он твердо знает, что и как надо делать.
После некоторых раздумий Иоганн Генрих Песталоцци выбирает Ивердон — очередной небольшой городок на берегу озера, известный, правда, не своим сыром, а своими термальными банями. Что, согласитесь, особой роли не играет.
Выбирает, чтобы создать одно из самых известных учебных учреждений не только в то время, но и во всей истории человечества.
Его не очень тревожит факт, что снова — в который уж раз! — придется все начинать сначала. Он верен своей системе. Верен себе.
Он начинает новый этап своей жизни.
Часть одиннадцатая. Ивердон
Казалось бы, извилистая, но по большому счету абсолютно прямая дорога биографии нашего героя привела нас, дорогой читатель, к созданию Ивердонского института — главному делу жизни Иоганна Генриха Песталоцци.
Нашему герою почти 60. Много прожито и страданий, и радостей, и бед. Немало событий, которые, казалось бы, должны его изменить.
Но — нет. Он не меняется ни внешне, ни внутренне. Все так же бегает в чистых, но не аккуратно надетых штанах. Все так же полон идей и не знает отдыха. Конечно, седины в волосах прибавилось. Однако трудно найти в воспоминаниях о нем описание седого почтенного старца. Песталоцци таким не был никогда.
Есть люди, которые в старости страдают от болезней, но нашего героя хвори сопровождают всю жизнь, и потому они не являлись вестниками прожитых лет. Есть те, кто в старости хочет остепениться, но у Песталоцци явно никогда не было такого желания. Немало найдется и тех, кто в зрелые годы предпочитает жить воспоминаниями — Песталоцци живет только будущим.
Через 20 лет в знаменитой книге «Лебединая песня» Песталоцци будет как бы подводить итоги своей жизни. Почему «как бы»? Потому что, с одной стороны, он понимает: он скоро умрет и необходимо высказать главное из того, что понял за жизнь; но с другой — живет мечтами о будущем Ивердонского института.
Согласимся, для многих из нас прошлое — это некое озеро, плавая в воспоминаниях, мы получаем удовольствие. Для нашего героя прошлое — то, от чего можно оттолкнуться для полета в будущее.
Опыт, как известно, «сын ошибок трудных». Ошибок было сделано немало, но, обратите внимание, наш герой с какой-то даже залихватской радостью их повторяет. Наступает на одни и те же грабли — потирает шишку на лбу и шагает себе дальше.
И, главное, ведь побеждает — создает, в итоге, самое знаменитое учебное учреждение в Европе. 20 лет оно работает, принося славу создателю, радость и пользу ученикам.
А потом закрывается.
Почему?
Потому что Песталоцци снова окажется плохим хозяйственником. Все те же вечные грабли…
Да что ж это такое! Великий педагог — и совершенно не умеет усваивать уроки собственной жизни!
Или не хочет?
Как ни покажется парадоксальным, к пониманию сути нашего героя нам поможет приблизиться одно понятие, которое в начале прошлого века безуспешно пытались внедрить и психологи, и социологи.
Звучит оно вполне лирически, даже нежно — «мильеза». Знаете ли вы, дорогой читатель, что это такое?
Я тоже не знал, пока не прочитал об этом у немецкого историка, психолога и социолога Франца Карла Мюллера-Лиера.
Сей господин не верил ни в какие объективные законы развития общества, был убежден, что оно движется лишь благодаря воле конкретных людей. Для того чтобы разобраться в том, как развивается личность, способная двигать процессами в обществе, он и ввел понятие «мильеза».
«Мильезой мы называем повреждение человека средой (Milieu), окружающим миром»[136].
Понимаете? В начале ХХ века была предпринята попытка внедрить термин, с помощью которого можно было бы определить тот вред, который наносит общественная среда человеку.
Удивительное дело! В ушедшем веке какие только эксперименты не проводились над людьми, а термин, характеризующий то, как окружающий мир отрицательно влияет на человека, — не прижился. Не захотелось человечеству сосредоточиваться на этом вопросе и использовать специальное слово, описывающее негативное влияние среды на личность.
А жаль… Думаю, если бы «мильезу» стали разрабатывать, говорить об этом влиянии было бы проще.
Какая связь между Песталоцци и красивым, но не прижившимся термином?
Мне кажется принципиально важным понять, что к нашему герою мильеза отношения не имеет вообще. Что, с одной стороны, поразительно, а с другой, как говорится, «многое объясняет».
Вот посмотрите, что получается: жизнь Песталоцци приходится на предреволюционные и революционные годы — годы страшные, нестабильные, когда жизнь только и делает, что меняется. Разумеется, все происходящее не может на него не влиять: он страдает, переживает, мучается; старается всем помочь, особенно детям, всем, чем только может.
Но среда почему-то не повреждает его. Мильезы нет. Он словно вовсе не хочет усваивать уроки социальной жизни, хочет идти вперед — несмотря, вопреки, упорно…
Как такое может быть? Благодаря чему человек, находясь внутри агрессивной среды, не позволяет ей не то что изменить себя, но даже просто — нанести себе повреждения? Как он умудряется любое поражение воспринимать не как пропасть и даже не как урок, но — как трамплин?
На мой взгляд, ответ на него один. У нашего героя была цель. Она же — смысл. Иоганн Генрих Песталоцци жил ради того, чтобы помогать детям. Самоуверенности в нем не было. Наоборот, — он весь создан из сомнений, как мозаика из камушков. Однако знал твердо: лучше, чем он, никто детей не выучит, не образует их.
Эта цель требовала от человека быть определенным, то есть иметь не только внятные взгляды, но и, если угодно, вполне твердое состояние сердца и души.
Песталоцци исходил из того, что его педагогическая система — универсальна. То есть по ней образовывать ребенка может любой человек. Как и положено всякой системе — она объективна.
Другое дело — создатель системы, ее автор. Он должен показывать, скажем попросту, не научно: правильное отношение к детям. Таким образом, он обязан думать о том, как сохранить лучшее в себе, вопреки воздействию среды. Чтобы не случилось никакой мильезы.
«С раннего утра до самой ночи, все время мои дети должны были видеть на моем лице и догадываться по моим губам, что всем сердцем я с ними, что их счастье — мое счастье, а их радость — моя радость»[137], — записывает наш герой в дневнике.
Такое нельзя сыграть. Дети не приемлют фальши. Таким человеком надо быть, коли уж господин Призвание привел тебя на педагогическое поприще. Если эта цель — этот смысл — суть необходимость жизни, то никакая мильеза не страшна: среда оказывается против тебя бессильной.
И никакие уроки тебе не важны. Ты не выстраиваешь свой путь логически, учитывая огрехи прошлого.
Просто идешь напролом. Как поезд.
Великий психолог ХХ века Виктор Франкл очень жестко и справедливо заметил: «Стремление к смыслу — это не бесплодное мечтание, не самообман, а, скорее, „самопрограммирование“»[138].
Вот ведь как оно получается: имея смысл и стремясь к нему, ты сознательно или подсознательно программируешь самого себя так, чтобы этот смысл не потерять. И тогда не случится никакой мильезы и самая агрессивная среда окажется бессильной.
Цель — она же смысл — определяет внутреннее состояние человека и, соответственно, его поведение.
На мой взгляд, это очень важный, если не важнейший вывод, который может сделать человек, размышляя о жизни Иоганна Генриха Песталоцци.
И пример. Если, конечно, хватит желания и сил ему следовать.
Итак, Песталоцци делает выбор и переезжает из одного небольшого швейцарского городка в другой.
Ивердон… Население около 15 тысяч. Невшательское озеро — одно из многих прекрасных швейцарских озер. Термальные бани. Ничего особенного. Разве что красивый замок, в котором когда-то проживали савойские герцоги. Его-то и отдают Иоганну Генриху Песталоцци под институт.
Огромный, находящийся в хорошем состоянии замок, а также искренняя доброжелательность городского начальства и определили выбор нашего героя.
Песталоцци — напомню еще раз — под 60 лет. По тем временам — глубокий старик. К тому же не вполне здоровый. Вообще, кажется невероятным, что болеющий с детства Иоганн Генрих дожил до глубокой старости. Страдающий недугом его сын едва успел перевалить свое тридцатилетие. Жена умрет, не дожив до восьмидесяти. Песталоцци переживет всех: он успеет отпраздновать восьмидесятилетие. Что ска