Имя этого человека известно, но — да простит меня читатель — я не хочу его называть: стоит ли вспоминать имя предателя? Назовем его господин Ш.
Господин Ш. ставил своей целью не только заработать как можно больше, но и прославиться. И если в достижении первой цели я, понятно, помешать ему никак не могу, то в достижении второй — могу: просто не сообщу его имени потомкам.
Не думаю, что нам так важно понять, каким именно образом господин Ш. подвел Ивердонский институт к разорению. Важно, что он это сделал, а наш герой такому повороту событий практически не сопротивлялся.
Почему?
И потому, что до последнего верил своему сотруднику-другу. И потому, как мы уже говорили, что Песталоцци всегда пасовал, когда надо было бороться с конкретными людьми. Не хотел тратить время на борьбу, — слишком уж много находилось дел помимо этого.
Это была жесткая позиция, четко выраженная в этих, например, строках: «…если ты, вместо того чтобы творить добро, станешь бороться против зла, то ты ничего не сделаешь на пользу добру, а только разобьешь себе голову о стену. К вящей пользе зла. <…> Чем сильнее твое окружение сопротивляется существу твоих конечных целей, тем более ты должен придерживаться только творения добра, а мимо зла проходить так, как если бы его не было»[150].
Сколько книг написано про необходимость мести! В том числе и великих, — вспомним, например, «Графа Монтекристо». Сколько фильмов, в том числе замечательных, предлагают нам сопереживать герою, который одержим местью тем, кто его когда-то обидел.
Песталоцци исходил из другого: он строил, а не разрушал. Писал книги, создавал учебные заведения… Вступать в борьбу за них не считал нужным, не мог, не умел. Не хотел.
Кроме того, не стоит забывать: в год закрытия института нашему герою исполнилось 79 лет. Замечу, это были годы жизни весьма и весьма активной и весьма и весьма нелегкой, — полной предательств и потерь. И, что немаловажно: полной самых разнообразных болезней.
Песталоцци устал. У него не был сил не только на борьбу, но даже на то, чтобы понять, с кем именно и за что именно необходимо бороться.
К тому же, закрывая в феврале 1825 года Ивердонский институт в связи с отсутствием средств, Песталоцци считал, что это закрытие временное.
Мой любимый вопрос: почему?
Потому что был убежден: столь известное учреждение, созданное столь знаменитым человеком, навсегда погибнуть не может. Возродится непременно…
Шутки, которые играют с нами слава и популярность, никогда не бывают добрыми, — они всегда злые. Песталоцци был убежден: его слава, в конце концов, победит любые препоны. Его кумиру, Руссо, слава спасла жизнь, значит, ему спасет институт.
Поехал Песталоцци в Нейгоф, к своему любимому внуку, в свою усадьбу, где когда-то вместе с Анной создал свое первое учебное заведение, где началось великое дело строительства народных школ.
Но на этот раз он ехал туда не строить, а писать.
Жизнь заканчивалась. Он хорошо это понимал.
«Мне теперь восемьдесят лет, а в этом возрасте любой совершает ошибку, если не считается с близкой смертью»[151], — совершенно справедливо заметил наш герой.
Иоганн Генрих Песталоцци не мог позволить жизни окончиться просто так, без подведения итогов.
Он ведь привык любые итоги изливать на бумаге. А тут все-таки итоги жизни, как никак…
Мечтая о возрождении своего института, Иоганн Генрих Песталоцци ехал в Нейгоф писать «Лебединую песню».
Ехал умирать.
Часть двенадцатая. «Лебединая песня». Смерть и попытка бессмертия
Итак, Песталоцци едет в свою усадьбу к любимому внуку Готлибу.
Яков — сын Песталоцци — умер, когда Готлибу исполнилось три года. Хотелось бы написать, что дед заменил внуку отца, но это было бы, мягко говоря, преувеличением: душа, сердце, время, раздумья, короче говоря, весь Песталоцци принадлежал только своему делу.
Правда, во время коротких встреч с Готлибом Песталоцци пытался стать для мальчика тем, кем был для него самого дед Андреас. Но то ли встречи были не такими частыми, то ли Готлиб, действительно, не имел способностей ни к каким наукам, однако Песталоцци решил: внук к наукам не способен, отдавать его учиться — значит, бороться с природой ребенка.
Ивердонский институт открылся, когда Готлибу исполнилось семь лет. То есть время, когда внук должен был пойти в школу, приходится как раз на время расцвета Ивердона. Согласитесь: любой дед — руководитель знаменитого учебного заведения — непременно взял бы собственного внука себе под крыло.
Песталоцци не был любым. Поняв, что внук не склонен к наукам, а значит, обучение станет для него мукой, дед, разумеется, способствовал тому, чтобы Готлиб получил общие знания, но затем отправил его учиться кожевенному делу.
Помните, как назывался кружок, в котором будущий великий педагог немножко занимался революцией? «Гельветическое общество „У скорняков“». Не в память ли о юности Песталоцци выбрал внуку именно это ремесло? Или, действительно, увидел у него таланты скорняка (можно ли их разглядеть у мальчишки?). Но, так или иначе, круг замкнулся.
Когда Песталоцци приехал в Нейгоф, его внук был вполне сформировавшимся 27-летним молодым человеком.
У Готлиба родился сын — правнук Песталоцци, которому дали имя Карл.
Карл вырос, поначалу выбрал военную карьеру, но затем сменил ружье на перо — стал ученым, профессором Цюрихского политехникума.
Бог не дал Карлу детей. И на нем род Песталоцци закончился.
На фамильном гербе Песталоцци изображен лев, то ли лежащий, то ли прыгающий между двумя ключами. Я ни разу не специалист по геральдике и понимаю, что художник вкладывал некую символику.
Но чем больше изучал я жизнь своего героя, тем больше мне начинало казаться, что один ключ — это тот, что «открывает» его работу, его педагогическую деятельность. К этому ключу стремится лев, на этот ключ смотрит.
Второй ключ — всё, что касается личной жизни: жена, сын, внук. То есть всё то, что не имеет отношения к работе. К этому ключу лев повернулся своим хвостом…
Может, геральдически это неверная расшифровка. Но, на мой взгляд, она очень точно отражает жизненные приоритеты нашего героя.
Итак, 79-летний старец приезжает в Нейгоф, чтобы подвести итоги своей жизни.
Когда-то я придумал пословицу: если ты не подводишь итогов, — итоги подводят тебя. Это не про нашего героя. Подведение итогов — как раз излюбленное его занятие.
Песталоцци не просто переживает — страдает из-за закрытия Ивердонского института. Но Бог милостив, Его Промысел всегда добр. Он дает нашему герою важное дело: написать итоговую книгу.
Однако до конца жизни, до последнего своего вздоха Песталоцци надеется, что Ивердон возродится. Вспоминая прошлое, все равно мечтает о будущем. По-другому он не умеет.
Нейгоф. Его собственный дом. Здесь все напоминает о молодости, о первой попытке создать школу, об Анне и Якове. Все ушли, покинули его…
Иоганн Генрих Песталоцци редко бывал настолько аккуратен. Рисунок. XIX в.
Старая школа в Бирре. Рисунок. XIX в.
Не надо быть особо сентиментальным человеком, чтобы загрустить, вернувшись в свою юность. Особенно если тебе почти восемьдесят и ты постоянно ощущаешь дыхание приближающейся смерти.
Но Иоганн Генрих Песталоцци приехал в Нейгоф не грустить, а подводить итоги.
Согласимся, надо иметь определенную смелость и огромную веру, которая делает человека бесстрашным перед лицом смерти, чтобы назвать свою книгу «Лебединая песня».
Вообще-то лебеди, как известно, не поют. Но существует народное поверье: перед смертью у лебедя вдруг появляется голос, и он поет невероятно красивую песню.
Человек, назвавший свое произведение «Лебединой песней», понимает, что оно — последнее. Им движет желание договорить, досказать, дообъяснить. Успеть поведать о самом главном. Самому подвести итоги своей жизни так, как он считает нужным и правильным.
Когда герой твоего повествования подводит итоги своей жизни — это просто подарок для биографа. Ты ведь тоже должен подытожить — а тут, пожалуйста, — целая книга!
Потому так важна для нас «Лебединая песня».
Не ищите в ней ни страха смерти, ни какого-то элегически-красивого прощания с жизнью. У нашего героя не тот характер, не то восприятие жизни.
Песталоцци, как всегда, занимается делом.
Основа книги — очередной рассказ о системе.
Читая «Лебединую песню», создается ощущение, будто Песталоцци хочет рассказать буквально обо всем, что он понял про обучение детей, с максимальной полнотой раскрыть свои методы природосоответствия и элементарного образования. Все, все, все рассказать. До последней точки.
Он понимает, что «на потом» ничего оставлять нельзя, нет у него никакого «потом». Как боец, принимающий свой последний бой, бросает все гранаты, понимая, что погибнет, так Песталоцци кидает в читателя все слова, понимая, что договорить, дообъяснить не удастся.
«Или сейчас, или никогда» — вот основной принцип этой педагогической книги.
«Не знаю, нужно ли еще добавлять, что человек в моем возрасте часто и охотно прибегает к повторениям, — пишет Песталоцци в предисловии к „Лебединой песне“, — что даже чувствуя близость смерти, даже на смертном одре он не устает повторяться и до последнего вздоха не может досыта наговориться о предметах, все еще особенно близких его сердцу»[152].
Конечно, взаимоотношение человека со смертью — вопрос сложный, философский, сакральный. Не у всех хватает смелости в эти взаимоотношения вступить. Да и Господь не всем дает возможность приготовиться, подвести итоги.
Как мы уже сказали: Песталоцци относился к смерти со спокойствием истинно верующего человека. Он будто договорился, что она не придет раньше, чем он закончит свою «Лебединую песню». И, надо сказать, смерть его послушалась.