Приняв от Байч-Хараха полную пиалу, он отхлебнул и с удовольствием прожевал попавшуюся в напитке изюмину. Эти разбухшие перебродившие ягоды, иногда выскакивавшие из горлышка бутылки, он особенно ценил.
– Ну как жена? – осторожно спросил Байч-Харах, делая вид, что занят лущением обезьяньей серьги.
Исар вздохнул.
– А ты как думаешь?
– Думаю, что последний раз ты её видел больше месяца назад, она тебя чем-то обидела, и с тех пор ты боишься к ней приближаться.
Исар сел.
– Откуда ты знаешь?
Байч-Харах тоже сел.
– У меня жена с ней работает. Говорит, девочка несколько дней ходила как в воду опущенная после вашей встречи.
Исар помедлил, отправил в рот дольку весенней хурмы и запил остатками кываса.
– Тогда уж логично предположить, что это я её обидел.
– А ты обидел? – Байч-Харах склонил голову набок в жесте заинтересованности, но Исару стало не по себе. Не родную дочь Байч-Хараха же он обидел, и не перед ним ему отвечать за свои поступки. Но всё же признался:
– Я не ожидал, что она… станет стараться быть полезной. И не постарался для неё.
– В следующий раз не оплошай, – пожал плечами Байч-Харах и снова наполнил пиалы. – Ты вот сейчас приехал со мной повидаться, а к ней-то заходить собираешься?
– Да я… не собирался вообще в столицу, так вышло, пришлось сорваться. А её надо за месяц предупреждать, она сказала.
Байч-Харах вздохнул и улёгся обратно на подушки.
– Дело твоё и жена твоя. Мой секретарь настаивает, чтобы я бесплатно советов не давал, – усмехнулся он.
Исар фыркнул.
– Можно подумать, тут есть о чём советовать. Это же, ну… Формальность. Ей от отца отвертеться, мне в обществе шикануть. А так у каждого своя жизнь, о том и был уговор.
– Так-то да, – задумчиво протянул Байч-Харах, и Исар почувствовал в его тоне замаскированное осуждение, – но мне всё же кажется, что ты мог бы извлечь из этой формальности чуть больше пользы. Она молодая девочка, впечатлительная. А ты как-то не спешишь производить впечатление.
Исар разозлился. В юности он, в отличие от многих однокашников, Байч-Хараху никогда не завидовал. Хотя тот был и красивее, и успешнее, популярнее у женщин. Исар получал удовольствие просто от общения с ним, а свою жизнь был готов как-нибудь выстроить и без оглядки на чужие достижения. И выстроил же. Несмотря на травму, на уродство, на смерть супруги. Имя Рубчего было на слуху, дело горело, и он с ним справлялся. Пусть он не запрыгнул так высоко, как Байч-Харах, но его устраивала собственная жизнь.
Ну, за исключением одной мелочи. О которой Байч-Харах делал вид, что что-то понимает.
– Какое ещё впечатление! – выпалил Исар, заставив Байч-Хараха нервно оглянуться на двери детских комнат. Он сбавил громкость, чтобы не разбудить демонёнка в юбке, но возмущения не отбавил. – Ты знаешь, что она мне сказала? Уши у меня смешно шевелятся! Не могла даже напрячься и спокойно сказать, что я ей неприятен, нет, надо было такое выдумать!
– А, – флегматично изрёк Байч-Харах, закладывая руки за голову.
– А?! – передразнил его Исар. Байч-Харах ведь всегда был чутким, неужто на новой должности нос забился?!
– Как я и сказал, она тебя обидела. Уймись, друг, думаешь, я на своём веку мало оскорблений выслушал?
Исар смутился. Он сам уродом прожил только шесть лет, а Байч-Харах больше двенадцати, да и потерял он гораздо больше, а потому оскорбления наверняка отзывались ему больнее.
– Ну просто, – он выпятил губы, прикидывая, как бы так пожаловаться другу, чтобы всё-таки добиться сочувствия, – что я ей сделал, чтобы так насмехаться?
Байч-Харах некоторое время молча разглядывал потолок, как будто не каждый день его видел.
– А ты знаешь, – изрёк он наконец, – откуда люди произошли?
– В смысле? – Исар моргнул. Друга потянуло поболтать на темы его второй специальности? Тут Исар ему не собеседник. – Ну это, Старый бог там катышей навалял… и что там дальше, ты лучше меня помнишь.
– Мгм, – удовлетворённо хмыкнул Байч-Харах. – А вот земная наука доказала, что мы – разновидность зверей.
– Мы – это муданжцы, что ли?! – возмутился Исар.
– Люди.
Исар немного успокоился. Если земляне хотят верить во всякие бредни о себе, его это не волнует.
– Ну мало ли, что они там удумали. У них своя вера, у нас своя.
– Н-да, только маленький нюанс, – Байч-Харах, как всегда, любил блеснуть редким словечком. – Если бы то, что они “удумали”, нас не касалось, то они не смогли бы нас лечить своими методами.
Пока Исар на полухмельную голову это осмыслял, Байч-Харах сел и вперился взглядом ему в лицо.
– Вот тебе глаза сделали? Сделали. Потому что они всё знают о том, как человек устроен. А из устройства человека ясно видно, что он раньше был зверем.
Исар слышал всякие домыслы от малознающих жителей затерянных деревень, что они-де от медведя или от барса пошли.
– И каким же зверем?
– Никаким из тех, что мы теперь знаем, – сказал Байч-Харах, окончательно сбив Исара с толку. – Тех зверей, которыми мы были, больше нет. Это как… Вот жил когда-то отец твоего отца. Теперь его нет, но есть ты.
– Ну допустим, – кивнул Исар, всё ещё не понимая, почему Байч-Харах заговорил об этом вместо того, чтобы вместе поругаться на грубость Арай.
– А как звери прислушиваются? – внезапно спросил Байч-Харах и налил им ещё по одной.
– Ну…
Исар поставил слегка вогнутые ладони вертикально и покрутил ими, изображая звериные уши.
– Мгм, – снова сказал Байч-Харах. – А люди так могут?
– Нет, – с нажимом ответил Исар, которому уже поднадоела эта игра в загадки.
Байч-Харах поднял не очень ровно держащийся указательный палец и напустил на себя вид Старейшины, изрекающего мудрость.
– А мышцы, чтобы вертеть ушами, у нас есть.
Исара настолько выбил из колеи этот внезапный поворот разговора, что он даже не соотнёс его с со своей жалобой на жену.
– То есть они есть, но не работают? – уточнил он, отхлёбывая ещё кываса, и пожевал очередную изюминку.
– У большинства не работают, – поправил Байч-Харах. – У меня, например. У некоторых работают. У моих сыновей у обоих.
Исар с сомнением посмотрел на остатки куваса в бутылке. Кажется, он слишком много выпил для этого разговора.
– Погоди. Ты хочешь сказать, что раньше люди были зверями и крутили ушами, а теперь стали людьми и… разучились?
– Я хочу сказать, что единственное разумное объяснение, почему у людей есть ушные мышцы – это что они раньше были нужны, а теперь нет. А у жены у твоей мир с ног на голову перевернулся, потому что одно дело – в учебнике почитать про изыскания каких-то давно мёртвых землян, а другое – живой ты, у которого при каждом слове уши чуть не подпрыгивают. Это целители, понимаешь, они обращают внимание совсем не на то, на что все остальные.
Исар даже отодвинулся, чтобы видеть Байч-Хараха более общим планом.
– Ты хочешь сказать, – снова сказал он, запуская пальцы под волосы, чтобы поскрести затылок, и почувствовал, как под ладонью его ухо действительно ползёт вверх, – что она так на уши засмотрелась, что рожи не заметила?
Байч-Харах пожал одним плечом.
– Легко. Говорю же, целители. У меня жена иногда прямо за столом сыну снимки отрезанных внутренних органов показывает, и сидят оба, ахают-умиляются, как будто там произведение искусства.
Исар поморщился.
– Но моя пока только личинка целителя. Думаешь, уже?
– Лиза говорит, она очень способная. Говорит, мыслит правильно, – многозначительно произнёс Байч-Харах.
Замутнённый кэвасом мозг Исара понял это так, что шансы у него есть, но на снимки органов смотреть придётся. В равной степени обнадёженный и встревоженный, Исар разлил им на двоих остатки волшебной жидкости и вытряс себе в рот последние изюминки.
Тут внешняя дверь распахнулась, и в их тихий мужской мирок вломилась воинственно выглядящая Хотон-хон с каким-то меховым свёртком, а за ней старший сын Байч-Хараха и двое переполошённых полицейских.
– Вы не можете подвергать Ахмад-хона такой опасности!!! – выл один из полицейских, в то время как другой что-то тихо говорил в телефон.
– Младенец вам опасность?! – рыкнул на них князь Кир.
Землянка, ничего не объясняя, прошла прямиком к мужу, присела рядом и вручила ему меховой свёрток. Исар видел, как у неё раздуваются ноздри от ярости. В следующую секунду в комнату ворвались несколько дворцовых охранников с оружием, но застыли, увидев свёрток у Байч-Хараха.
В его больших руках было просторнее, чем в женских, и чёрный свёрток немного развернулся. Исар увидел мохнатое ухо, довольную линию рта и маленький чёрный нос. Рот причмокнул.
– Боги всемогущие, – прошептал Байч-Харах, разглядывая добычу жены. – Где ты его взяла?
– Как мы успели понять, – дрожащим от раздражения, но тихим голосом пояснила Хотон-хон, – его приволок невесть откуда некий охотник с восточного побережья. Филин спугнул его, когда он возвращался домой. С клеткой. Охотник сбежал. А полиция вместо того, чтобы ловить его и допрашивать, у кого он украл младенца и жива ли мать, погнались за мной с требованием изолировать опасного зверя.
По её интонации Исар понял, что сейчас тут станет жарко и громко.
– Тс-с-с, Алёночка спит, – предупредил Байч-Харах. И, отклонившись, чтобы видеть других подчинённых за женой, кивнул им: – Можете все идти.
– Но Ахмад-хон, мы не можем вас оставить с хищником…
– Это слепой котёнок, – тихо рыкнул Байч-Харах.
Хотон-хон снова встала. На её бледном лице было видно каждую венку, а поджатые губы подрагивали.
– Если я ещё раз, – с расстановкой произнесла она, – услышу что-то про то, как он опасен, – она сделала шаг в сторону полицейских и охранников, и они отодвинулись, – я вас каждого прокляну.
В наступившей тишине Байч-Харах обратился к сыну:
– Позови Чачу.
Странноватый секретарь явился буквально через минуту – в течение которой Хотон-хон взглядом удерживала охранников на расстоянии, – и хотя время было уже позднее, при полном параде. Он протиснулся между охранниками и впитал представшее взгляду зрелище.