Когда я возвращаюсь в гостиную, девочка уже разделалась со своей порцией леопардьей смеси, и Азамат с Чачей пристраивают её спать в переносную люльку.
– Ветеринар сказал, грелку ещё надо, – тихо напоминает Чача, так что я бегу за грелкой.
Азамат хочет поставить люльку у нас в спальне, но тут вдруг Чача вцепляется в ручки.
– Ахмад-хон, давайте я ночью подежурю.
– Да ладно, – удивляется Азамат, – и так тебя во внеурочное время вызвали. Иди отдыхай.
– Я подежурю, – настаивает Чача. – Мне нетрудно просыпаться каждые три часа. Я умею программировать свой сон.
– Не сомневаюсь, – улыбается Азамат. – Но вообще-то я тоже.
– Вы потревожите Хотон-хон, – приводит новый аргумент Чача.
– Так я сейчас улечу, – напоминаю, – а потом ещё буду анализатор гонять. Хорошо если к завтраку получу правильную смесь.
– Ветеринар проинструктировал меня, как массировать мочевой пузырь детёныша, – не отступает Чача. – Это необходимо, иначе…
– Ладно, – вздыхает Азамат. – Хочешь – дежурь. Но тогда оставайся здесь на ночь, вон, в гостевой спальне.
Чача только этого и ждал – подхватил люльку и скрылся за дверью.
– Вы, э-э… – подаёт голос Рубчий, о котором в эти напряжённые минуты все напрочь забыли, – часто так ночи проводите?
– Лиза с Киром часто, – отвечает за меня Азамат. – Меня обычно не подключают, но тут, видишь, особая ситуация.
– И… – Рубчий кидает на меня ещё один странный взгляд, – ночами по планете летают?
– Ну а как ты хотел? – фыркаю я. – Чтобы все строго днём болели?
Тут является Кир с пакетом еды, и мы отчаливаем, оставляя Азамата отвечать на дурацкие вопросы его друга, не познавшего ещё прелести жизни с работающей женой.
В унгуце, пока Кир рулит, я пытаюсь дозвониться Ирлику. Это обычно непросто: у него и так-то семь пятниц на неделе, а теперь эти семь пятниц размазаны ровным слоем по обитаемой Вселенной. То на Земле конференция, то на Эспаге фестиваль, то в какой-то никому неизвестной галактике внезапно взбрело бунт спровоцировать. Я, в принципе, рада, что он не на Муданге такими вещами развлекается – когда соединяешь в себе функции бога огня, смеха, лжи, войны и науки, эту гремучую смесь лучше выплёскивать подальше и по чуть-чуть. Но поймать Ирлика стало совершенно невозможно.
Трубку он берёт только через час. Связь отвратная – всё трещит, прерывается, а когда не прерывается, я слышу своё эхо вместо его ответов. У него на том конце ещё и шумно – музыка, какие-то вопли. Поорав в трубку минут пять, я вроде бы справляюсь с тем, чтобы объяснить ему проблему, хоть и не поручусь, но из обрывков его ответа понимаю, что в ближайшую неделю он до Муданга не доберётся.
Не то чтобы Ирлик пренебрегал своими обязанностями. Во всяком случае, он уверял, что нашёл себе каких-то помощников, чтобы вели хозяйство в Царстве мёртвых в его отсутствие, а гуйхалахи он сам старался сразу записывать в список дел, чтобы потом исполнять скопом, штук по двести—триста за раз. Какие-то вопросы делегировал Умукху, а то и даже Укун-Тингир, благо она наконец научилась пользоваться телефоном. Хотя удовольствие с ней общаться по-прежнему довольно сомнительное.
Но, увы, по вопросам, связанным с Ирликовыми детищами, ни один другой бог помочь не мог. Если людей они обычно знали по именам, то хозяева леса для них – все на одну морду.
В конце концов, будь у Ирлика свой духовник, он мог бы быть в курсе, ведь Ирликов духовник должен был бы предоставлять свои услуги не только людям. Но если у Ирлика когда и были духовники, они давно умерли. Во время пленения Ирлика в его месяц вообще никто не рождался, а с тех пор прошло слишком мало лет, и детки, рождённые под покровительством огненного бога, не успели вырасти и выучиться.
Короче говоря, как обычно, в делах богов – бардак.
– Без шансов? – спрашивает Кир, который и не надеялся особо на помощь Ирлика. Это далеко не первый раз, когда наш покровитель в нужный момент оказывается недоступен.
– По крайней мере полдюжины дней надо продержаться самим, – вздыхаю я. – Надеюсь, Хос найдёт родителей.
Вариант, что мамы детёныша уже нет в живых, мы не обсуждаем. Вероятность этого не так уж велика – подстрелить взрослую демоницу далеко не просто. Гораздо более вероятно, что охотник стащил кошечку из логова, пока мать ходила на охоту. Однако странно, что мать не примчалась на писк котёнка, да и птицы не донесли, что логово разворовано…
– Кому, интересно, он собирался её продать? Дебил, – шипит Кир, высматривая изображении с инфракрасной камеры маячок, отмечающий дом знающего. – Вряд ли для себя же крал, должен был понимать, что они его найдут.
Меня эти вопросы интересуют мало. Скорее всего, мужику представилась какая-то неожиданная возможность, так что он схватил котёнка прежде, чем придумал, что с ним делать. Впрочем, если бы котёнок имел шансы выжить в неволе, покупатели нашлись бы. На Муданге-то, может, кого и привлекала мысль держать хозяина леса в качестве питомца или слуги, но таким трофеем не похвастаешься – отберут, а тебя загребут. Вот на том же Гарнете – другое дело. Заполучить настоящую разумную инопланетную тварь… Могу себе представить, сколько за такое могут отвалить. Или не могу.
Мы садимся перед Авьясовым домом – хозяин уже маячит в освещённом проёме двери. Я не трачу времени на любезности, а сразу, по его указующему жесту, вбегаю на кухню, где моя давнишняя знакомая неуклюже трёт стол мокрой тряпкой. Её котёнка нигде не видно, но он мне и не нужен.
– Привет, – выпаливаю я, соображая, что так просто мне никто ничего не даст, надо ещё убедить. – Послушай, мы отобрали у плохого человека маленького котёнка. Голодного. Ему нужна помощь. Пожалуйста…
– Молока мало, – огрызается хозяйка леса, не глядя на меня, и в её голосе я слышу намёк на рычание. – Не могу двоих кормить.
– Я не прошу кормить, – продолжаю. Не знаю уж, что сам Авьяс понял из Кировых объяснений, и что смог донести до своей служанки. – Я хочу сделать сама. Искусственно. Но я не знаю, какое оно, ваше молоко. Оно же отличается от нашего? И от диких кошек?
Дикими кошками хозяева леса называют обычных, не превращающихся в людей барсов, ягуаров и прочих кошачьих помельче. Это немного забавно – можно подумать, сами хозяева леса домашние или цивилизованные.
Кошка косится на меня недоверчивым взглядом.
– Ты пить хочешь?
Я стараюсь не представлять то, что она себе представила, чтобы не заржать неуместно.
– Не совсем, – говорю, ставя на стол пакет доставая из него молокоотсос. Тут проще показать, чем рассказывать. Только теперь я задумываюсь, не очень ли страшно выглядит сам прибор. Это для меня он простой, маленький и на аккумуляторе, а ей, может, было бы понятнее что-то такое ручное с грушей… – Вот этим, – я приближаю насадку прибора к себе делаю всасывающие звуки, а потом показываю нижнее деление на бутылочке: – Вот столько. Чуть-чуть.
– Покажи, – мрачно требует она.
Я соображаю, что она хочет увидеть процесс, убедиться в его безопасности. Надо было сообразить взять два молокоотсоса для демонстрации. Очень не хочется стерилизованный прибор загрязнять своей микрофлорой.
– Не могу, у меня нет молока, – говорю я в надежде, что этой причины будет достаточно. Если придётся объяснять ей про микрофлору, мы тут до послезавтра.
Она с большим подозрением рассматривает мою грудь. Сама она под одеждой кажется плоской, как мальчишка. Надо думать, хозяева леса не отращивают вторичные половые признаки, подобные людским.
– Ты разве не чуешь? – нахожусь я.
Она принюхивается и удовлетворяется, что молоком от меня не пахнет. Её взгляд на прибор не становится добрее, и я решаю поднажать.
– Котёнок умирает. Мы ищем его маму, но можем не успеть.
Она фыркает и, не меняя выражения лица, быстро раздёргивает лацканы поношенного диля. Груди у неё действительно считай нет. Молочные железы выпирают маленькими шариками под тонкой кожей. Похоже, что за раз в них и не образуется больше тех самых пяти-восьми процентов веса детёныша. Немудрено, что двоих сразу кошка не прокормит. Пониже желёз вся грудная клетка поросла тонкой, мягкой, недлинной шерстью. Я соображаю, что никогда не видела Хоса без рубашки.
– Сама, – рыкает хозяйка леса, отбирая у меня аппарат и принимаясь пристраивать его к себе. Я осторожно указываю ей, где нажать на кнопочку. Машинка начинает тихо жужжать, и кошка пугается, но не бросает прибор. – Не больно, – говорит она с лёгким удивлением.
Я киваю, боясь спугнуть её добрую волю. Прямо вижу, как сдувается шарик железы. Надеюсь, я не очень сильно объем её котёнка.
– Хватит, – говорю, едва молоко в бутылочке приблизительно подходит к первой отметке. Для анализов мне много не надо, а у кошки и правда его очень мало.
Она тут же отрывает от себя прибор и пихает мне, так что я едва не роняю его, пытаясь ухватить.
– Спасибо, – выталкиваю я заготовленное слово и теряюсь, что ещё сказать. Угощения я не прихватила, да и Авьяс, по словам Атех, хорошо её кормит. – Я расскажу Авьясу, как всё получится…
– Если сдохнет, не говори мне, – отрезает хозяйка леса, запахивает диль и исчезает из кухни.
Я выхожу со своим трофеем в прихожую, где Кир занимает Авьяса разговором. Наверное, разузнавал, как демоница о своём детёныше заботится. При виде бутылочки Авьяс слабо улыбается.
– Удачи.
– От кого она родила? – не удерживаюсь я.
– Молодой кот мимо проходил, – вздыхает Авьяс. – По осени они дурные. В прежние годы я к ней никого не пускал, а тут так совпало, меня не было. Ей тоже в сезон крышу сносит. Теперь вот только фырчит, если о нём заговорить, а первые месяца два жмурилась. Говорит, котёнок на него похож. Вы это… – Авьяс мешкает. Мои с ним отношения никак не изменились со времён, когда я лечила его дочь, и ему, похоже, неловко. – Если что получится… Может, поделитесь искусственным? А то у неё там кошкины слёзы. Она говорит, у всех так, но не знаю, где она тех всех видела…