Анализатор пищит второй раз. Я сама достаю распечатку результата. Ба-а, да там динофлагелляты! И много как… Из одной устрицы столько не получишь. Как же Чача не заметил, что съел целое… блюдо? Нет, подождите. Я быстро проверяю свою базу по изученным муданжским биотоксинам. Не блюдо. Для такой концентрации он должен был канистру их съесть. Или, что гораздо вероятнее, ему подсыпали так называемый устричный порошок.
Порошков этих существует некоторый спектр. Их получают из разных видов морских моллюсков, и у каждого свои свойства. Известнее всего те, что содержат нейротоксины – их в малых дозах используют как приворотное зелье, хотя действие не так уж и похоже на приворот. Но есть и парализующие, и вызывающие амнезию.
Короче, я очень быстро ставлю анализатор генерировать антидот, а сама бегу заливать в Чачу сорбенты. Это мы ему ещё промывание устроили довольно быстро, и то вон какая концентрация, а если бы Азамат его не приволок?..
– Думаю, что его пытались отравить нарочно, – тихо говорю Азамату. – Пускай эти в трактире ищут устричный порошок.
Азамат тут же выходит отдать распоряжения, но потом опять возвращается. И вовремя – у Чачи снова судороги. Рановато я его на кровать затащила, как бы не скатился. К счастью, Азамат помогает придержать.
– Ахмад-хон, – сипит Чача. – Я у… умираю…
– Конечно, нет, – заверяет его Азамат.
Я припоминаю, как Чача вопил, что вот-вот помрёт, когда мы его только привезли. Н-да, сейчас-то он похуже себя чувствует, надо думать.
– Шакальи… – внезапно говорит Чача, уставившись на Азамата. – задворки. Красный дом. Пожалуйста…
Дети подают мне стаканчик с электролитным раствором, и я принимаюсь поить Чачу, так что больше он уже не говорит. Потом сорбенты, антидот, кислородная маска…
Когда пациент наконец стабилизирован, мы перевозим его в интенсивную терапию, и я наконец могу вздохнуть спокойно. Время уже хорошо послеобеденное.
– Как прогноз? – спрашивает Азамат, который, похоже, с тех пор, как вышел из процедурной, ждал меня в фойе, пугая там больных и их родственников. Ну или нет – судя по тому, что он принёс мне перекусить. Интересно, обедал ли сам?
– Ну, я вполне уверена, что он выживет, но посмотрим, как соображать будет, – признаюсь я. – Некоторые устричные порошки нарушают работу мозга. Мне не понравилось, что он бред какой-то говорил.
– Это был не бред, – возражает Азамат. – Шакальи задворки – это деревня к югу от Имн-Билча. Там живёт его мать. Я сразу, как вышел, попросил Алтонгирела туда слетать, привезти её. Наверное, скоро будет.
– Думаешь, Чача хотел её увидеть? – спрашиваю с сомнением. – Он хоть раз упоминал о семье?
Азамат мотает головой.
– Думаю, что он просил меня о ней позаботиться. Чача очень скрытный. И если у него есть такие враги, что готовы его отравить, немудрено, что он не распространяется о близких. Но, по-моему, лучше пускай с ним побудет кто-то родной.
– Ну может быть.
Я добываю себе кофе из кофемашины, которая стоит тут только для землян, потому что муданжцы считают то, что мы делаем с кофе, кощунством. Добыв наполненный стаканчик, я замираю, потому что взгляд мой упирается в стеклянные двери, а в них входят Алтонгирел, старушка, двое мальчишек лет пяти-семи, сильно похожие на Чачу, и молодая, до одури красивая и очень беременная женщина.
В интенсивную терапию я никого не пускаю, но там есть окно, в которое на пациента можно посмотреть. К счастью, Арай, заметившая у меня в одной руке хурму, а в другой онигири, смекает и сама отводит семью Чачи удостовериться, что он жив и находится на лечении, а потом приводит обратно – нечего им в коридоре толпиться.
– Это что, жена его? – приглушённым голосом спрашивает Азамат у Алтоши,
пока семейство не слышит. И хорошо, что спрашивает, а то я уже готова
подавиться от любопытства.
– Выходит, да, – разводит руками Алтоша. – Я сам обалдел. И они все живут в
одном доме. Мать, жена и сыновья. Безумие какое-то.
– Со слугами хоть? – уточняет Азамат. Меня веселит, как муданжцы не могут себе представить, что две женщины способны вести хозяйство, но, с другой стороны, в деревенском доме – то крышу починить, то дрова нарубить, и правда без мужика нелегко.
– Говорят, соседи помогают за монетку, – поясняет Алтонгирел. – Я спросил, что их духовник думает по этому поводу, а они говорят, духовник у них умер уже лет восемь как. Поженил их и на следующий день испустил дух.
Взгляд Азамата становится напряжённым.
– Ты что-то об этом знаешь? – спрашиваю я, наконец дожевав свой рис.
– Н-нет, так, напомнило одну песню.
Он отмахивается.
Арай возвращает Чачину родню в фойе и, заметив отсутствие еды у меня в руках, просит поговорить в сторонке.
– Они что-то натворили? – беспокоюсь я. Этих диких муданжцев в палаты вообще пускать нельзя.
– Нет, я насчёт этой… кражи.
– А! – я хлопаю себя по лбу. – Точно, я хотела с Азаматом поговорить и договор почитать. Сейчас…
– Хотон-хон, подождите! – выпаливает Арай. – Я… на самом деле не думаю, что это Чикир меня обокрал. Я думаю, он действительно не знал, откуда украшения.
– Но он должен был понимать, что они какие-то мутные. С чего бы иначе ему заплатили за то, чтобы продать украшения подальше от столицы?
– Ну, я не знаю, что он понимал, – Арай нервно сцепляет и расцепляет руки.– Но мне кажется, он не стал бы у меня красть. Репей – тот да, он вечно у моего шкафчика шарится, записки подбрасывает, в угол меня зажимает и всё такое…
– Чего? – удивляюсь я. – В угол зажимает? А чего молчим?
Она пожимает плечами.
– Да они все так делают, и студенты, и лаборанты. Просто Репей больше всех.
Я хлопаю себя по лбу второй раз. Ну что их теперь, всех выгонять?! Отстранять от занятий? А толку? Мне нужны студенты, да и Дэн новых лаборантов будет искать и обучать ещё два года! Но если у лаборантов хотя бы можно вычесть из зарплаты моральный ущерб, то с моими-то оборванцами что делать? Они ведь действительно без гроша… На исправительные работы у них времени нет. Ну не пороть же, в самом деле…
– Но Чикир из них самый нормальный, – продолжает Арай. – Он обычно просто внимания на меня не обращает. Поэтому я не думаю, что это он. И ещё, в тот день я видела Репья у Дома целителей, когда шла на рынок, и ему сказала, куда я, потому что он прицепился. Он знал, что меня дома не будет. А Чикир, он из очень бедной семьи, единственный сын из шестерых детей. Если бы он зашёл в ту лачугу, что я снимала… Правда, не думаю, что он стал бы у меня красть.
В пользу её версии говорит то, что Чикир не пытался защититься, взывая к муданжской шовинистской демагогии.
– Ты Исару эти свои идеи излагала?
Арай кивнула.
– А о том, что тебя парни травят?
Арай отводит взгляд.
– Я не хочу, чтобы он думал, что мне тут плохо.
Мне не нравится эта формулировка.
– Он давит на тебя, чтобы бросила программу?
Арай мнётся.
– Вроде бы нет. То есть, он пару раз сказал что-то такое, но потом я думала, что он об этом, а он вообще о другом говорил… Короче, я не знаю точно, но…
Но провоцировать не хочет, понимаю я.
– Ладно, вот что, – решаю я. – Чикиру придётся вернуть то, что он получил за продажу драгоценностей, но в остальном я его оставлю в покое под твою ответственность. Пока он не создаёт тебе проблем, не трону. И я ему это объясню. Насчёт остальных – подумаем, что с ними делать.
Удостоверившись, что её устраивает такой вариант, я возвращаюсь к мужу, который, судя по воркующим интонациям, успокаивает мать Чачи. Жена и мальчишки жмутся к кофейному автомату, но всё равно постоянно оказываются на дороге. Не помогает и то, что жена Чачи обладает какой-то невменяемой, нечеловеческой красотой, так что даже мне трудно отвести взгляд, а уж проходящим мужикам и подавно.
– Может, вам в зал ожидания пойти или в столовую? – предлагаю я. – Он скорее всего до завтра будет спать.
– Да нам бы найти, где переночевать, – вздыхает старушка. – Только вот на улицу выходить боязно. На Камышинку мужики слетаются, как мухи, мы и двух шагов не пройдём. И на постоялом дворе страшновато.
Я кошусь на Азамата, мол, не забрать ли их во дворец, но он почему-то качает головой.
– Мы вас проводим, – предлагает он немного неуверенно. – Я знаю хороший постоялый двор, где вас никто не побеспокоит…
– А, – внезапно встревает Арай, – хотите ко мне? У меня большой дом, и там только я. Тут идти два шага!
– А мы вас не очень побеспокоим? – спрашивает жена Чачи, видимо, Камышинка.
– И муж не будет против? Мы же с мальчиками…
Я закатываю глаза. Конечно, в дом женщины не положено приводить чужих мальчиков, даже маленьких.
– Нет, ничего, – заверяет Арай. – Он у меня добрый.
Азамат приподнимает брови, но вызывается вместе с Алтошей проводить семейство до дома Арай. Судя по тому, как быстро он возвращается – я успеваю только выпить ещё стаканчик кофе, – идти и правда всего ничего.
– Надеюсь, Исар и правда не против, – вздыхает он, подходя. – Мне он никогда не казался человеком, который без вопросов пустит чужаков в дом своей жены.
– Мне кажется, Арай нашла к нему подход, – неуверенно замечаю я. – Ну или по крайней мере в процессе поиска. А чего ты не предложил им во дворце пожить?
– Ирнчин не пустит, – качает головой Азамат. – Эта женщина… Камышинка. С ней что-то не то. Мне кажется, она не человек.
– Ну интересное кино, – фыркаю я. – Ирлика и Хоса пускает как-то. Да и кто она по-твоему? На хозяйку леса не похожа.
– Не похожа, – соглашается Азамат. – Но… Мать Чачи сказала, что на неё все слетаются. Мне кажется, дело не только в её, хм, внешности. От неё веет чем-то таким… Как будто приманивает.
Я кошусь на него исподлобья.
– Тебя и Алтошу не приманило вроде.
– Ну, Алтонгирела такими штуками не проймёшь, он сильный духовник. А я… – он смущается, и мой взгляд становится пристальнее. – Поначалу это почувствовал, но… Я же знаю, что прекраснее моей жены никого на свете нет, так что я удивился. И понял, что это ощущение какое-то… искусственное, что ли.