Я р е м ч у к. Она была неправа, но и ты…
Б е с к а р а в а й н ы й. Я погорячился. Среди ночи из дому ушел. Крикнул на прощание, что никогда не вернусь к ней. А назавтра, когда уходил мой поезд, Степаниды с детьми уже не было. Я думал, она у матери. Думал, пересердится, одумается. Я поехал один. Проучить ее хотел. А потом…
Я р е м ч у к. Ты оставил детей. А ты знаешь, что такое для меня дети. Как мне тяжело было их растить после смерти жены.
Б е с к а р а в а й н ы й. Я любил ее. Я хотел помириться, а она не захотела. Сбежала. Сколько я потом разыскивал их… И тебе писал с фронта, с Севера. Ты что-нибудь знаешь о них?
Пауза.
Я р е м ч у к. Я по делу к тебе.
Б е с к а р а в а й н ы й. Слушаю.
Я р е м ч у к. Ты подписал приказ, чтобы почти весь металл отдавать на блоки?
Б е с к а р а в а й н ы й. Да. Это было необходимо.
Я р е м ч у к. И я говорю — необходимо. Но я прочитал этот приказ только вчера. Случайно. На столе у начальника цеха. Тебя не интересует, почему его до сих пор не вывесили в цехе?
Б е с к а р а в а й н ы й. Очевидно, это невнимательность Рогули?
Я р е м ч у к. Невнимательность? И не больше? А мне кажется, что это хитрый маневр, подвох.
Б е с к а р а в а й н ы й. Какой там маневр! Зачем он Рогуле?
Я р е м ч у к. Чтобы подставить тебе ножку. Думаешь, Рогуле не хочется, чтобы тот, кто пришел на его место, сел в ту же самую лужу, что и он?
Б е с к а р а в а й н ы й. Без фактов подобные обвинения — нуль.
Я р е м ч у к. Нет, ты не психолог!
Б е с к а р а в а й н ы й. Привыкли тут жить, как пауки в банке. Рогуля на тебя, ты на Рогулю… Оставь его в покое. Лежачего не бьют.
Я р е м ч у к. Он не лежачий. Он только прилег, притаился, чтобы сделать прыжок.
Б е с к а р а в а й н ы й. Не пугай, не пугай. Не боюсь.
Я р е м ч у к. Есть такие люди… И ножом тебя режут, и языком тебя лижут. Присмотрись к Рогуле. Подумай. Ты слишком доверчив и слишком горяч.
Б е с к а р а в а й н ы й. А ты чересчур подозрителен и холоден к людям.
Я р е м ч у к уходит. Из концертного зала выходят М а р и н а П е т р о в н а и п р о ф е с с о р.
П р о ф е с с о р. Искра божья у мальчика есть.
М а р и н а П е т р о в н а. Правда, ведь есть?
П р о ф е с с о р. Безусловно.
Из зала выходят К р у г л я к, Ж а н н а, Л е о н и д, К о л я, В о в а, С а н я. В центре И в а с ь. Ему на ходу пожимают руку. С а н я чмокает брата в щеку. И в а с ь нерешительно остановился возле столика, за который сел п р о ф е с с о р, и тот улыбнулся ему.
Что вам сказать, молодой человек? Как выразился один классик, еще не все талантливое у нас самостоятельно и не все самостоятельное талантливо. Но композитор из вас получится. Талант у вас есть.
К р у г л я к. В наше время талант — не проблема. Но шефство необходимо. Мой личный опыт как молодого писателя…
Б е с к а р а в а й н ы й. Речь идет о композиторах, товарищ Кругляк.
П р о ф е с с о р (Ивасю). Скажите, симфония имеет программу?
И в а с ь. Программу? Я как-то не думал об этом… Я назвал свою симфонию «Радостный берег». Помните, у Пушкина?
На берег радостный выносит
Мою ладью девятый вал.
Это победа человека. Победа человеческого в человеке.
К р у г л я к. «Человек — это звучит гордо», как сказал наш бессмертный Максим в своих мемуарах.
С а н я. Не в мемуарах! А в пьесе «На дне»!
К р у г л я к. Какая разница! Просто я перепутал цитату.
П р о ф е с с о р. Победа в человеке человеческого. Это глубокая тема, чрезвычайно глубокая и сложная… (Больше себе, чем Ивасю.) И дорога к радости не всегда бывает радостной.
Д е ж у р н а я. Товарищ директор, к телефону вас Киев.
Б е с к а р а в а й н ы й (профессору). Я не прощаюсь?..
П р о ф е с с о р. Я приглашен вашей супругой к вам на обед.
Б е с к а р а в а й н ы й. Вот и прекрасно. (Уходит.)
К р у г л я к (профессору). Прошу сфотографироваться для заводской газеты. (Марине Петровне.) И вас. С вашим учеником.
М а р и н а П е т р о в н а. А потом товарищ Кругляк по привычке подпишет под фото: «С теплой материнской улыбкой Бескаравайная беседует с учеником»?
К р у г л я к. Интимность в подтекстовках — мой стиль. Прошу, прошу на солнышко.
Все идут к выходу.
Д е ж у р н а я (задерживает Марину Петровну). Это вы директорша Бескаравайная будете?
М а р и н а П е т р о в н а. Я — педагог консерватории Бескаравайная.
Д е ж у р н а я. Я и говорю, что директорша. (Таинственно.) Вас тут одна гражданочка спрашивает.
К р у г л я к (с порога). Марина Петровна, мы вас ждем.
М а р и н а П е т р о в н а. Нет, я, серьезно, не буду…
К р у г л я к (обиженно). Как хотите. (Уходит.)
М а р и н а П е т р о в н а (дежурной). Где ж она, эта женщина?
Д е ж у р н а я. Она в малом фойе.
Д е ж у р н а я выходит. М а р и н а П е т р о в н а садится в кресло к авансцене, устало зажмурила глаза. К ней медленно идет С т е п а н и д а, пристально всматриваясь в ее лицо.
С т е п а н и д а. Вот вы какая…
Пауза.
М а р и н а П е т р о в н а удивленно поднимает на нее глаза.
Не такая уж и красивая. Не такая и молодая.
М а р и н а П е т р о в н а (улыбается). Вовсе не красивая и давно уже не молодая… Это вы меня спрашивали?
С т е п а н и д а. Сколько лет как вы замужем?
М а р и н а П е т р о в н а. Не понимаю… Для чего это вам?
С т е п а н и д а. Лет двадцать?
М а р и н а П е т р о в н а. Двенадцать… Но, извините…
С т е п а н и д а. Значит, он не на вас меня променял. Меня он бросил двадцать лет назад.
М а р и н а П е т р о в н а (пораженная). Вы… Это вы? Степанида?!
С т е п а н и д а (усаживаясь в кресло напротив). Степанида Гавриловна.
М а р и н а П е т р о в н а. Боже мой!.. Неужели?!.. Как мы искали… Как он искал!
Пауза.
Все эти годы мы только и думали… Он только и думал о них… И ни слова… Ни весточки…
С т е п а н и д а. Вам нужно уехать отсюда. Это будет лучше. И для него. И для детей.
М а р и н а П е т р о в н а. Они… с вами?
С т е п а н и д а. Со мной.
М а р и н а П е т р о в н а (просияв). Живы, живы Степанида. Так вы его любите?
Пауза.
Тогда уговорите. Пусть уедет отсюда. И оставит меня в покое.
М а р и н а П е т р о в н а. Чтобы он уехал? И не встретился с детьми? Но это так жестоко… Так жестоко… (Степаниде которая поднялась с кресла.) Куда же вы? Я не пущу вас. Вы слышите? Он должен, должен увидеть детей…
С т е п а н и д а (твердо). Нет, не должен.
М а р и н а П е т р о в н а. Я понимаю… может быть, он и заслужил эту жестокость. Но неужели вы никогда, никогда не думали… А что, если в вашем горе не только он виноват?
С т е п а н и д а. Не думала?!
Пауза.
Наверное, ему и в самом деле было со мной тяжело. Но, гражданка Бескаравайная… Когда я носила эту фамилию, то и мне с ним нелегко приходилось. (Говорит больше себе, чем собеседнице.) Двое малышей на руках… Комнатенка метров девять или десять. Тут, бывало, и варю, и пеленки стираю. И жду. Его жду. Каждый день, каждый день до позднего вечера. Другие мужья хлопочут, заявления подают на квартиры, а мой только и знает — завод да завод. Или еще рабфак. Или субботники, воскресники… Тяжело. Намекнешь, напомнишь — таким волком на тебя посмотрит, будто ты его на кражу толкаешь. Ночью придет и за книги. При живом муже жила, как вдова. А на заводе не нахвалятся люди: растет Бескаравайный…
М а р и н а П е т р о в н а. Боже мой, как все сложно!
С т е п а н и д а. Изо дня в день он все выше и выше. Вижу, как забирает его кто-то у меня, а задержать не могу. Кругом ведь он прав, одна я виновата…
М а р и н а П е т р о в н а. Я не прошу, чтобы вы простили. Пожалейте его.
С т е п а н и д а (с порывом). Да поймите же вы… Двадцать лет, двадцать лет я учила детей, что отец их — подлый человек. А теперь что делать? Пополам делить вину? Чтобы мои дети от меня отшатнулись? Вруньей, клеветницей назвали? Да они, они ведь у меня — все. Все, что в жизни осталось.
Пауза.
Пускай едет Василь от греха. А то дети узнают, что это он их отец, пусть не обижается тогда.
М а р и н а П е т р о в н а (в отчаянии). Не скажу! Не скажу я этого. Он ночей недосыпает. У него такая работа!.. Такие неприятности.
С т е п а н и д а. Вот вам письмо для него. Прочтите раньше сами. Подготовьте его, чтобы не было как гром среди ясного неба. Тут есть все, чтобы он отсюда уехал. Прощайте.
М а р и н а П е т р о в н а (безнадежно). Прощайте…
Призаводская аллея. Между деревьями два больших полотнища: «Реконструкция литейного цеха — дело чести всего завода» и «Слава передовикам из бригады Черешни!» Входят К р у г л я к и к и н о о п е р а т о р.
К р у г л я к. Погода для съемок классическая. Здесь будете снимать? Под лозунгами?
К и н о о п е р а т о р. Немного официально. Я думаю, лучше где-нибудь сбоку… А ваши ребята не забыли, что им нужно здесь собраться после смены?
К р у г л я к. Не беспокойтесь: я обеспечил… (Берет у собеседника сигарету из пачки.) Из-за границы привезли?
К и н о о п е р а т о р. Да. Австрийские.
К р у г л я к. Счастливчик! Завидую я вам, кинорежиссерам.
К и н о о п е р а т о р. Я оператор.
К р у г л я к. Все равно. Из мира искусства. А мне не везет. Пишу, пишу и никак не пробьюсь. Только знаменитых печатают, потому что у них знакомства, связи. Одним словом — шакалы!