М а р и н а П е т р о в н а (Ивасю). Вы придете к нам завтра?
И в а с ь. Нет, не смогу: завтра у сестры помолвка.
Б е с к а р а в а й н ы й. Передай сестре мои поздравления. За хорошего человека выходит?
И в а с ь. Да вы его знаете. Валерий Трегуб.
М а р и н а П е т р о в н а (дает Ивасю обрывки нот, тихо). Вот возьмите. Истерика — плохой советчик.
И в а с ь (берет ноты. Тихо, со злостью). Все равно сожгу. Это ложь. (Выходит.)
Б е с к а р а в а й н ы й. Ну и парень! Брода не ищет, глазами не косит.
Пауза.
Хотел бы я, чтобы у меня был такой сын. Что с тобой, Марина?
М а р и н а П е т р о в н а. Я устала… Нет. Неправду говорю. Я хотела тебя попросить… Я никогда тебя ни о чем не просила…
Б е с к а р а в а й н ы й. Э-э, какая увертюра!
М а р и н а П е т р о в н а. Василий… Помнишь, когда ты прислал мне письмо и позвал к себе на Север, разве я хоть слово…
Б е с к а р а в а й н ы й. Вот тебе и на! Задним числом требуешь благодарности за жертву?
М а р и н а П е т р о в н а. Слово какое… нехорошее.
Б е с к а р а в а й н ы й. Очень точное слово. То, что ты оставила столичную консерваторию и отправилась к белым медведям, это была жертва.
М а р и н а П е т р о в н а отвернулась, заплакала.
Пауза.
Ты плачешь? Ну, чего ты, Марина? Что с тобой? Скажи. Я не привык… Я никогда не видел… Ты должна мне сказать, что с тобой.
М а р и н а П е т р о в н а. Вася… (Решившись.) Уедем отсюда!
Б е с к а р а в а й н ы й. Вот тебе на!
М а р и н а П е т р о в н а. Не спрашивай. Ничего не спрашивай.
Б е с к а р а в а й н ы й. Что, анонимок начиталась? Признавайся…
М а р и н а П е т р о в н а. Не знаю… Надо быть мужественной. Я всегда старалась быть такой. Даже там, на Севере, когда наш ребенок…
Б е с к а р а в а й н ы й. Терять детей всегда тяжело.
М а р и н а П е т р о в н а. Я не видела твоих сына и дочь. Мне даже снилось иногда, что мы их нашли. А сегодня я проснулась после такого сна и подумала: а что если ты их в самом деле найдешь? Только не любящих, не родных, а чужих. Совсем, совсем чужих. Понимаешь? Таких, которые ненавидят?
Б е с к а р а в а й н ы й. За что?!
М а р и н а П е т р о в н а. Разве такие вещи диктуются логикой? Разве не могла твоя первая жена воспитать детей твоими врагами?
Б е с к а р а в а й н ы й (в тяжелом раздумье). Не знаю… Возможно… А почему это тебе пришло в голову? И при чем тут твоя просьба? (Ужаснувшись от догадки.) Ты что-нибудь знаешь о детях? Они… здесь?
М а р и н а П е т р о в н а. Прочти письмо.
Б е с к а р а в а й н ы й. Письмо?
М а р и н а П е т р о в н а (одними губами). Вот оно… на столе…
Тяжелое молчание. Б е с к а р а в а й н ы й нашел письмо. Читает его. Письмо падает из рук.
Не молчи, Василий… Ты не имеешь права молчать.
Входит Я р е м ч у к.
Я р е м ч у к. Извините, я без звонка. У вас двери не заперты.
Б е с к а р а в а й н ы й. Ты… ты все знал? Знал о детях и молчал? Ты обманул меня?
Я р е м ч у к. Я слово дал… Степаниде дал слово, что никогда не выдам ее, не скажу, где она.
Б е с к а р а в а й н ы й. Вот ее письмо!
Я р е м ч у к. Значит, я вовремя пришел.
Б е с к а р а в а й н ы й. Вовремя? Чтобы попрощаться со мной? Мне теперь остается на край света сбежать!
Я р е м ч у к. Неправда, Василий. Ты не уедешь отсюда. Ты не можешь уехать. Не имеешь права.
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Кабинет директора завода. По кабинету взад и вперед ходит Б е с к а р а в а й н ы й. За ним К р у г л я к с пачкой газет.
К р у г л я к. Василий Миронович…
Б е с к а р а в а й н ы й. Я не хочу вас больше слушать, Кругляк.
К р у г л я к. Поймите: это же скандал! Политический скандал! Редактор хочет меня уволить с работы… Людей, которых пресса в данный момент поднимает на щит, называют в цехе карьеристами, шкурниками…
Б е с к а р а в а й н ы й. А вы поинтересовались у Рогули — почему?
К р у г л я к. Необходимо ваше вмешательство. Личное. Срочное.
Б е с к а р а в а й н ы й. Что я могу?
К р у г л я к. Всё. Вы строили в тундре гиганты, достигли всесоюзных вершин. Неужели у вас не хватит сил, чтобы таких горлохватов…
Б е с к а р а в а й н ы й. Это не горлохваты, а честные хлопцы. Они ошибаются, но искренне считают, что оскорблены их лучшие чувства.
К р у г л я к. Возможно. Но в данный момент чувства для нас не проблема. Под ударом авторитет заводской печати. Даже областной частично. Посмотрите, что делается… (Читает.) «Слава и честь разведчикам будущего», «Их имена будут записаны на…» Так что же это получается? Наврали газеты?
Б е с к а р а в а й н ы й. Не газеты, а вы.
К р у г л я к. Я согласовал все фамилии.
Б е с к а р а в а й н ы й. «Согласовал фамилии»… Кто вас просил лезть казенным пером в такие святые дела? Еще только из земли ростки пробиваются, а вы их уже рекламой топчете.
К р у г л я к. Умываете руки? А мне что делать прикажете? Опровержение сочинять: «Герои у нас не герои, а подвиги не подвиги»?..
Б е с к а р а в а й н ы й. Не беспокойтесь. Бригада без вас реабилитирует себя.
Входит Я р е м ч у к.
К р у г л я к. Нет, не любите вы, товарищ Бескаравайный, завод. Не болеете за его авторитет.
Я р е м ч у к. Регламент, регламент, Кругляк.
К р у г л я к. Регламент? Это для нас не проблема. (Выходит.)
Я р е м ч у к. Не понимаю тебя, Василий. Убиваешь драгоценное время на какую-то балаболку, а ребят моих не принял.
Б е с к а р а в а й н ы й (с болью). Я… не мог их принять.
С е к р е т а р ь (входит). Там товарищ Рогуля.
Б е с к а р а в а й н ы й. Я ведь просил…
Р о г у л я (входит, отстранив секретаря). Не принимаете? Цербера поставили возле дверей?
Я р е м ч у к. Не волнуйтесь так, Рогуля. В нашем возрасте от этого бывает инфаркт.
Р о г у л я. Я удивляюсь, что у меня до сих пор его нет. Кто вам дал право, Бескаравайный, распространять обо мне по заводу гнусные слухи? Я по вашему личному приказанию даю на блоки металл, а мне пришивают какую-то «психологическую диверсию»! Это ваш термин?
Б е с к а р а в а й н ы й. Не претендую на авторство, но могу подписаться.
Р о г у л я. Под чем? Под тем, что я диверсант?
Я р е м ч у к. Вы нарочно перевели бригаду Черешни на блоки и нарочно скрыли от собрания, что это будет выгодное место. Использовали искренние чувства наших ребят и посмеялись над ними.
Б е с к а р а в а й н ы й. Так кто же вы такой, Рогуля?
Р о г у л я. Вас интересует моя биография?
Б е с к а р а в а й н ы й. Нет. С анкетой у вас, очевидно, все в порядке.
Р о г у л я. У меня вообще все в порядке. Я не залетаю в космос, как вы, и не имею связей в разных сферах и стратосферах. Но здесь, на земле, меня знают в достаточно высоких инстанциях.
Я р е м ч у к. «Знают»… По доносам и жалобам?
Р о г у л я. Хватит с меня, наслушался. Может быть, еще и анонимки Рогуле припишете?
Б е с к а р а в а й н ы й. А разве не вы их писали?
Р о г у л я. Ну, знаете… Так вот, чтобы не было больше слухов о каких-то анонимках, я вам в глаза говорю, что написал куда надо официальное заявление.
Б е с к а р а в а й н ы й. Только на меня? Или на все руководство завода?
Р о г у л я. Нет! Представьте, что на себя. Я честно, по-партийному признал свою бесхребетность.
Б е с к а р а в а й н ы й. Какой блестящий самоанализ!
Р о г у л я. Я поймался на вашу удочку, Бескаравайный, позволил себя задавить вашим дутым авторитетом и не сигнализировал своевременно о задуманном вами преступлении.
Б е с к а р а в а й н ы й. В чем преступление?
Р о г у л я. Вы, чтобы выслужиться там, наверху, пошли на авантюру. Хотели заработать славу на рабочем горбе. Разве это не преступно? И вот результат: заявления, заявления… Рабочие увольняются, бегут из моего цеха. А я предупреждал, что так будет. За это меня сняли с директорства и поставили вас, гения. Но я утверждал и утверждаю: ни гений, ни сам бог Саваоф ни черта не сделают там, где нужен рубль. Не энтузиазм, а рупь, обыкновеннейший рублишко.
Я р е м ч у к. Вот она, ваша философия.
Р о г у л я. Это не моя философия. Это жизненные законы. Мы, понимаешь, на новую экономику переходим, боремся за повышение материального уровня, а кое-кто рабочему классу наступает на горло. Довольно ездить на энтузиазме!
Б е с к а р а в а й н ы й. Не спекулируйте цитатами. Рабочие обойдутся без таких адвокатов. Вы воображаете, что если вам удалось на какое-то время замутить воду в цехе, то вы уже победитель? Надеетесь, что молодежь свою душу за копейку продаст? Не дождетесь, Рогуля! Не дождетесь!
Р о г у л я. Я партбилет положу, а докажу, что и у вас теперь ничего не получится.
Я р е м ч у к. А я докажу, что получится, и никому не отдам свой партбилет.
Р о г у л я. Вы залезли рабочим в карман! И никто не позволит вам зарабатывать себе ордена.
Б е с к а р а в а й н ы й. Вон!
Я р е м ч у к (Бескаравайному). Береги нервы.
Р о г у л я. Вы еще никогда не спотыкались, Бескаравайный, а можно споткнуться. Даже имея всесоюзный авторитет.
Я р е м ч у к. Приберегите ваш апломб для доноса.
Р о г у л я (с порога). Даже имея таких друзей, которые вас выживали из партии! (Хлопнув дверью, уходит.)
Б е с к а р а в а й н ы й. Весь раскрылся… Ты был прав. Какая мразь! После разговора с таким надо под душ!
Я р е м ч у к. Вот ты уже наполовину седым сделался, а все такой же буйный.
Пауза.
Выбрось его из головы и прими моих ребят.
Б е с к а р а в а й н ы й. Я приму их. Но не сегодня. Не сейчас. Пантелеймон, мне надо, чтобы время прошло. Я не знаю, хватит ли у меня выдержки. Там… Ивась…