Т е р е н т и й (хватается за щеку, стонет). М-м… Товарищ Белкин, у меня от вас зубы болят!
Б е л к и н. То есть?..
Т е р е н т и й. Когда я вас вижу, у меня зуб дергает! М-м…
Б е л к и н. Мне нет дела до ваших зубов! Я заявляю вам, что я этого так не оставлю! Я не позволю подрывать партийный авторитет! Линия партии — это… Это партийная линия!.. Да!
Т е р е н т и й. М-м… Что он говорит о партийной линии?
Б е л к и н. Мне нужна машина! Я еду в район! Да!
Т е р е н т и й (подходит к бороне). Товарищ Белкин… М-м… Подойди сюда, Белкин.
Б е л к и н (подходит, недоуменно). Ну?
Т е р е н т и й (приподнимает борону). Помоги… Раз-два, взяли!.. Что же вы, Белкин?
Б е л к и н. Шуточки! Шуточки!
Т е р е н т и й. М-м, треклятый… Какие тут, к черту, шуточки! Вещь лежит не на месте. Ее надо убрать. Говорю — вещь лежит не на месте.
Б е л к и н. Ах, так… Это значит… Издеваетесь?! Издеваетесь?!
Т е р е н т и й. Дайте ему ключи, Сидор Сидорович, пусть его едет, пусть жалуется!
Разъяренный Б е л к и н хватает ключи и убегает.
Т е р е н т и й. Сразу легче… Перестал, ей-богу, перестал!
К и с е л ь. Кто перестал?
Т е р е н т и й. Зуб перестало дергать. Уф, до чего хорошо!
К и с е л ь. На деле болит или для виду прикидываешься?
Т е р е н т и й. Кой черт прикидываешься! Небо с овчинку… Сначала без всякой системы болел, а потом только на Белкина. Да на тебя иногда подергивало.
К и с е л ь начинает потихоньку смеяться, потом хохочет.
Поднимают борону, уносят. Подходят А г н и я С е р г е е в н а и К у п и д о н.
А г н и я С е р г е е в н а (причесанная, в новом платье). На собрание-то мог трезвый прийти, от людей стыдно, хоть совсем никуда не показывайся, и куда мои глаза смотрели, когда за тебя шла!
К у п и д о н. Ты постой, ты постой… Как эт-так?
А г н и я С е р г е е в н а. Ты мне жизнь искалечил, каждый день, как за ребенком малым, а у меня работа, на меня люди смотрят, а ты бражку хлещешь да чуб на бигуди закручиваешь, не хочу тебя видеть!
К у п и д о н. Ты погоди, ты погоди… Ну, посидим, ну, поговорим…
А г н и я С е р г е е в н а. Что с тобой говорить, сегодня пять коробов наобещаешь — завтра опять за старое, что с тобой говорить, и мне-то что теперь делать, детей трое, хоть разорвись.
К у п и д о н. Как эт-так? Тут борона была. Тут все время борона была. А? Нету теперь бороны.
А г н и я С е р г е е в н а. Да зачем тебе борона, боже мой, наказание какое!
К у п и д о н. На ней сидеть можно было. Сидишь — и воду видишь, и мост видишь, и деревню видишь.
А г н и я С е р г е е в н а. Боже мой, борона не для того, чтобы сидеть, борона для того, чтобы боронить.
К у п и д о н (тоскливо). Под ней ящерицы жили. Две ящерки зеленые, меня знали. Я на борону сяду, они наверх вылезут, на солнце греются, на меня смотрят. Как эт-так? Они теперь в другое место уйдут.
А г н и я С е р г е е в н а. И пусть уходят, и чего ты по земле шаришь, будто пятачок потерял, да что у меня за муж такой, срам один, ящерицы ему нужны, когда жена вот-вот его бросит, что делать-то без меня будешь, господи, трое детей, как же дети-то?
К у п и д о н. Нету бороны. Скушно без бороны-то!
Агния Сергеев на. Пойдем-ка домой, люди вон идут, ты уж при людях не пори ерунды, а то ведь и вовсе жить невозможно, да сиди, сиди — прикрою тебя…
Проходит д е в у ш к а, за ней г а р м о н и с т. Поют.
А г н и я С е р г е е в н а. И откуда ты только взялся, ни на кого не похож, и что это, стыдно ведь, не могу я больше, мне только тридцать, да ты хоть под ноги-то смотри да за меня держись, и что это, сил нет…
К у п и д о н. Ящерки… Две… Зеленые такие…
А г н и я С е р г е е в н а уводит К у п и д о н а. Выходит слева Л и п а с подойником, справа — С и д о р и х а.
С и д о р и х а. А я к тебе, соседушка. Не сидится одной-то.
Л и п а. Ты уж, соседка, попозже забеги, пирогами угощу. Мне еще на третий участок, Марфины коровы не доены.
С и д о р и х а. Пирожки — это хорошо. Пирожки я люблю. А Марфа что не пошла?
Л и п а. Говорит, внучка снова приболела.
С и д о р и х а. Доктора бы позвали.
Л и п а. Нету его, по вызову пошел и доселе не вернулся.
С и д о р и х а. Мне бы тоже его повидать.
Л и п а. Да на что тебе?
С и д о р и х а. А поцеловать хочу.
Л и п а. Эка шальная баба!
С и д о р и х а. Это он кашу-то заварил, что сегодня на собрании расхлебывали. У Терентия, видать, раньше духу недоставало.
Л и п а. И сказка не сразу сказывается. Да ты что больно располнела, соседушка?
С и д о р и х а (распахнувшись, вытаскивает трехлитровую бутыль настойки). Я все на пуды меряю. Вот… хотела подарочек подарить.
Л и п а. Али праздник?
С и д о р и х а. Праздник не праздник, а весело.
Л и п а. Тебе все весело.
С и д о р и х а. Нынче особенно, Олимпиадушка. Возьми-ка полпудовочку доктору своему. Кисель-то у меня теперь, смотришь, и человеком станет.
Л и п а. Что ты, милая, доктор у меня непьющий.
С и д о р и х а. Ну, все одно — не ему, так тебе к празднику сгодится. Другого ничего подарить не нашла.
Л и п а. Эка ты, матушка, навыворот все делаешь. Ну, потерпел бы подарочек до вечеру.
С и д о р и х а. Нельзя до вечеру. Вдруг к вечеру дарить жалко сделается. (Смеется.)
Л и п а. И что теперь с этой прорвой делать? Да и мне она ни к чему вроде.
С и д о р и х а. Ну?.. А давай на мосту оставим. Заместо свечки богородице. Вот кто-то найдет — обрадуется! (Хохочет.) А я тебе буренок доить помогу.
Л и п а. И то.
С и д о р и х а. А скажи, соседушка, как не повезло нынче Белкиным: и самого из правления вон, а того прежде и Дашку с птицефермы долой. Слышь, как народ-то кричал, чтоб другого парторгом выбрали, а?
Л и п а. Да, уж не бывать теперь Белкиным у власти, это точно. Уморил людей словами, а дела — чуть.
С и д о р и х а. Да! Знаешь ли?.. Дашка-то! И сказать срамно. В полюбовницы к моему Киселю лезет.
Л и п а. Будет врать-то!
С и д о р и х а. Чтоб мне провалиться! (Хохочет.) Сама видала, как обхаживает. Может, думала обратно на ферму попасть, может, так, по бабьему делу бесится. Леший знает, что у девки на уме. Да вон она идет, уж я ее сейчас пужану!..
Д а ш к а (подходит, поет).
Хорошо, подруги, вам,
Вы сидите по домам,
А я, горемышная,
Куда ни сяду — лишняя…
С и д о р и х а. Ишь, растрезвонилась, и стыда ни в одном глазу!
Д а ш к а (увидела Сидориху и Липу, поет с вызовом).
Завлеку так завлеку,
Пусть походит за реку,
За реку да по́ мосту
Пусть походит попусту!
С и д о р и х а. Попусту, как же!.. Эй, девушка! (Хохочет.)
Д а ш к а. Это вы ко мне?
С и д о р и х а. К тебе, милая. К тебе, лапушка! Чего это ты под моего Сидора подкоп ведешь, любезная?
Д а ш к а (отступает). Больно мне это нужно…
С и д о р и х а. Повадилась ты, я смотрю, чужие яйца воровать. Да как же ты, родимая, не убоялась меня? Я же тебя переломлю напополам, и вся не́долга.
Д а ш к а (остановилась). Ломай. Не жалко.
С и д о р и х а (тоже остановилась). Чего мелешь, непутевая?
Д а ш к а. Жить мне неохота — вот чего.
С и д о р и х а. Да ты что, девушка?
Д а ш к а. Сидора своего пожалела! Да плевать я на него хочу. Тоска. Тоска какая… Хотите — повешусь? (Хохочет, уходит.)
Л и п а. Эк ее выворачивает!
С и д о р и х а. Чего-то, подружка, мне жалко ее сделалось, прямо реветь охота.
Л и п а. Да ты идешь ли на ферму?
С и д о р и х а. Ты уж одна, Олимпиадушка, а я за Дашкой присмотрю, как бы не натворила чего…
Расходятся. Появляется б а б к а А н и с ь я. Увидела бутыль, крестится.
Б а б к а А н и с ь я. И что бы это такое значило? Обронил кто-то. Экая цистерна без пригляду! (Направляется к бутыли, ступает на проломленную Киселем доску, проваливается.) Ой, батюшки! Ой, лишенько! Провалилась по самые микитки. И что теперь делать? И не вылезешь. И бутыль окаянная перед глазами. Вот, прости господи, и видишь, да не возьмешь! Ай, больно! Согрешила, дура старая, на винцо позарилась. Теперь и до дому не доберешься. Эй, нет ли кого! Эй, эй!
Выходит И в а н с ржавой банкой.
Б а б к а А н и с ь я. Слава богу, живой человек нашелся. Помоги, касатик, повисла между небом и землей.
И в а н. Иду, иду! (Вытаскивает бабку Анисью.)
Б а б к а А н и с ь я (быстренько накрывает бутыль подолом). Ой, лишенько, ой, нога!..
И в а н. Здравствуй, бабка!
Б а б к а А н и с ь я. Да никак Ванька Олимпиадов?
И в а н. Признала, старая?
Б а б к а А н и с ь я. Как не признать… Приехал? Опять у меня по саду шастать будешь?
И в а н. А если и залезу, опять крапивой пороть начнешь?
Б а б к а А н и с ь я. Куды мне с такой верстой справиться… Ой, лишенько!
И в а н. Давай ногу посмотрю.
Б а б к а А н и с ь я (отодвигается). Шагай себе, шагай!
И в а н. Да ведь нога у тебя!
Б а б к а А н и с ь я. И у меня нога, и у тебя нога. У всех ноги. Проваливай.
И в а н. Да ведь врач я, бабка Анисья.
Б а б к а А н и с ь я. Нет уж, миленький, ты мою ногу не трожь. Хоть ты и врачом прозываешься, а неизвестно, какой ты лекарь. Я свово доктора дождусь. Все одно ему с вызова через мост идти.
И в а н. Я и делать ничего не буду, бабка. Посмотрю только.
Б а б к а А н и с ь я. А и смотреть нечего. Сломалась нога, и все тут. Я, может, в обиде на тебя. По городам разлетываешь, на родину раз в пять лет приезжаешь, — в обиде я, и все тут.