И в а н. И ты, Брут…
Б а б к а А н и с ь я. Не врут, а правду говорят. А ну, скажи мне, Ванька, почему ты в деревню не вернулся как обещал? Молчишь? И то ладно. Значит, не совсем сердце потерял.
И в а н. Ладно тебе, старая, душу точить.
Б а б к а А н и с ь я. То-то оно, что свою душу всякому жалко.
И в а н. А помнишь, бабка, когда я в институт уезжал, ни у кого в деревне муки не осталось.
Б а б к а А н и с ь я. Аи что из того?
И в а н. Хотел бы я понять, что виной тому.
Б а б к а А н и с ь я. А сами, касатик, сами виной.
И в а н. Как у тебя все просто, старая.
Б а б к а А н и с ь я. Хоть просто, хоть сложно, а только скажу я тебе, Ванька: свою землю, на которой родился, забыть — все равно что мать родную бросить. Ты должен был на эту землю вернуться и ей помогать, как матери помогаешь. Такое тебе мое слово. А теперь подставь лоб — поцелую. (Целует Ивана.)
И в а н. Бабка…
Б а б к а А н и с ь я. Ну, ну… А вон и доктор наш идет, смотри-ка! И сестренка твоя двоюродная с ним.
Подходят В а л е н т и н и Н а с т я.
Н а с т я. Братишка!
В а л е н т и н. Ванька! Приехал… Молодец! Мать каждый день пироги печет, каждое утро на дорогу смотрит.
И в а н. Настюха-то!.. Если бы не сестра мне, в жены бы взял.
Н а с т я. А я бы за тебя не пошла!
В а л е н т и н. Ну, рассказывай, что у вас там? Какие новости?
Удаляются.
Б а б к а А н и с ь я. А я, значит, хоть помри!
Остановились, возвращаются.
И в а н. Ногу повредила бабка, а мне в доверии отказано.
В а л е н т и н. А как ты думал? Для Обуховки особые специалисты нужны. Что с ногой, бабуся?
Б а б к а А н и с ь я. А леший ее знает, милок. Увидала я эту бутыль…
В а л е н т и н. Какую бутыль?
Б а б к а А н и с ь я (приоткрывает неохотно). Вот энту самую…
И в а н. Ого!
Б а б к а А н и с ь я. Хотела себе взять, а нога-то в это время и провались. Наказал господь.
И в а н. Бог спиртного не любит.
Б а б к а А н и с ь я. Много ты знаешь — любит, не любит… Слышь-ка, Валентин Петрович, Терентия-то председателем выбрали.
В а л е н т и н. Вот и отлично.
Б а б к а А н и с ь я. И Белкина шуганули.
В а л е н т и н. Еще того лучше…
Б а б к а А н и с ь я. Ой, касатик, осторожнее ногу-то!
В а л е н т и н. Извини, бабуся.
И в а н. Что же мне мать не написала? Когда Терентия выбирали?
Б а б к а А н и с ь я. Да только собрание кончилось. И мне слово давали.
И в а н. А тебе зачем?
Б а б к а А н и с ь я. А как же? Ясли велела организовать — все одно хата пустует. А мне с детишками понянчиться охота.
В а л е н т и н. В самое время ты приехал, Иван. Конец тишине, забурлит Обуховка. Ну, бабуся, пошли. Подлечишься немного.
Б а б к а А н и с ь я. Да как я пойду, родимый?
В а л е н т и н. Давай-ка я тебя на руках отнесу! (Поднимает бабку на руки.)
Б а б к а А н и с ь я. Да что ты, окаянный! Что ты, милок! Отродясь у мужика на руках не была!
И в а н. Ничего, бабка, терпи!..
Б а б к а А н и с ь я. Господи, спаси Христос!.. А вообще и не так плохо, коль хотите знать! То-то старухи завидовать станут! Стой, стой! Ванька, подай сюда бутыль!
И в а н подает бутыль.
Б а б к а А н и с ь я. Вот так… Ну, трогай!
И в а н. Идите, чемодан только возьму…
В а л е н т и н с б а б к о й А н и с ь е й и Н а с т я уходят. Появляется К а т е р и н а.
И в а н. Катя… Катерина Ивановна!
К а т е р и н а. Иван?
И в а н. Здравствуй, Катя.
К а т е р и н а. Здравствуй.
И в а н. Вот ты какая…
К а т е р и н а. Да и ты не тот, что прежде, Иван Николаевич.
И в а н. Как живешь?
К а т е р и н а. Хорошо.
И в а н. Хорошо?
К а т е р и н а. Конечно, хорошо. В правление выбрали, почет от народа. В институт поступила…
И в а н. Да? В какой?
К а т е р и н а. Животноводом буду.
И в а н. А помнишь, артисткой мечтала стать? Анну Каренину в школе играла…
К а т е р и н а. У нас на селе каждая баба Анна Каренина, а животноводов нету.
И в а н. Мать писала, ты замуж вышла?
К а т е р и н а. Не тебя же ждать.
И в а н. Катя… Знаю, и перед людьми, и перед тобой не сдержал слова… Обидел тебя?
К а т е р и н а. Что старое поминать, Иван Николаевич.
И в а н. Все думал, нынче не успел — на будущий год победу. А на будущий год опять не успел.
К а т е р и н а. Что оправдываешься? Было и было… Странно как: ты деревню бросил, а другой, городской, твое место, в деревне занял…
И в а н. Прости, Катя.
К а т е р и н а. Забыла — и простила. Какое тебе еще прощение нужно? В семнадцать лет по десятку раз на дню влюбляются. Не один ты на белом свете, другого ныне люблю.
И в а н. Помню Яшку. Хулиганский такой парень рос.
К а т е р и н а. Кто?
И в а н. Яков, муж твой.
К а т е р и н а. А-а, муж… Ну и что?
И в а н (удивился равнодушному голосу Катерины, понял иначе). Катя… Катя, ты…
К а т е р и н а. Не тронь меня, Иван… Меня нельзя трогать.
Уходит. Вбегает Н а с т я.
Н а с т я. Все, отправили бабку Анисью на лошади домой. Никогда, говорит, такого почету не испытывала. А сама охает! Подумаю, говорит, да и другую ногу вывихну. Ты без вещей, Ваня? Чемодан есть?
И в а н. Чемодан? А, да, чемодан… В крапиве стоит.
Н а с т я. Давай понесу. Ух ты, какой чемодан!..
И в а н. Как Валентин, прижился у вас?
Н а с т я. Валентин Петрович? А как же, хороший человек всегда приживается.
И в а н. Чем же он хороший?
Н а с т я. А всем.
И в а н. Так-таки всем?
Н а с т я. А вот и всем!
И в а н. Скучает, наверно, у вас. Театра нет, кино два раза в неделю, газеты на третий день… Зашел сейчас в лавку — Сент-Экзюпери вместе с селедкой продают.
Н а с т я (гневно). Ну и что? Ну и что?.. Но продают же твоего Сент-Экзюпери! Пусть с селедкой, но продают! И не смей здесь ничего ругать! Не смей!
И в а н. Разве я ругаю? Но факты, сестренка, упрямая вещь.
Н а с т я. Я знаю, ты доктору сердце растравишь: и того в Обуховке нет, и этого нет, и то не так, и это не так — в городе лучше. Ну и лучше, ну и что? А здесь тоже люди, тоже!! И мы тебе доктора не отдадим!
И в а н (смеясь). Так и не отдадите? А я возьму вашего доктора и увезу с собой.
Н а с т я. Тогда… Тогда ты… Тогда мне дышать нечем будет!
Молчат.
Зачем ты меня дразнишь?
И в а н. Не буду, сестренка.
Подходит В а л е н т и н.
В а л е н т и н. А я думал, вы домой пошли. Ванька, черт противный, давай еще обнимемся. Надолго приехал?
И в а н. На недельку.
В а л е н т и н. Это что за жестянка?
И в а н. Амулет… Сколько лет в дупле лежала, и ничего. Я в ней перед институтом червей хранил.
В а л е н т и н. Ценная вещь. Отличная вещь. Настя, неси. Нет, ей нельзя доверить — выбросит. Держи сам, а я чемодан… А чемодан-то! Высшая степень интеллектуальности. Свинья, тебе не стыдно с таким чемоданом в деревню ехать?
И в а н. Не сообразил как-то.
В а л е н т и н. Вот в этом, брат, вся штука. В деревне из-за такого чемодана возненавидеть человека могут. Да… Деревня — исток жизни, а получает — в последнюю очередь… Ну, леший с ним, с твоим отвратительно интеллигентным чемоданом! Ты помнишь Светлану Боровую?
И в а н. Светлану?
В а л е н т и н. Ну, музучилище тогда кончала.
И в а н. А-а… Да, да помню: тра-ля-ля, тра-ля-ля, огонь и ветер!..
В а л е н т и н. Едет к нам завклубом. Когда был в городе, перехватил ее у одного директора совхоза и тем нажил себе врага смертельного. Директор ей свой совхоз расписывает: и клуб у них, такой что городской театр позавидует, и инструменты музыкальные, и народу полно, и город под боком, и на зарплату не поскупятся. А я ей говорю: «Светка, а у нас ни клуба нет, ни инструментов, ни даже приличной зарплаты — в общем ничего нет, кроме людей, которые хотят жить как люди». И Светка сказала директору: «Извините, товарищ директор, но в Обуховке для меня условия более подходящие»…
Н а с т я (брату, торжествующе). Съел?..
И в а н. Светка всегда была с чудинкой.
В а л е н т и н. А Обуховке и нужны чудаки.
Смотрят друг на друга. И в а н отворачивается.
И в а н. Пойдем, может?
В а л е н т и н. Да, да, пошли. Кстати, здесь есть для твоей работы совершенно потрясающий случай. Ведь ты интересуешься эритема хроникум мигранс?
Н а с т я. Пошли, не до ночи же на мосту стоять. Дождь собирается.
В а л е н т и н. Пошли, пошли… Так вот, прихожу я сегодня по вызову в Горловку, к пасечнику. Знаешь Федосея? Прихожу к нему, а он мне рассказывает такую вещь…
Бежит К а т е р и н а.
К а т е р и н а. Доктор!.. Валентин Петрович! Дочка помирает…
З а н а в е с.
Комната в доме К а т е р и н ы. М а р ф а. Я к о в. Угол, в котором были иконы, пуст. К а т е р и н а выходит из соседней комнаты, сжав голову руками.
М а р ф а. Что, доченька? Что говорят?
Я к о в. Катя… Катя! Ты не надо так. Два доктора сразу — сделают что-нибудь.
К а т е р и н а. Уйди, Яков…
Я к о в. Катя… Да что это, маманя?.. Катя, ну что ты, ей-богу. У всех дети болеют… Вы бы разговорили ее, маманя. Совсем, как мертвая.
К а т е р и н а. Уйди, Яков. Не мельтеши перед глазами.
Из соседней комнаты выходит И в а н.
И в а н. Телефон у вас только в правлении? Ближе нет? Вызывать из города надо. Яков, беги к Терентию, пусть звонит. Пусть дают самолет, вертолет — что угодно. Немедленно.
Я к о в убегает.
М а р ф а. Что нужно-то? Сделать-то что можно?