(возмущенно). В том-то и дело, что главный разговор обо мне, главная фигура — Адамов! Пасквилянты! Растет поколеньице!
Х р а б р е ц о в. Кстати, вторую новость знаете? Тоже они устроили. «Бюро»! Фукнули мы на олимпиаде, Артемий Николаевич, отстраняют Ручьева от участия.
А д а м о в (не понял). Что? От какого участия? Ах, да погоди! (Метнувшись к Шевлякову.) Прочитал, да? Ну вот, теперь давай по справедливости! Почему я? Почему весь упор на меня? Что Ручьев только под моей опекой находился?!
Открывается дверь, в кабинет входят К р у т о в и Л е о н и д.
К р у т о в (на ходу). Рви заявление! И в руки его не возьму! О-о, что это у меня за синклит собрался? (Садясь, Леониду.) Главное утряслось? Утряслось! Я с прокурором беседовал; все в порядке. И с олимпиадой уладим, гарантирую. А насчет разговоров… Вот горе, три с половиной человека шумят.
Л е о н и д. Не стоит дебатировать, Андрей Степанович, я решил.
К р у т о в. Несерьезно, Ручьев! Вникни, ты же умница! Из-за чего, зачем? Ты в своей семье находишься. А в семье все бывает: поссорятся, подерутся — и снова мир.
Л е о н и д (подчеркнуто). Нет, уж, видно, я в вашей семье урод, недостоин в ней состоять.
К р у т о в. Э, на каждое чиханье не наздравствуешься! Ты слушай, что я тебе говорю: как-никак, а я все же глава семьи!
Л е о н и д. Закончим, Андрей Степанович, мы людей задерживаем.
К р у т о в. И хорошо, что задерживаем! Тут, смотрю, как раз собрались товарищи, что тебя любили и любят. Все вместе и справимся с тобой. (Окружающим.) Пристал, понимаете, как с ножом к горлу: отпусти да отпусти с завода! Не хочу, не могу, не желаю! (Леониду.) Кому сказал? Спрячь заявление, убери со стола!
Л е о н и д (отводя руки за спину). Повторяю, Андрей Степанович: не хочу, не могу, не желаю! Решено окончательно. Прошу подписать.
Н а д я. Леня, что ты? Опомнись! Не надо!
К р у т о в. Вот, слышишь, уже один голос подан. Правильно Калебошина! Что было, то прошло, а глупостей совершать не надо.
Ш е в л я к о в. Поспешное решение, товарищ Ручьев! Напрасно. Это говорит о еще большей твоей несостоятельности.
К р у т о в. Видишь, и секретарь парторганизации осуждает. Мнение партийного руководства не следует игнорировать.
Х р а б р е ц о в. Леонид! Если Андрей Степанович берет на себя олимпиаду, так остальное же — чепуха, чепуховина! Подумаешь, разговоры, статья…
Л е о н и д. Какая статья? Где?
К р у т о в. Это что еще за статья?
А д а м о в. Вот, полюбуйтесь, Андрей Степанович. Печать! Свежий номер! (Дает газету.) Это уже не только три с половиной человека!
К р у т о в. Погоди, не жужжи.
Склоняется над газетой. Из-за его спины заглядывает в статью Л е о н и д.
Пауза.
Л е о н и д (прочитав, прерывающимся от возмущения голосом). После всего этого… после всего этого, чтобы я еще здесь работал?! Ну, нет, ни за что не останусь!
Н а д я. Леня! Ленечка! Послушай…
Х р а б р е ц о в. Да что расстраиваться, Леонид Петрович… вот ей-богу! Газета… Один номер… День прошел — и все забыто.
Л е о н и д. Нет! Нет и нет!
Ш е в л я к о в. Значит, «карету мне, карету»?.. Лучшего ничего не можешь придумать, товарищ Ручьев?
Л е о н и д (кричит). Зачем мне придумывать? Для кого, для чего? (Крутову.) Сейчас же расчет! Немедленно! Ни дня, ни часа не желаю у вас оставаться!
К р у т о в (после паузы, почти ласково). А знаешь, что я тебе скажу, дружок… Не оставайся! Уходи! И как можно скорее уходи! Где твое заявление?
Ш е в л я к о в (поднимаясь). Ты отдаешь себе отчет в том, что ты делал и делаешь, Андрей Степанович?
К р у т о в (не отвечает, ищет на столе заявление, найдя и, подписав его, Леониду). На! Держи! Получай резолюцию! Ну вас всех к козе на рога, дорогие товарищи: у меня на руках завод, мне работать надо!
Л е о н и д (он ошарашен внезапным поворотом дела. Складывает заявление. Медленно). Сэнк’ю! Восхищен вами, директор, не скрою! Ловкий вольт получился, просто классический. Поворот на сто восемьдесят градусов!
К р у т о в (вскакивая). Что, что?!
Л е о н и д. Сэрвус! Привет, многоуважаемый «глава семьи»! Процветайте далее! (Пошел.)
Н а д я рванулась, преграждая ему путь.
Л е о н и д (сквозь зубы). Ах, Надя, Наденька… Значит, любишь меня? Ну, люби, люби! Сколько жить буду, не забуду твоей любви. (Резко отстраняет ее, уходит.)
К р у т о в (опускаясь в кресло). Ох, и молодчик. Ну и ну! Фрукт!
Ш е в л я к о в. Черт бы его драл, повелось у нас последнее время… Как только появится способный малый, начинаем мы его расхваливать, удержу нет: «Ты и такой, и сякой, и умница, и талантище, и чудесный-расчудесный». До последнего часа развращаем, растлеваем людей, а потом — «Ох, и молодчик»!..
К р у т о в (хмуро). Но-но, ты полегче, секретарь, не увлекайся.
Ш е в л я к о в. Увы, увлечься придется! И по-настоящему? (Шагнул вперед.) Ты читал статью, Андрей Степанович? Она явно недописана. Ее следует дописать. И мы будем ее дописывать! Обязательно! В том, что с парнем произошло, кроме Адамова, безусловно, надо винить (с силой) секретаря парторганизации завода Шевлякова, директора завода Крутова, небезызвестную Якореву…
З а т е м н е н и е.
В темноте — пение: мужской голос озорно напевает:
А у Маньки толсты пятки,
А у Маньки бела грудь…
Ай!..
Не мешайте нам, ребятки,
Мы уж с Манькой как-нибудь…
Ай!..
Куплет частушки завершается сложным фортепьянным пассажем. Голос (продолжает):
Ночью мы в кустах сидели,
Никуда мы не пошли…
Ай!..
Только на луну глядели,
Наглядеться не могли…
Пассаж. Пауза. Невидимый пианист медленно и упрямо начинает выстукивать одним пальцем мелодию частушки. Затем усложняет мелодию аккордами, нюансировкой. Лирически зазвучали вариации на тему. И вдруг все это заменяется остро синкопированной трактовкой темы — частушка превратилась в джазовую современную мелодию.
Свет. Комната Л е о н и д а. Позднее утро. В комнате неубрано. Л е о н и д в пижаме сидит у пианино, музицирует. Он похудел, оброс бородой, глаза ввалились.
Стук в дверь. Леонид не слышит. Стучат громче. В дверь просовывается голова Я к о р е в о й.
Я к о р е в а. День добрый, Ленечка!
Л е о н и д, прекратив игру, круто поворачивается к двери.
Я к о р е в а. Что смотришь — не узнал?.. Якорева, Антонина Павловна!
Л е о н и д, не отвечая, поворачивается к ней спиной, начинает одним пальцем наигрывать частушку.
Я к о р е в а (проходя). Невежливо. К тебе люди в гости пришли, а ты спину показываешь.
Л е о н и д. Еще вежливее вам ответить? Пожалуйста! (Поднимаясь.) Меня нет дома! Вы меня не застали! Ай эм сори — мне очень жаль, дорогая.
Я к о р е в а. Ничего. Я посижу. Авось скоро придешь. (Усаживается.) Ну-ка, дай на себя посмотреть… Бороду растишь? Густая. Сколько же ей от роду, интересно?
Л е о н и д. С вашего разрешения, сегодня ровно тридцать два дня.
Я к о р е в а. Вроде она тебе ни к чему: ты и так хорошенький.
Л е о н и д. «Ля фасон мондьяль» — мода охватила весь мир.
Я к о р е в а. Ага, заметила. (Вздыхая.) Культурочка!.. Не считается народ с женщинами. Нисколько…
Л е о н и д. Ну, конечно.
Я к о р е в а. Ты, голубок, наверно, голову ломаешь: зачем она явилась, Антонина Павловна? Какие-нибудь задние мысли имеет… Ничего подобного! Просто по дружбе — навестить, побеседовать пришла.
Л е о н и д. Ну, конечно.
Я к о р е в а (начиная злиться). Ох, заладил: «конечно, конечно»… А вот и конечно! Мне, может, из-за всего этого дела вагон неприятностей, а я ничего — продолжаю к тебе по-хорошему относиться.
Л е о н и д. Не стоит, дорогая! Совершенно не имеет смысла! Всем теперь известно, что собой представляет Ручьев; разоблачен, раскрыт до конца.
Я к о р е в а. Не учи: я знаю, к кому как относиться.
Л е о н и д. Все-то она знает, Антонина Павловна: кто, когда, с кем, как к кому относиться…
Я к о р е в а. Да уж теоретически не подкована, а в практической жизни стреляная. Мало прожито, да много пережито.
Л е о н и д. Неужели, мало прожито? Я бы не сказал. (Поворачивается к пианино.)
Я к о р е в а. Грубо. Я все-таки женщина. (Пауза. Оглядывая комнату.) Н-да… Неважно у тебя: небрежно, неуютно… Тяжко? Выпал из гнезда, голубок? Еще бы: родной коллектив, без него, как говорится, ни туды и ни сюды.
Л е о н и д (ехидно). Беспокоитесь? Олимпиада на носу? Нет, теперь не удержать заводу первое место по спорту в области! Все! Каюк! (Напевает: «А у Маньки толсты пятки, а у Маньки карий глаз…»)
Я к о р е в а. Ручьев, Ручьев… Весь ты, как на ладони! Но не тужи: мало ли бывает… Конь о четырех ногах — и тот спотыкается. К тому же свет не без добрых людей, помогут.
Л е о н и д. Насколько мне известно, вы как будто тоже из «добрых», «помогающих».
Я к о р е в а (не поняв тона Леонида). А что, я добрая! Я всегда! Человек в беде, я тут же — под локоток! Вот и сейчас, если хочешь знать, я к тебе с помощью пришла.
Л е о н и д. Ну, конечно.
Я к о р е в а. Опять «конечно»… (Присаживаясь поближе.) Эх, миленький, бывала и я в переплетах, похлеще твоего доставалось. Ну и что? И ничего! Покаешься, повинишься — и снова на ногах!
Л е о н и д. Виноват, а в связи с делом Ручьева вы уже прокатились на этой карусели?