П о ч е ч у е в. Да, действительно, говорят, что и Ленин убит…
С т о л б о в. Что-о?! Это ты брось! Не могеть этого быть! Ленин?! (Вскакивает и шагает, наступая на лежащих.)
Шум, крики.
Г о л о с а. Да тише, ты! Ой, руку! Пусти! Озверел, что ли?!
С т о л б о в. А я говорю: не могеть этого быть! Ленин — он нам землю отписал, солдатам — мир! Я сам читал этот лист на фронте!.. (Грозит в окно.) Ты, сучье офицерское племя, контра поганая, кого хошь лупи! Меньшаков, большаков, есеров там всяких!.. Меня лупи! Ладно! А Ленина не моги! Не тронь Ленина-а-а! (Опять, волнуясь, шагает по подвалу.)
П о ч е ч у е в. Да успокойтесь вы, уважаемый! И, пожалуйста, тише, ради Христа! Садитесь, людей потопчете. Может, это еще и неправда про Ленина…
С т о л б о в. Во! Вот это верно! Неправда! Врут, значит, а ты поверил, чудак. (Садится.)
П о ч е ч у е в. Так и вы же поверили, потому и расстроились.
С т о л б о в. Я поверил?! Да ни в жисть! Окстись ты… ну, а… расстроился, это верно. Тоже дурак. Темнота. Деревня. (Усмехаясь.) И куда им до Ленина! Ха!..
За дверью шум, крики, и в подвал вталкивают К о р о л е в у.
(Уже повеселев.) Во, еще одна «виноватая»!
К о р о л е в а (бросается к двери, стучит кулаками). Пустите, пустите!. Идолы! Какая я вам красная, недотепы?! Какая я вам большевичка?! Ткачиха я с «Большой мануфактуры»! У кого хошь спроси на фабрике, паразит! Там меня всяк знает. Мария Королева я! Там и живу, а документы дома! Слышитя, вы!.. (Стучит в дверь громче.)
С т о л б о в (отводит Королеву от двери). Ты не шуми — хуже будет. Я тоже шумливый. Остынь, молодка — горяча голова…
К о р о л е в а. Да как же так?! Документы, говорю, дома, а хлебные карточки со мной. Теперь чего мальчонка мой там без карточек? Голодный сидит… (Она заплакала и опять бежит к двери.)
С т о л б о в (останавливает ее, успокаивает). Ну, ну, молодка… Ты не того. Нельзя нам плакать, зашибут вовсе…
П о ч е ч у е в. В самом деле, гражданочка, в нашем положении нельзя обострять. Терпение и мужество. Мой сынок Петя — гимназист, между прочим, — тоже вот куда-то пропал, дома не ночевал, а меня черт дернул в театре быть, оттуда меня сам директор банка срочно вызывает. Что такое? А тут вот какое дело началось. Теперь тоже сижу. Но мужаюсь, однако. Главное — не обострять, а тихо сидеть, по-доброму…
К о р о л е в а. А я не хочу по-доброму! Не хочу тихо сидеть! За что? (Показывает кусок белой ткани.) Три года хранила этот кусок батисты. Думала, сошью себе кофточку, когда муж с войны придет. А вместе мужа мне повестка. Убитый… А тут так голодно стало, что невтерпеж. Пошла сегодня на рынок с утра пораньше. На муку менять. Так она, толстомордая, сидит на своем мешке, задом своим тую муку парит, а мне за эту батисту только полфунта!..
П о ч е ч у е в. Это, конечно, несправедливо.
С т о л б о в. На спекулянтку, значит, нарвалась.
К о р о л е в а. Ну да. Ах ты, говорю, живодерка проклятая! Мы на вас всю жизнь ткем, прядем, одеваем вас, а вы последнее с нас тянете?! А тут эти… с винтовками, как сатаны! Так ее не взяли, а меня — сюды. Разве это по справедливости?.. А они: давай твою батисту заместо документа — отпустим!..
С т о л б о в. Взятку, значит, с тебя?..
К о р о л е в а. Ну я им взяла! Я ему всю его пьяную морду расцарапала! Ты у меня что хошь возьми, а это!..
Распахивается дверь, и с о л д а т вталкивает В о л г и н а. На нем разорвана рубаха и на виске — кровь.
Батюшки! Да это же Волгин?! Из ткацкого цеха?!
В о л г и н. А ты — Королева… Маша… из прядильного. (Улыбаясь.) А это никак ты — пошехонец?
С т о л б о в. Гляди, жив, значит?! А я думал, тебя там, на берегу, и прикончили?
В о л г и н. Не-ет, брат, живой я… (Падает.)
Его подхватывают Столбов и Королева.
К о р о л е в а. Воды! У кого есть вода?
С т о л б о в. Его перевязать бы скорей надо, а чем? Исподнее у меня шибко грязное… А вода вот она! (Показывает свою флягу.) Вся Волга тут!
К о р о л е в а. Давай сюда! (Берет флягу, комкая, мочит свой кусок батиста, вытирает лицо Волгину, рвет материю на полосы и перевязывает Волгину голову.) За что тебя били-то?
В о л г и н (усмехаясь). Видно, за дело, Маша…
С т о л б о в. За какое дело-то?
В о л г и н. Советскую власть в городе душат, солдат душат!
С т о л б о в. Что же это? Стало быть, конец советской власти?!
Волгин молчит, опустив голову на грудь.
П о ч е ч у е в. И потом, если можно, уточните. Конец советской власти вообще или в частности, в нашем только городе? Временно или навсегда? А то уже так бывало. А нам надо сориентироваться. Нам же голосовать придется. А за кого?
Волгин молчит.
К о р о л е в а. Что вы к нему пристали? Вы же видите, что ему тяжело говорить!
В о л г и н. Говорить нетрудно, слушать тяжело…
Дверь снова распахивается. С о л д а т и Л у к а вталкивают П а н и к е р а.
П а н и к е р (падая на пол и закрывая голову руками). А-а-а! Я не виноват, не виноват я! Меня заставляли!..
Л у к а. Заставляли? Тебя заставляли? (Бьет его ногой.) Реквизиция?! Все под метелку?! Последний крест с меня сняли, с мужика!
П а н и к е р. А-а!.. Меня заставляли, говорю-у!.. Я не большевик! Это все они!.. (Показывает на Почечуева.)
П о ч е ч у е в. Позвольте, позвольте! Это кто же «они»? На кого вы, собственно, показываете? (Луке.) Лука Лукич, мы же с вами вчера вместе за кулисами у мадам Барковской… Объясните этому молокососу. Тут явное недоразумение. Какой я большевик?
Л у к а. Все вы здесь антилигенты, сволочи и жиды! (Ерничая.) Большевички, совработнички! Вот он, всем вам смертный приговор! (Потрясает бумагой.) Приказ! Сам полковник Перхуров подписал! Тут все сказано! Теперя собственность моя неприкосновенная! Торговля свободная! Землицу подай обратно!
Сверкнула молния за окном, и раздался гром.
Вона! Бог за нас!..
С т о л б о в. Погодь, погодь, милай. Ты что сказал? Гром, молонья — это к дождю. Это само собой. А что ты насчет земли сбрехнул? Куды землю обратно? Кому?!
Л у к а. Да уж не тебе, сиволапый! Ваша советска власть кончилась! Всех ваших главарей в городе — кхи! Губком, исполком — кхи! Чеку вашу — кхи!.. Всех к стенке-е!
С т о л б о в. А про землю все равно врешь! Землю нам Ленин!..
Л у к а. И Ленина вашего к стенке!..
С т о л б о в. Что-о?! А это ты видел? (Показывает кулак.) Мужицкай! Вся земля теперь тут в нем! Ахну, и душа из тебя вон!
П о ч е ч у е в (повисая на руке Столбова). Только не обостряйте, не обостряйте, умоляю вас!.. Только добром, милосердным отношением друг к другу…
С т о л б о в. Ты вот этого кровососа уговаривай, а я ему за Ленина!.. (Вырывается.)
Л у к а. За Ленина?! Ага! Значит, большевик?! Так… Сейчас тебя успокоють, сволочь! (Скрываясь за дверью.) Мы вас теперь всех в бараний рог!.. (Убегает.)
С т о л б о в. Врешь, теперь не согнешь! Обратно землю тебе? На-кась выкуси! Костьми лягу! (Волнуясь, опять ходит.) Ишь ты, Ленина ему к стенке?! Это, стало быть, за то, что он нам землю?.. За то, что он нам мир? За то, что он нам советску власть?! Так, что ли, товарищ рабочий, как тебя?..
В о л г и н. Так, солдат, так. А фамилия моя Волгин.
С т о л б о в. Ну, а я, брат, — Столбов! Меня сломаешь, а не согнешь!
За окном молния, гром и полил дождь.
Вона, полил как! Ливень! Нам — урожай, им — погибель!.. Обмочится теперь их весь молебен! Ха-ха!
П а н и к е р (истерично). Ты дурак! Чему ты обрадовался? Мы пропали! Мы все пропали! Этот черносотенец Лука говорил правду! Всех большевистских главарей в Ярославле уже расстреляли! И военного комиссара Нахимсона, и председателя исполкома Закгейма, я сам видел, на улице валяются в пыли! Триста человек повели к Волге! Топить их будут — я сам слыхал! Нас всех тоже… Кого под расстрел, а кого в Волгу! (Скулит.) Я имел неосторожность… Я нечаянно прочел на митинге стихи за советскую власть. И вот теперь… Где она, советская власть?!
В о л г и н. Не видишь?
П а н и к е р. Убитые ничего не видят. А мы уже, считай, убитые.
П о ч е ч у е в. Молодой человек прав. О господи, неужели конец?..
К о р о л е в а. Кому это конец?
С т о л б о в (Паникеру). Слухай ты, нечаянный! Утри сопли и не плачь за всю советску власть! Плачь за себя. Ты убитый, а я нет! (На Волгина.) И он — нет! (На Королеву.) И она — нет! А ну, кто здесь за советску власть? Подымайся! Нас больше!!
П а н и к е р. Нет-нет, только не я!..
С т о л б о в. Молчи — видим, что не ты! Ну! (Замахивается на него.)
Паникер смолкает.
П о ч е ч у е в (Столбову). Зачем вы так, уваж…
С т о л б о в. А ты, любезный, не встревай, коль обострять не хочешь!..
В о л г и н. Солдат, а ну подойди! Ты, я вижу, парень свой. Только малость успокоиться тебе надо. Шумишь сильно.
С т о л б о в (еще волнуясь). Дык как же?..
В о л г и н. Что у тебя в котомке?..
С т о л б о в (остывая). Хлебушко… Две буханки на свои солдатские сапоги обменял, а сам во. (Улыбаясь, вертит ногой в лапте.) А что, пожевать хошь хлебушка? Зачерствел.
В о л г и н. Нет, спасибо… Эх, солдат, если бы у тебя в котомке да вместо хлебушка — парочка гранат!.. Рванули бы мы с тобой да на улицу. А тут еще гроза, дождь. Смешались бы с народом, разбери нас. А дальше через речку да на фабрику! А уж там все свои!..
С т о л б о в (соображая). Гранаты, говоришь?.. А что, мы, пошехонцы, народ запасливый. Может, и гранаты найдутся…
В о л г и н. Ты серьезно?