А й г у л ь (волнуясь). Я понимаю, понимаю… А что это у вас значит — «минута молчания»? Очень волнительно. Я первый раз…
И р т ы ш. Закон такой в нашей бригаде принят. Новые формы ищем, прокладываем дорогу другим. Если поступок члена бригады повторился, мы его уже не обсуждаем. Минута молчания и… минус один.. Честно. (Уходит.)
А й г у л ь (потрясена). Минус один, минус один… (Оглядываясь на Ломоноса, уходит.)
Небо опять потемнело, закружила метель, в которой почти скрывается одинокая фигура Ломоноса.
Л о м о н о с (с горечью). Минус один… Ладно…
Шагает в метель. Навстречу ему — О л е г.
О л е г. Куда идешь, Вадим?
Л о м о н о с (усмехаясь). Комсорг беспокоится, так?
О л е г. Беспокоюсь.
Л о м о н о с. Хочешь быть лучше Иртыша? Брось! Иртыш меня из болота вытащил. Он меня на поруки взял, работать научил… Все равно люблю Иртыша! Я ему слово давал и подвел. Он прав. Закон принимали сами, комсорг, так?
О л е г. Сами.
Л о м о н о с. Минута молчания — конец, так?
О л е г. А может, не всегда нужно так?
Л о м о н о с. Не понимаю. Конченый я…
О л е г (перебивая). Конченый?! Чудак! Вадим, да мы же все только начинаем! (Протягивает Ломоносу руку.) Пойдем! (Тянет его.) Да пойдем же, черт здоровый!
Метель скрывает их.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Молодежное общежитие. Справа — комната девчат. Слева — большая комната ребят. В окна заглядывают ветви черемухи, облитые лунным светом. В углу, на своей койке, в рабочей робе, в сапогах, разметавшись, спит И р т ы ш. В другом углу — П е т я и Л е н я с аккордеоном. Леня тихо наигрывает. В комнате девчат Л ю б к а лежит на своей койке, заложив за голову руки, мечтает. М а ш а, сидя на своей кровати, уткнулась в книжку, а С о н ь к а гладит на столе свое платье и фальшиво поет песни, переходя с одной на другую.
С о н ь к а. «В саду облетает черемухи цвет, усидишь ли дома в восемнадцать лет…» «Ты во сне снишься мне незабудкой на светлом лугу…» «Паренек кудрявый прошептал лишь слово и увел девчонку…»
М а ш а (шепчет Любке). Люба, по-моему, Сонечка неправильно поет, прямо трудно слушать и нельзя читать. А она все поет и поет. Надо сказать ей, правда ж?
Л ю б к а. Молчи. А то завтра пирожков в долг не даст, а до зарплаты еще два дня.
М а ш а. Но это же неправильно, молчать, когда человек ошибается. Надо ей помочь, поправить ее.
С о н ь к а (продолжая петь). «…от крыльца родно-го-о!» (И тут же переходит на другую.) «Приходи скорей, мой милый, замерзаю без тебя»… (Обожгла руку об утюг.) Ой!
Л ю б к а (громко аплодирует). Браво, Сонечка! И почему ты, Соня, зарываешь свой могучий талант в буфете рабочего кафе?!
М а ш а (укоризненно смотрит на Любку). И неправда! Ты, Сонечка, любишь петь, но не совсем правильно поешь, потому что…
С о н ь к а (раздраженно). Потому что мне мешают! (Открывает дверь в комнату ребят и кричит.) Эй вы, Одесса-мама! Прекратите свою музыку. Мешаете петь! (Хлопнула дверью.) Нахалы! Испортили мне песню.
М а ш а (вскочила). Да тише ты! Там же спит Иртыш, ах!
С о н ь к а (передразнивая). Ах, Иртыш, ах!
М а ш а (тихо прикрыла дверь). А что — Иртыш? Иртыш, он… Он один сегодня всю ночь и полдня работал в тоннеле. Восемнадцать часов без отдыха!
С о н ь к а. А зачем?
М а ш а. Как — зачем? Это же трудовой подвиг!
С о н ь к а (смеется). Глядите — наша Ромашечка влюбилась!
Маша хотела что-то ответить Соньке, но потом молча легла к Любке на постель.
Л ю б к а (поглаживая Машу). Остынь, Ромашка.
С о н ь к а. Ой, не могу! Мать и дитя. Ясли! (Смеется.)
М а ш а. Мы — ясли, а ты — злюка!
С о н ь к а. А ты любишь правду, так я тебе скажу. Иртыш, он тебя и не замечает, потому что неровно дышит к Любке.
М а ш а. Люба, это правда?
Л ю б к а. Не докладывал.
М а ш а. А тебе он нравится?
Л ю б к а (задумчиво). Я люблю…
М а ш а (вскакивая). Любишь?!
Л ю б к а (после паузы). Черемуху за окном… Буйное цветение садов… Горячее солнце… широкую степь без края… Опаленный солнцем, обвеянный ветром, из этой степи придет ко мне мой любимый.
М а ш а (с дрожью в голосе). Это Иртыш?
С о н ь к а. Конечно, он.
Л ю б к а. Не знаю. Я сюда приехала с тихого Дона, потому что здесь большое и беспокойное дело. А там, где большое дело, должны быть и большие люди.
С о н ь к а. Выходи за Иртыша. Он большой плюс красивый!
Л ю б к а (задумчиво). Плюс, минус, плюс… Не-ет, Сонечка, подожду. Я переменчивая. Выйду за хорошего, а потом встречу еще лучше. Тогда как?
С о н ь к а. Пустяки! Развод — и снова загс!
Л ю б к а (смеется). А вот так я тоже не умею, Сонечка.
М а ш а (в ужасе). Что это вы говорите?! И так просто? Я прямо не знаю… Об этом разве…
Л ю б к а. Можно, Маша, можно говорить об этом и нужно. (Хватает Соньку за руку.) А ну говори сразу: в кого влюбилась и почему?!
С о н ь к а. Ой! Сумасшедшая! Я испугалась!
Л ю б к а (смеется). Значит, влюбилась.
М а ш а. Ей Олег нравится. А что, он хороший, правда ж, Соня?
С о н ь к а. Олег тоже мне нравится, но только с идейной стороны, а так — нет.
М а ш а. Непонятно.
Л ю б к а (смеясь). Как Соня, «так»? Ты, Сонечка, скажи прямо по совести, тебе всяк нравится, кому ты сама приглянулась, факт?
С о н ь к а (обиделась). Что же выходит, что меня только помани?
Л ю б к а. Точно схватила мою мысль! (Хохочет.)
С о н ь к а. У-у! Закатилась! Дура с тихого Дона…
Любка продолжает хохотать. Сонька начинает громко петь, заглушая смех Любки. Свет гаснет и зажигается на мужской половине. Песню Соньки и смех Любки вытесняют звуки аккордеона, на котором играет Леня.
Л е н я (прервав игру). Ну, давай, давай же наконец твои новые слова!
П е т я (напряженно смотрит в потолок). Сейчас, Леня, сейчас. Во, нашел! «Домна, домна молодая… комсомольская ты…» (Замолчал.)
Л е н я. Что? «Комсомольская ты» — что, Петя?
П е т я. Не торопись, я додумаю, найду. А ты давай пока музыку на эти две строки.
Л е н я (пожимая плечами). Пожалуйста. (Играет на мотив «Стеньки Разина» и поет.) «Домна, домна молодая-я! Комсомольская ты…» Что-о-о?
П е т я. Леня, мы же договорились: новые слова — новая музыка.
Л е н я. А из твоих слов, Петя, у меня почему-то вытекает старая музыка. Ты же, как поэт, даешь мне задания, ритм, тему.
П е т я. Хорошо, сейчас будет совершенно новая тема и абсолютно новые ритмы.
Л е н я. И еще просьба, Петя, чтобы рифма тоже была… хотя бы старая. Ладно?
П е т я. Ладно. (Задумывается.) Тема такая. «Одинокая домна в степи».
Л е н я. А почему одинокая? Во-первых, мы монтируем уже вторую, а по семилетнему плану их будет четыре. Искажение жизни, Петя.
П е т я (умоляя). Ну, Леня.. Это же художественный образ. Одинокая домна — хорошо. Только ты, пожалуйста, не играй «Одинокая бродит гармонь». Ладно?
Л е н я. Ладно. Давай ритм.
П е т я. Так, значит. (Глядит в потолок.) «В степи стояла… домнушка…»
Л е н я (еле удерживаясь от смеха). Во, во! Тут уже кое-что есть. (Играет на мотив «В лесу родилась елочка» и поет.) «В степи стояла домнушка-а… В степи она росла-а…» Свеженькие слова. Так и тянет на новую музыку.
П е т я. Понятно, Леня, ты издеваешься…
Л е н я. Исписался ты, Петя, исписался!
П е т я (обиделся). Я прекращаю с тобой соавторство!
Л е н я. Напугал! Двадцать раз уже прекращал. Ты вот что, Петька, брось-ка мучить эту домну. У тебя что-то с ней не получается. Про Иртыша давай! Воспоем трудовой подвиг Романа Иртышева! (Указывая на спящего Иртыша.) Во какой богатырь раскинулся! Сравни нашего Иртыша с образом могучей сибирской реки, вверни пару слов насчет Ермака Тимофеевича. Свяжи это с орошением степи. Могучая река — могучий человек! У тебя это пойдет!
П е т я (мрачно). Про Иртыша не пойдет.
Л е н я. Почему — он же богатырь…
П е т я. А я люблю обыкновенных.
Л е н я. Смотри, Петя, наш бригадир не любит, когда о его славных делах умалчивают поэты!
П е т я. Пусть себе найдет другого поэта.
Л е н я. Да ты что, Петька? Бунтовать?!
П е т я (кричит). А ты не кричи на меня!
М а ш а (входя, зашипела на ребят). Ребята, вы с ума сошли?! Вы же знаете, почему он спит?!
П е т я (тоже шепотом). Дорогая Ромашка, мы же к вечеру самодеятельности…
М а ш а. Идите в красный уголок, да и…
Л е н я. В красном уголке нетворческая обстановка. Там ребята так забивают «козла», что Петя вместо новых слов понесет несусветную ахинею.
М а ш а. Идите в коридор — там около титана ваша творческая обстановка. Идите, идите, идите! (Выталкивает их, а сама подходит к спящему Иртышу, ласково смотрит на него.) Маленький мой. Очень устал, да? (Осторожно стаскивает с него сапоги и, сорвав одеяло с другой кровати, заботливо укрывает Иртыша.)
И р т ы ш (не просыпаясь). А-а-а… Спасибо, Люба, ты хороший товарищ… (Продолжает спать.)
М а ш а (шепотом). Это не Люба. Это я — Маша. (Чуть не плача.) Маша я…
Свет перемещается на женскую половину. С о н ь к а, уже одетая, собирается уходить, а Л ю б к а все так же лежит на своей кровати, продолжая мечтать.
Л ю б к а. А у Олега глаза синие-синие, как небо, и нежная девичья улыбка. Заметила, Сонечка?
С о н ь к а. Выбирай, выбирай!..
Л ю б к а. Куда ты, Соня?
С о н ь к а