Л е б е д ь. А как же иначе, товарищ Поливанов?
П о л и в а н о в. Мы выступаем под лозунгом передачи власти земству, то есть организуем коалиционное правительство, куда, конечно, войдут и наши товарищи.
Л е б е д ь. Коалиция — это значит и меньшевики, и эсеры, и анархисты?
П о л и в а н о в. Вы правильно меня поняли, товарищ Лебедь.
Г о л о с. Работать с меньшевиками и всякой другой сволочью? Нет!
Шум.
П о л и в а н о в. Спокойно, товарищи! Возмущение ваше закономерно, но создание во Владивостоке буферного государства — это идея Ленина, его категорическое требование. Советская Россия сейчас не может воевать с Японией, так же как и с Германией, и Ленин правильно требует от нас, чтобы мы любыми способами избегали столкновения с японцами…
Л е б е д ь. Ну, если Ленин…
П о л и в а н о в. Последний вопрос — о Русском острове. Там стоит офицерский корпус в две тысячи человек. На эту силу рассчитывает генерал Казанов и его правительство. Но, по нашим сведениям, и среди них, как и среди солдат-интервентов, началось брожение. Хорошо, если бы мы с ними смогли поговорить в открытую. Поставим перед ними вопрос: с кем они? С русским народом или против него? Скажем, одному из нас, без оружия, ну вроде парламентера, пойти смело к ним и потребовать от них тоже нейтралитета, а? Рискованно, конечно. Но риск этот необходим и целесообразен.
Л а з о. Поручите это мне, товарищи. Я пойду на Русский остров.
Л е б е д ь. А я провожу товарища Лазо, на катере его туда доставлю. Там у меня дружки есть.
П о л и в а н о в. Решено. К офицерам на Русский остров пойдет товарищ Лазо!..
Громче звучит вальс «На сопках Маньчжурии», исполняемый на гармошке. И вдруг шум, крик, звон разбитого стекла.
Г о л о с а. К стенке его!
— Чего с ним разговаривать?
— Он продался большевикам!
П о л к о в н и к. Господа офицеры! Прекратите наконец! Стыдно! Он же один. Послушаем. Говорите, прапорщик Лазо!
Л а з о. Да, я — бывший прапорщик Лазо, я пришел к вам на Русский остров и стою перед вами безоружный. Вы можете взять меня заложником, господа, убить можете, но выслушайте…
Г о л о с а. Дайте сказать!
— Долой!
— Шлепнуть его!
— К стенке его!
Л а з о. Вы успеете, господа! Вы неплохо можете заработать на мне. Ваш генерал Казанов дает за мою голову уже пятьдесят тысяч иен. Но я все-таки не хочу думать, что среди русского офицерства найдется хоть один, который захочет получить деньги таким путем! Я пришел к вам говорить от имени партии Ленина, от имени партии коммунистов! Я пришел спросить вас, за кого вы — русские люди, молодежь русская? За кого вы? Этот чудесный русский город — последний на вашей дороге! Вам дальше некуда отступать. Дальше — чужая земля. Чужое небо… У нас с вами разные идеи. Это верно. Мы — противники в борьбе. Но мы — русские люди. Наша родина — Россия! И каждого из нас родила русская мать!
П о л к о в н и к. Что вы от нас хотите?
Л а з о. Офицерский корпус Русского острова сохраняет нейтралитет, когда мы войдем в город…
Снова крики, шум, ругань, угрозы.
Г о л о с. Коммунисты, большевики продали русскую душу!
Л а з о. Неправда! Коммунисты русскую душу не продавали по заграничным кабакам, мы ее не меняли на заморское золото и пушки! Мы не наемными, а собственными руками защищаем нашу землю. Мы грудью нашей, всей нашей жизнью будем бороться за родину против иноземного нашествия!.. Вот за эту землю русскую, на которой я сейчас стою, мы умрем, но не отдадим ее никому!..
Тишина.
П о л к о в н и к. Господа офицеры, надо подумать. Надо, наконец, серьезно подумать, черт возьми! Этот человек говорит нам правду, горькую правду! Идите, прапорщик Лазо. Мы подумаем. Ответ — вечером.
Л а з о. Благодарю вас, полковник! Честь имею! (Уходит.)
Крик, шум, выстрел. Затем тишина.
П о л к о в н и к. Я сказал — подумаем. Или кто ослышался? Никто не пойдет за этим человеком, и никто его не тронет. И предупреждаю, стрелять я буду уже не в потолок…
Г о л о с. Но его нельзя отпускать, полковник!
П о л к о в н и к. Но стыдно задерживать безоружного парламентера! Или вы хотите, чтобы он один имел над всеми нами моральное превосходство? Он сказал нам правду. Вы знаете мой характер, а у меня на глазах слезы. Видите?! Теперь вы понимаете, что вам не следует задерживать этого человека… Тем более что мне терять больше нечего, и это вы тоже знаете…
Г о л о с. А если я все же пойду за ним?..
П о л к о в н и к. Нет, господин штабс-капитан, вы не сможете идти с простреленным желудком…
Тишина.
Вот так-то лучше… А теперь слушайте. Я думаю, что мы разумно поступим, если пойдем на это предложение большевиков. Мы здесь на острове как у Христа за пазухой! Пусть генерал Казанов со своим гарнизоном расхлебывает эту кашу. Наш маленький нейтралитет лучше, чем большое поражение. Завтра мы на кораблях союзников уйдем в океан. Прощай, Россия!.. Прощальный вечер в городе в ресторане «Золотой Рог». Напьемся, господа!
Возгласы одобрения… И вот уже заплакали скрипки… Низкий грудной женский голос, поющий под рыдающую гитару «Очи черные, очи жгучие…» Гул пьяных голосов, музыка, хлопушки. Сквозь все это мы слышим отдельные выкрики, обрывки разговоров.
Г о л о с а. Господа, господа! Сейчас артистами театра «Би-ба-бо» будет исполнено… (Голос потонул в шуме.)
— Милый дядя, пойми!.. Мы наживем миллион на миллион! Только лови момент!
— Генерал Казанов, говорят, скупил весь хлопок и перепродал его американцам, а доллары сложил в чемоданы…
— Не может быть! Тогда я разорен! Боже мой! Боже…
Общий шум.
— На Кубани нас били… На Дону — били… В Забайкалье, в Сибири…
— Здесь тоже…
— Скучно вы говорите, господа, скучно!
— Скажи веселей!
— Я уеду в Японию, а здесь пропади все пропадом!
— В Японии ты сойдешь за гейшу — у тебя миловидное личико. Ха-ха-ха!
— Надо думать о будущем серьезно, господа!
П о л к о в н и к. Никакого будущего у нас нет, поручик.
П о р у ч и к. Но это уже цинизм, господин полковник!
П о л к о в н и к. Это факт, поручик, мы — мертвецы…
П о р у ч и к. Однако вы пьете водку, следовательно, живы.
П о л к о в н и к. Инерция, поручик, инерция… А-а! Мой дорогой, мой любимый, талантливый мой певец Алеша! Вы один не забыли меня. Догадываюсь. Вы подошли ко мне, чтобы спеть. Ах, какая у вас в петлице чудесная хризантема!
П е в е ц. Презентую ее вам в знак особого почтения, господин полковник!
П о л к о в н и к. Нет-нет. Мне она уже… Она вам больше к лицу.
П е в е ц (беря аккорд на гитаре). Тогда только для вас. Ваш любимый романс: «Глядя на луч пурпурного заката».
П о л к о в н и к. Именно заката. На улице уже рассвет. У них рассвет, у нас — закат… Вот мой бумажник, в нем еще миллиона полтора. Возьмите, дорогой.
П е в е ц. Но это слишком, господин полковник!!
П о л к о в н и к. Дело в том, мой милый, что мне уже никакие деньги больше не понадобятся. Берите и скорей пойте! (Строго.) Скорей!
Певец поет, аккомпанируя себе на гитаре. Выстрел. Звон упавшей на пол гитары.
П е в е ц. Боже мой! Господа, господа офицеры! Полковник застрелился! А-а!..
Г о л о с а. А это что? Что такое?! Почему погас свет?! Дайте свет! Свет! Свет!..
Последний стон гитары вытесняется звуком заводского гудка. Он все громче и громче, его подхватывают паровозные гудки, гудки пароходов и катеров. В ресторане паника — крики, визг, а музыка гудков переходит в музыку оркестра и мощную песню идущих по городу людей.
Г о л о с а. Господа, господа, в город входят красные!
— Какие красные?! Закрой окно, дура! Холодно!
— Но это же красные! Какие лохматые у них шапки!
— Это — партизаны! Партизаны идут! А-а! Спасите!
— Не ори, шлюха!..
На улице слышна песня: «Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе!..»
Г о л о с а (в ресторане). Смотрите, смотрите, на трамваях пулеметы, грузовики полны вооруженных рабочих!
— Моряки, солдаты! Солдаты нашего полка и без погон! Сволочи! Переметнулись к большевикам!
— Но это же невероятно, господа! В городе наши друзья-союзники! Огромная сила! Солдаты союзных держав! Что же они?
Г о л о с а (на улице). Да здравствуют большевики! Ура-а!.. Лазо! Да здравствует Лазо! Лазо!
С м и р н о в. Господин Кураки, как это понять?
К у р а к и. Потома, господин Смирноф, потома… Ви лусся глядит в окно. Это кто на трамвай верхом стоит? Это есть Лазо?
С м и р н о в. Да, это он.
К у р а к и (злобно). Осень хоросо. Осень хоросо.
На улице музыка, песни, ликование… Обычный разноголосый шум улицы. Голоса продавцов газет и цветов.
Г о л о с а. Купите подснежники, кому подснежники?! Первые весенние подснежники!
— Газета за первое апреля! «Красное знамя»! Газета «Красное знамя»! Под давлением трудящихся своих стран и боясь проникновения революционного влияния в свои войска, иностранные консулы объявили о прекращении интервенции на Дальнем Востоке!
— Военные корабли покинули Владивосток! Все, кроме японских!
— Сегодня в номере! Временное правительство опубликовало ноту протеста против японской интервенции! Прочь из Владивостока японские корабли!
Шум и крики на улице затихают. Хлопнула дверь.
К у р а к и. О-а! Адмирал Найт? Вы у меня? Какая неозиданность! Вас крейсер «Бруклин» усел из Владивостока, остановился в десяти милях от Русского острова. Что, сломалась масина или мало угля? (Смеется.) Извините, я в кимоно. Я дома, но почему вы тозе в статском?
Н а й т. Можно было бы ответить на все эти ваши вопросы, господин Кураки, и с не меньшим сарказмом. Но время — деньги. Отвечу только на последний вопрос. В штатском потому, что война кончена, господин Кураки. Уходим из этой страны. Заехал неофициально. Проститься со старым другом.