Спид. И поскорей!
Лаунс. Одну минуточку. (Отходит в сторону, гадает на пальцах.) Если сойдется — жизнь, не сойдется — кошелек. (Пальцы не сходятся.) Кошелек. Между прочим, я и сам так думал. (Подходит к Спиду.) По-философски получается кошелек.
Спид. То-то. Ну? Чего же ты ждешь?
Лаунс. Еще одну минуточку. Вот вы мне предлагаете выбрать — жизнь или кошелек. А чью же именно жизнь вы подразумеваете?
Спид. Твою! Олух!
Лаунс. Ах, мою. Вот оно что. А кошелек чей же?
Спид. Твой, твой, черт тебя подери!
Лаунс. Боже мой. Значит, и жизнь моя и кошелек мой. Тогда все отменяется, потому что между своей жизнью и своим кошельком я выбирать не могу.
Спид. Почему?
Лаунс. Потому что кошелька у меня нет. Жизнь еще кое-какая есть, а кошелька — никакого.
Спид. Нет?
Лаунс. Нет.
Спид. Очень хорошо, тогда мы тебя повесим.
Лаунс. А вы что думаете, если вы меня повесите, у меня кошелек появится? Ах, господа, если бы оно так было, все бы вешались.
Спид. Ну, нечего тебе дураком прикидываться, выбирай сук.
Лаунс. Что выбирай?
Спид. Сук, сук.
Лаунс. Вот за это спасибо. А то у меня как раз пропала собака. А какие они у вас, породистые?
Спид. Я тебе о чем, дурак, говорю? Выбирай сук на дереве.
Лаунс. На дереве? А зачем же они туда залезли?
Спид. Ты меня, парень, не выводи из терпения. Я тебе, дубина ты этакая, говорю: выбирай сук, на котором ты хочешь, чтобы тебя повесили.
Лаунс. А я вовсе не хочу, чтобы меня вешали.
Спид. Выбирай, тебе говорят.
Лаунс. Сейчас. А вы обязательно меня повесите?
Спид. Можешь не сомневаться.
Лаунс. Тогда я выбираю вот этот. (Показывает на тоненький сучок у самого подножия дерева).
Спид. Ты что, парень, думаешь, мы с тобой шутки шутим? Ребята, обыщите его, а я пойду за веревкой. (Шепотом.) Необходимо предупредить атамана, что в лесу посторонние люди. (Уходит).
Первый разбойник. Открывай, негодяй, корзину.
Второй разбойник. Вино!
Первый разбойник. Четыре бутылки.
Второй разбойник. Вот это здорово!
Лаунс. Это вино синьора Протея, моего хозяина.
Первый разбойник. Вот мы сейчас за его здоровье и выпьем, а ты, пока тебя еще не повесили, можешь посмотреть, как мы это делаем.
Лаунс. Вы будете пить, а я смотреть?
Первый разбойник. Вот именно. Ну да.
Лаунс. Тогда вам не удастся меня повесить.
Первый разбойник. Почему?
Лаунс. Потому что у меня очень слабое сердце, и, если я буду смотреть, как другие будут пить, оно может разорваться.
Второй разбойник. А вот мы сейчас проверим, выдержит оно или не выдержит.
Лаунс. Стойте! Опомнитесь! Ради бога! Вы же умрете! Вы знаете, что в этом вине?
Второй разбойник. Что?
Лаунс. Оно отравлено, в этом вине яд.
Второй разбойник. Яд?
Лаунс. Яд. Стоит сделать один глоток и… Скажите, у вас есть родственники?
Второй разбойник. Есть. Дядя.
Лаунс. А тетя?
Второй разбойник. Тетя умерла.
Лаунс. Так вот. Стоит вам сделать один глоток, и вы еще не успеете попрощаться со своим дядюшкой, как с вами уже будет здороваться ваша тетушка.
Второй разбойник. Как здороваться?
Лаунс. Ну, как — я не знаю, как на том свете здороваются. Наверное, вот так: «Здрасте, я ваша тетя».
Второй разбойник. Что ты за чепуху порешь? Кто его отравил?
Лаунс. Синьор Протей.
Второй разбойник. Зачем?
Лаунс. Синьор Протей влюблен в госпожу Сильвию. Госпожа Сильвия любит другого, замуж ее выдают за еще одного другого, а убежала она еще с одним, совершенно другим. Так что, даже если ее поймают, выходит, что все равно она синьору Протею не достанется. Вот он и решил отравить своих соперников и в одну из этих бутылок насыпал яду.
Второй разбойник. В одну?
Лаунс. В одну.
Второй разбойник. Ну, значит, три-то можно выпить, — яд-то в одной.
Лаунс. А в какой — я не знаю. А вдруг именно вы с той и начнете. Представляете, чем это пахнет? Вы берете бутылку, делаете первый глоток и…
Второй разбойник. Здрасте, я ваша тетя.
Лаунс. Совершенно верно.
Первый разбойник. Черт возьми, но нельзя же из-за одной отравленной бутылки отказаться от трех неотравленных.
Второй разбойник. Да еще непочатых.
Первый разбойник. Что же делать?
Второй разбойник. Где же выход?
Лаунс. Выход-то простой.
Второй разбойник. Какой?
Лаунс. Вы сначала ответьте мне на один вопрос.
Второй разбойник. Ну?
Лаунс. Кто вы такие будете?
Второй разбойник. А ты что же, до сих пор не сообразил, дурак?
Лаунс. Нет.
Второй разбойник. Мы разбойники.
Лаунс. Разбойники! Караул, грабят!
Второй разбойник. Замолчи, негодяй! Разве можно кричать!
Лаунс. Значит, грабить можно, а кричать нельзя. Хорошенькие у вас порядки, нечего сказать. Кто же у вас за главного?
Второй разбойник. У нас, кроме атамана, нет главных. Все у нас тут одинаковы, и все у нас поровну, и каждый готов умереть за другого.
Лаунс. Умереть один за другого? Что же вы сразу мне этого не сказали? Ставьте их в ряд. Ставьте, ставьте, ставьте. Очень хорошо. Значит, способ такой. Вот вы… или нет, лучше вы… делаете по глотку из каждой бутылки, а вы зорко и внимательно следите, после какой бутылки он умрет. Скажем, он умирает после третьей. Значит, третью бутылку вы выкидываете, а остальные выпиваете.
Второй разбойник. Он-то выпивает, а я?
Лаунс. А вам не все ли равно — вы же умрете? А вам тогда все уже будет безразлично, вы же умрете. Причем как раз по всем вашим правилам — один за другого. Ну, что же вы ждете? Пробуйте.
Второй разбойник. Отказываюсь.
Лаунс. Ну хорошо, пусть пробует и умирает он, а пейте вы — разница небольшая.
Второй разбойник. Вот я сейчас возьму бутылку да как ахну тебе по голове.
Лаунс. Насколько я понял ваши слова, значит, вы тоже отказываетесь. Ну хорошо, тогда я буду пробовать.
Второй разбойник. Ты?
Лаунс. Я.
Второй разбойник. Ты хочешь сказать, что пожертвуешь ради нас своей жизнью?
Лаунс. А почему это вас удивляет? Вы не думайте, что только разбойники — хорошие люди, среди честных людей тоже находятся неплохие. Тем более что мне все равно умирать. И вообще, не уговаривайте меня, я решил. (Хватает бутылку, пьет.) Ой!
Второй разбойник. Что?
Лаунс. Ой!
Второй разбойник. Что? Что?
Лаунс. Умираю! Нет, кажется, показалось. Сейчас проверю. (Допивает.) Так и есть, показалось. Значит, яд в другой. (Берет вторую бутылку.) Господа, если вы попадете в Милан и увидите там коровницу по имени Джен, передайте ей, что я умер, произнося на закуску ее имя. Джен! Джен! (Пьет.) Джен! Джен! (Пьет).
Первый разбойник. Стой, негодяй! Попробовал — и довольно.
Второй разбойник. Кажется, уже ясно, что в ней нет яда.
Лаунс. А вдруг он осел на дно? Нет, уж жертвовать собой — так жертвовать. (Допивает.) Нет, не осел. Значит, яд в этой. (Берет третью бутылку, выпивает.) Все ясно, господа: раз в этих бутылках яда не было, значит, он в этой, в последней. Можно даже не пробовать. Сейчас я ее вылью, вырою ямку, вылью и засыплю. А то пройдет какой-нибудь зверь, лизнет и… Даже страшно подумать. (Отходит за дерево и выпивает последнюю бутылку.) Засыпал.
Вбегает Спид.
Спид(грозным голосом). Трепещи, негодяй, сейчас я тебя повешу!
Лаунс. Вот, вот. Или повесьте меня, пожалуйста, или прислоните к чему-нибудь, потому что стоять я уже больше не могу.
Спид. Что за черт, да ты никак пьян? Так и есть. Ну, пьяного тебя не испугаешь. Значит, шутка не удалась. Ну и шут с ней. (Срывает с себя маску.) Смотри, Лаунс, это я. Дружище, иди в мои объятья.
Лаунс(заплетающимся языком). Не дойти.
Спид. Лаунс, дорогой, это я. Я просто хотел тебя разыграть.
Первый разбойник. А разыграл-то он нас. Сознавайся, обманщик: ведь никакого яда в вине не было?
Лаунс. Дети мои, всякое вино — яд. И никогда я этого так остро не ощущал, как в данную минуту. (Спиду.) Дяденька, вы не знаете, как мне пройти домой?
Спид. Лаунс! Да ты что, до сих пор не узнаешь меня? Это я.
Лаунс. Я! А кто же это такое — я?
Спид. Твой приятель Спид.
Лаунс. Ну, раз мой приятель спит, и я усну. (Закрывает глаза, валится, его подхватывают).
Спид. Ребята, слышите голоса? Сюда идут. У носите, уносите его скорей.
Лаунса уносят.
Интермедии к спектаклю «Пугачев» по драматической поэме С. Есенина
Екатерина и ее статс-секретарь Александр Васильевич Храповицкий. В руках у него папка для бумаг в сафьяновом переплете. Он раскрывает ее и протягивает государыне первый лист.
Екатерина. Это что?
Храповицкий. Список ваших великих деяний, ваше величество.
Екатерина. Прочти.
Храповицкий. «Учрежденных губерний — двадцать девять. Построенных городов — сто сорок четыре. Заключенных…»
Екатерина. Ты с ума сошел, зачем заключенных?
Храповицкий.